Андрей Корф - Эротический этюд №№ 35-41 Страница 3

За ее спиной громко хлопнула дверь. Она обернулась, удивленно пожала плечами и поглядела на часы. Пожала плечами еще раз и вернулась к разговору с подругой. На ее «Ролексе», который никуда не спешил и ни от кого не отставал, было без четверти десять. Те, другие часы все еще топтались на восьми. Они смотрели в спину Времени с видом хромой дворняги на ипподроме.

– This is the road to hell, – сказал Крис Ри.

Она родилась чистой, как монахиня в банный день. И осталась бы чистой навсегда, если б не уличная пробка на Большой Дорогомиловской…

Эротический этюд № 37 Полынь

Она родилась чистой, как монахиня в банный день. И осталась бы чистой навсегда, если б не уличная пробка на Большой Дорогомиловской…

Все началось осенью. Не самое подходящее время для романов, согласитесь. Купидон, который извел сотни колчанов в августе, устал смотреть на то, как его стрелы одну за другой уносило в море. Потом поезда расползлись, как тараканы, по городским углам, и не загоревший мальчишка с крылышками приехал в Москву зайцем. Повесил за спину лук, прятался за кустами и забрасывал осенние парочки галькой, набившейся в пустой колчан на ялтинских пляжах…

Нет. Определенно, осень – не лучшее время для начала романа. И ничего путного из такого романа не выйдет, вот увидите…

Наша героиня не ездила на юг. Мало того, она даже не отдыхала, а, представьте, сдавала экзамены в институт. Она была правильной, умной девочкой, глупости планировала за неделю вперед и, когда время подходило, трусливо пряталась от них в чулане. Что же до поступков рассудительных – они всегда удавались ей как нельзя лучше. Вот и в институт она поступила с первой попытки.

Если мы нахально заглянем в мир ее девичьей комнаты, которая еще вчера была детской, то найдем там много интересного. На обоях с диснеевскими грызунами воцарился портрет Мэла Гибсона. Неизвестно, что о нем подумали ущемленные Чип и Дейл, но совершенно точно известно, что о нем думала сама наша героиня. Она обожала Гибсона. И не только старину Мэла. Ей нравились и Кину Ривз, и Аль Пачино и даже старина Николсон. Днем она часто прицеливалась взглядом на стену, но Чип и Дейл, отчаянно машущие руками, не входили даже в позорное «молоко» ее мишени.

Рассудительная девочка внимательно смотрела на портрет, снимала штанишки и, садясь на попутное кресло, широко расставляла длинные босые ноги. После этого она тщательно вылизывала пальчик (средний, с вашего позволения), и отправляла его в путешествие к центру земли. В те края, где плещется лава, и откуда растут вулканы.

Мэл Гибсон и те, кто сменял его в карауле на стене, смотрели на девочкины проказы с тем выражением лица, какое можно увидеть у старого вулканолога перед картиной «Гибель Помпеи».

Словом, как вы уже догадались, девочка была готова к появлению в ее жизни принца. Время от времени она посматривала на молчаливую дверь с досадой, которая очень шла к ее лицу…

…Он въехал в ее жизнь на старой «девятке». И въехал неудачно.

Это произошло ранним сентябрьским днем, когда она шла из института в белом платье и в том настроении, когда чувствуешь себя Невестой Мира. У нее все получалось этим летом, она прожила его так, как хотела, и теперь по плану должна была влюбиться.

Она полагала, что влюбляться нужно на бульварах, и летучим шагом направилась туда, где золотые ассигнации падают с кленов в обнищавшие за лето души…

…Она не сразу сообразила, что произошло, просто вдруг почувствовала себя мокрой. Только потом она посмотрела на платье и увидела огромные черные пятна. А еще потом услышала:

– Простите, ради Бога… Там яма была, ее не видно под водой. Что же вы ходите так близко к проезжей части, лужи ведь, третий день дожди…

Она не поняла, что незнакомый голос обращается к ней. Она зажмурилась и снова открыла глаза. Пятна никуда не делись. Они остались на месте и расширялись с каждой секундой. Мокрая до белья, она стояла перед всей Москвой, как девчонка, сходившая под себя во сне…

Она захотела умереть тут же, не сходя с места. Посмотрела на свою грудь, с проступившим под мокрой тканью соском, и снова захотела умереть. Тут же. Не сходя с места. Ни в один из ее замечательных планов не входил этот миг абсолютного позора.

Она слепо оглянулась вокруг. Все, конечно, смотрели только на нее. Мужчины притормаживали, ощупывали глазами – и шли себе дальше. От их взглядов по коже шли мурашки. Неожиданно обожгло в паху, волна возбуждения прокатилась по животу и стянула грудь, как корсет. Самое смешное, что ей вдруг нестерпимо захотелось облегчиться. Мочевой пузырь, казалось, сейчас просто взорвется.

Когда она почувствовала прикосновение к своему локтю, это едва не случилось. Несколько капель предательски выскочили из-под стражи и смешались с остальной грязью. Но ситуация осталась под контролем, даже слух и зрение заработали снова, предъявляя ей человека, стоящего рядом, и его слова.

– Я отвезу вас домой, – нервно сказал человек. – Чтобы вы смогли переодеться. Где вы живете?

– Так это вы меня забрызгали? – спросила она, глядя на него с любопытством, как на диковинное чудовище.

– Я, – он попытался улыбнуться. – Простите, ради Бога. Там яма была, их же не видно под водой. Вот я и въехал, со всеми вытекающими последствиями.

– Это вы… меня… забрызгали? – снова спросила она, чувствуя, что от знаменитого благоразумия не осталось и следа.

– Да. Я… – сказал он и виновато понурил голову.

Она изо всех сил треснула его кулаком по затылку. Он опешил, схватился за голову и засмеялся.

– Пойдемте, вы замерзнете, – сказал он.

Она заплакала, прикрывая грудь локтями. Он набросил ей на плечи свой пиджак и повел ее в машину. Щелкнула дверь, она оказалась в теплом салоне и вдруг почувствовала, что на нее никто больше не смотрит. Даже хозяин машины смотрел на руль, боясь покоситься в ее сторону.

Между тем, возбуждение не думало проходить. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы спокойно назвать адрес собственного дома, где ее ждал Мэл на стене и запасная одежда в шкафу. Странно, но ей хотелось только сбросить грязное и мокрое. Надеть взамен что-либо теплое и сухое не хотелось. А хотелось остаться совершенно голой, а дальше видно будет.

Незнакомец, унизивший и растоптавший ее чудесный день, вел себя тише воды и ниже травы. Только его глаза – острые, живые, которые она видела в зеркальце салона, не вязались с молчанием.

Он великолепно вел машину. Несмотря на казус с лужей, чувствовалось, что это – профессионал, каких поискать. Москва неслась мимо, не успевая заглянуть в окна машины, и девочка была этому рада.

Тишина каталась по салону, как пустая бутылка. Он включил музыку, но Она сразу подобралась, как пружина, и Он вернул тишину на место.