Наивность (СИ) - "Vi_Stormborn" Страница 34

В доме уже никого нет, сегодня он уходит на работу раньше нее.

Гермиона почему-то испытывает непривычно давящую пустоту в доме, когда его нет. Ей бы радоваться, что они не пересекаются после таких откровений, но на душе у нее неспокойно. Гермионе хочется видеть его в этот самый момент, и она сама не понимает, почему именно.

Блейз ведет себя крайне тактично и темы вчерашней вообще не поднимает. Они вливаются в работу почти сразу, он лишь напоминает о том, что затягивать с ответом не стоит, уже первый месяц зимы, в апреле необходимо отправить подготовленный пакет документов в университет, собирать который нужно довольно долго.

Девушка кивает и обещает подумать.

Она пока не думает.

Много дней проходят чудовищно медленно и бессмысленно. Гермиона не разговаривает с Северусом, не ужинает с ним, не пересекается с утра и вечером. Она иногда видит, как он идет на кухню, порой замечает, когда он закрывает дверь своей спальни, но не видится с ним напрямую.

Он не ожидает ее в одиннадцать тридцать в своей спальне все выходные и всю рабочую неделю. И Гермионе бы радоваться этому, но…

Этого не происходит.

Все свое свободное время после работы она посвящает Дейзи. От девчонки она почти не отходит, пропитывается ее простотой и искренностью. Ее жизнелюбием и детской наивностью. Порой Гермиона испытывает белую зависть. Дейзи не видит того, что происходит в доме, не понимает.

Она не задумывается о том, что может быть не так между Гермионой и папой, да ей и нет никакого смысла об этом думать. Она маленькая, она счастливая. У нее есть папа, есть чудесная Гермиона и Моди, которая читает ей сказки.

Гермиона не хочет, чтобы Дейзи взрослела.

Так тянется еще одна неделя, но в четверг Гермиона понимает, что не выдерживает. Уложив Дейзи спать, она выходит из комнаты и сразу направляется вниз по лестнице. В правое крыло дома девушка больше не смотрит. Не может смотреть. Да и в доме ей находиться после заката невыносимо. Если днем Дейзи еще может ее отвлечь от чудовищных мыслей, ночью Гермионе почти физически плохо.

Она входит в камин и надеется, что подруга не обманула ее с обещанием.

— Я схожу в магазин, ладно? — встает Гарри с места.

Джинни поднимает задумчивый взгляд от книги, прервав чтение. Поздним вечером они с Гарри берут за привычку проводить время вместе. Иногда они смотрят фильмы, выходят на прогулку или просто сидят вместе в гостиной с хорошей книгой.

Отношения не обязывают двух людей всегда пребывать в бесконечном общении, совершенно нормально просто посидеть вместе и помолчать. Это дорогого стоит.

— Захватишь сливочное масло и красной рыбы? — просит она.

Гарри улыбается и, склонившись, нежно целует жену, убрав ей за ухо густую прядь.

— Конечно, — соглашается он.

— И грибов, — напоминает она.

— Без проблем.

— И…

— Я возьму все, как обычно. Самую странную продуктовую корзину из всех возможных, — снова целует он Джинни. — Даже клубнику.

Джинни улыбается, закусив нижнюю губу, и с бешеной нежностью смотрит на Гарри. Мерлин, она так сильно любит его, что даже не может выразить это словами. Пожалуй, спустя почти пять месяцев после свадьбы Джинни может с уверенностью сказать, что влюбляется в него только сильнее.

— Люблю тебя, — выдыхает она. — Оденься потеплее, там вьюга на улице, — и опускает взгляд в книгу.

— И я тебя. Хорошо.

Гарри выходит из дома, закрыв за собой дверь, а Джинни подгибает под себя ноги, усевшись ровнее, и перехватывает книгу, снова загребая в ладонь горсть орехов. Девушка прекрасно знает, что после решающих матчей можно снова дать слабину в жестком питании, поэтому не стесняется съесть лишнюю порцию, потому что уж очень хочется.

За окном разгуливается непогода. Первая метель в этом году приходит в начале декабря, что странно. Стекла в рамах чуть дребезжат, давая тем самым понять, что непогода только усиливается, но кому до нее какое дело, если в доме тепло и уютно.

Она гоняет жареный миндаль за правой щекой и чуть ее не прикусывает, когда вздрагивает от вспышки огня в камине. Джинни резко оборачивается и расширяет в изумлении глаза, закрывая книгу.

— Гермиона? — не может поверить она в то, что видит.

Подруга выходит из камина и отряхивает домашний легкий костюм, опустив голову. Джинни бросает обратно в тарелку орехи и, оставив книгу на столике рядом, вскакивает с места, тут же ретируясь к подруге.

— Почему ты так поздно? — тревожится Джинни. — Что-то случилось?

Она видит, какая Гермиона бледная. Кажется, она немного потеряла в весе, уж слишком сильно выделяются у подруги скулы, да и щек почти не видно. Джинни обхватывает ее предплечья и старается заглянуть в глаза.

— Гермиона?! — чуть трясет она ее за плечи. — Отвечай, что стряслось!

Девушка поднимает взгляд.

— Гарри дома? — бесцветно спрашивает она.

— Нет, в магазин вышел, — смотрит она на входную дверь. — Вот буквально пару минут назад, — Джинни понимает, что задыхается от тревоги. — Гермиона!

Девушка делает небольшой шаг назад, побуждая Джинни отпустить ее, и та слушается моментально, отпуская ее предплечья. Гермиона заводит за уши волосы и тяжело, с дрожью вздыхает, прикрыв на мгновение глаза, после чего идет к дивану и обессиленно на него садится, ссутулив плечи.

Джинни терпеливо ждет. Ждет, пусть и знает, что такое молчание ни к чему хорошему не приведет. К тому же, Гермиона не держит осанку. Плохой знак. Она всегда ее держит, даже дома. Девушка поднимает взгляд.

Гермиона не знает, что именно следует рассказать подруге, и стоит ли вообще говорить о том, что она теперь знает о том, как умерла ее дальняя родственница. Эта информация становится просто финальной каплей. Гермиона терпела этот брак.

Терпела долго, несколько месяцев, но ничего, почти ничего не изменилось. Она не может находиться в этом доме, не может разговаривать с собственным мужем. Она как в клетке. Золотой клетке.

— Не могу больше, — шепотом выдыхает она, глядя подруге в глаза.

Джинни чувствует, как сжимается сердце от ее слов. Она говорит это так обессиленно, так устало и горько, что в глотке встает ком. Девушка делает шаг к подруге. Вопросов снова появляется столько, что гудит голова.

— Ударил? — первое, что спрашивает Джинни, озвучивая самое страшное предположение.

Гермиона качает головой из стороны в сторону.

— Брось, — морщится она.

Гермиону даже слегка поражает, что подруга это предполагает. Северус никогда бы не сделал этого. Джинни облегченно выдыхает. Не дай Мерлин он бы сделал что-то такое, она бы подняла на уши все, что только можно. Подруга делает еще шаг вперед и присаживается в кресло рядом.

— Противен? — осторожно спрашивает Джинни.

Гермиона смотрит на подругу. У нее не хватает слов, чтобы описать то, как ужасно она чувствует себя сейчас. Ей тяжело принять правду о прошлом Северуса, ей тяжело принять его самого, пусть она и старается. Она правда старается.

Мыслей слишком много, они очень разные и безумно громкие. Гермионе не удается зацепиться ни за одну из них, она не может разобраться в себе, не может понять, как ей быть. Она запуталась, она устала думать, от всей этой жизни у нее раскалывается голова, провоцируя апатию, из которой она только-только сумела выбраться не без помощи Блейза, Джинни и, как ни странно, самого Северуса.

Гермиона запускает пальцы в волосы и опускает вниз голову.

— Я не знаю, — честно сознается она.

Джинни облизывает губы, глядя в сторону. Ей тяжело видеть Гермиону такой. Что такое могло случиться за последнее время? Она же, кажется, только-только начинает расцветать в браке. Джинни надеялась, что все налаживается. Сейчас она так уже не считает.

— Я же предупреждала, что пожалеешь, — срываются с языка Джинни слова, которые она не хотела произносить. — А ты ответила, что плевать.

Однако кто скажет еще горькую правду, кроме лучшего друга? Гермиона молчит, не поднимая головы. Ей просто дышится легче в стенах дома лучших друзей, чем в своем собственном. Несмотря на то, что Джинни сейчас совсем не помогает, слушать ее голос куда приятнее, чем звенящую тишину дома все эти дни после отбоя.