Дмитрий Липскеров - О нем и о бабочках Страница 33

– Э-э, сдачи нет!

– Нет так нет, – заключил. – Тогда я на сдачу твою музыку заберу, – и потянулся к автомобильному магнитофону.

– Ай! – испугался таксист. – Музыка не трожкай! – Мои пальцы мертвой хваткой вцепились в приборную доску. – Щас, щас отдам. Че ты такой нервический!..

Получив свою сторублевку на сдачу, я вошел в магазин театральных принадлежностей, где купил белый прозрачный шифон в количестве двух метров и коробку театрального грима. Также приобрел колонковую кисточку и тушь для ресниц. Взял еще пару пуантов…

На обратном пути я разменял сотенную, купив пачку сигарет без фильтра, достал из кармана извековский мундштук работы Тамплие, засунул в него «Приму», попросил в киоске зажигалку и подкурил… До сего дня я табака не пробовал, а потому всецело отдался новым ощущениям. Пуская дым носом, перекатывая его на языке, я не смог найти в курении ничего радостного, но и грустное в нем отсутствовало… Выбросив окурок в урну, решил, что иногда буду все же пускать дым, как грозные вулканы Камчатки – просто так, для форсу.

Далее путь мой лежал в магазин готовой одежды итальянских марок, где после нескольких примерок я выбрал темный костюм, две рубашки, одну белую, другую черную, и к ним три пестрые модные бабочки. Подобрал ботинки и несколько пар носков. На выходе я столкнулся лицом к лицу с Иратовым, и меня передернуло. Он дольше положенного незнакомцу задержал на мне взгляд. Потупившись, я уставился на Верушкины бесподобной красоты ноги. Бочком покинул бутик, думая: как же Иратов может без него обходиться? И зачем он ТАКОЙ нужен Верушке?

Возвращаясь к своему дому, я радовался, что теперь уж точно не встречу соседа Иванова. Наверняка этого нищеброда на пару лет определят в казенные апартаменты.

Каково же было мое удивление, когда на привычном месте, на лавочке возле моего подъезда, я обнаружил довольного соседа. К тому же он был не один – обнимал за талию дородную женщину с черными мешками под глазами и с непрокрашенными седыми корнями малиновых волос.

– Моя Зинка! – довольно осклабился сосед Иванов и принялся беззастенчиво лапать пышные формы подруги. – А ты, поди, думал, что я уже в СИЗО?

– Не думал, а был уверен!

– Ну не надо… – просила басом Зинка-ларечница, когда сосед полез к ней под блузку. – Здесь посторонние мне!

– Какие же это посторонние? – удивился сосед Иванов. – Соседи не бывают посторонними! Сосед даже важнее жены. Сторожит меня от бесчинств!

– И за какие же достоинства эта благородная дама простила тебя? – поинтересовался.

– Я предложил Зинаиде стать мне боевой подругой на оставшееся для моей печени время! И она великодушно согласилась. Правда, Зин?

Пенсионного возраста Зинка, опустив к земле несветлые очи, кивнула и опять шаляпинским голосом пробасила короткое:

– Да…

– Зинка будет жить в моей квартире, а за то я становлюсь долевым участником ее ларька. Все пополам! И квартира, и бухло с колбасой!

– Так ларек же сгорел! – удивился я.

– Сгорел, – подтвердил сосед Иванов. – Но не Зинкин, а Тамаркин! Нашему только бок подпалило…

– Так это вы ее? Тамарку?

– Тебе, как брату, отвечу честно. Мы. На семейной летучке решили убрать конкурента.

– Надеюсь, Тамарки не было внутри?

Сосед и Зинка переглянулись:

– Мы не проверяли…

– Если конкурентка сгорела, – просветил я, – и вас поймают, то могут определить лет на двадцать. Да, в общем, сами разбирайтесь! Мне здесь с вами недосуг. – И пригрозил: – Не плевать, окурки не затаптывать здесь и не распивать под окнами! Дети малые наблюдают. А то сам вас сдам! Понятно выразился?

– Понятно, – безрадостно согласился сосед, а Зинка задумалась над судьбой Тамарки – вроде как сестра родная…

Поднявшись в квартиру, опять набрал тот же телефонный номер… Не надо так часто звонить – раздражаю и рискую никогда не услышать ответ.

Заказал по мобильному суши из ресторана, находящегося в двух кварталах от дома. Быстро и с удовольствием пообедал… Затем онлайн оплатил гроб, катафалк и венок из гвоздик на послезавтра. Кажется, все было сделано, и я, поставив будильник на шесть утра на послезавтра, со спокойной совестью уснул.

В 6:45, с двумя сумками в руках, я уже звонил в дверь морга.

Патологоанатом открыла тотчас, так как сама только что прибыла на место работы. Женщина еще не успела сменить цивильную одежду на форменную, выглядела милой и домашней.

– Рановато! – Указала на стул: – Сядьте и ждите!

Через пятнадцать минут она вернулась и позвала меня.

– Готов! – вскочил я и вошел за ней в большой зал, который, казалось, был залит светом.

– Сегодня хороните?

– Да-да, – ответствовал я, рассматривая дверцы холодильных камер. – Ого сколько!

– У нас самый большой морг в городе.

– А где ассистенты?

– Как всегда, опаздывают, подлецы!.. Кстати, я вспомнила вашу Извекову, хотя правильнее было бы сказать, что мама моя вспомнила. Ей восемьдесят шесть… Сказала, что была та легендарной красавицей и фильмы с ее участием всегда шли с большим успехом.

– Могу приступить? – поинтересовался я, имея в запасе ограниченное время.

– Валяйте! Четвертая камера. А вашу актрису я не вскрывала… Стол на колесах, подгоните к холодильнику и перекатите носилки. Справитесь или санитаров дождетесь?

– Что уж тут, справлюсь…

В маленькой транспортировке ничего сложного не оказалось. Через пять минут голое тело старухи Извековой лежало на столе из нержавейки, и я приступил. Достал из сумок все необходимое, первым делом развернул сверток, который хранился у меня почти три десятилетия. В нем хранилась сорочка, которую когда-то Иратов на 8 Марта подарил Светлане, своей первой возлюбленной, сорочку, в которую он одевал всех своих институтских любовниц, та ВЕЩЬ, которую он в сердцах выкинул из окна… А я, пришло время, подобрал и подобающе хранил.

В эту шелковую одежду любви я облачил старуху Извекову. Мне казалось, что, пропитанная сотнями оттенков страсти, сорочка своей энергетической мощью скрасит унылую девственность актрисы… Сухие ступни тетушки я обул в пуанты и взялся за лицо. Я и вправду когда-то был гримером. Но не кинематограф, не телевидение обеспечивали меня работой, а некий фотограф Бескрылов, специализирующийся в семидесятые годы на эротической фотографии. Вот его ассистентом я и был тогда – приводил лица девушек, бледные, тусклые от плохих продуктов питания, в порядок. Бескрылова вскоре арестовали и посадили за порнографию. Я был оставлен на свободе, больше гримером не работал, но навык сохранил.

Через пятнадцать минут работы кисточками и специальными палочками сухое лицо старухи с впалыми глазами преобразилось. Со свежей, розового оттенка кожей, алыми губами, как любила тетушка, накладными ресницами старуха Извекова казалась живой, просто прикорнувшей до вечернего чая с зефиром. Укрыл худенькое тело вместе с головой прозрачным белым шифоном. Проглядывающее сквозь ткань лицо актрисы теперь казалось почти детским.