Уитни Грация - Разумное сомнение. Часть 3 (ЛП) Страница 35

 Расстроенный, я набрал полицию, и они были у моей двери в течение нескольких минут.

 - А вы Лиам Хендерсон? – спросили они.

 - Да, это я.

 Я вытащил распоряжение суда из кармана и объяснил, что происходит, как Кевин с юридической точки зрения совершил похищение, но они меня перебили.

 Они не были в моем доме, чтобы принять заявку.

 Они были там, чтобы отчитаться.

 Когда они спокойно объясняли произошедшее, что она была меньше, чем за квартал отсюда, когда автомобиль столкнулся с грузовиком, мой мир остановился.

 Я спросил, в какую больницу она сейчас доставлена, чтобы поехать самым быстрым путем, но полицейские просто вздохнули и посмотрели мимо меня, как будто они не хотели что-либо говорить больше.

 Они и не должны были.

 Их взгляды все сказали.

 Похороны Эммы происходили в серый и дождливый день, еще один сильный удар по моему сердцу. Я выдержал речи нескольких людей, с которыми она пересекалась, ее юных друзей, которые еще не в полной мере осознали, что действительно означала ее смерть.

 Четырехлетняя девочка по имени Ханна, которая сидела рядом со мной, сказала. - Я надеюсь, что ты вернешься на следующей неделе, Эмма. Ты можешь прийти на мой день рождения.

 Я смотрел на крошечный гроб, когда они опустили его в землю, половина меня хотела прыгнуть туда и рискнуть быть похороненным заживо. По крайней мере, я бы ничего больше не чувствовал.

 Как только толпа начала рассеиваться одним за другим, похлопывая меня по плечу и высказывая соболезнования, и они ушли, я заметил Аву, идущую на кладбище.

 В сопровождении двух тюремных охранников она упала на колени и закричала, как только добралась до открытой могилы.

 - Вы привезли меня поздно на похороны моего ребенка. - Она проклинала охранников. – Я, черт возьми, пропустила их... Как можно быть такими жестокими?

 - У всех отпусков из тюрьмы есть ограничения по времени, мэм, - решительно сказал один из них. - Мы не могли выехать немного раньше.

 Она покачала головой и продолжала плакать, бить руками по земле. Как будто ей нужно было дистанцироваться от чувства вины, она встала и подошла к трибуне, читая газеты, которые были оставлены там.

 Она снова сломалась, и я подошел.

 - Лиам... - Она протянула руки. – Ее действительно больше нет, да?

 - Да.

 Я отказался утешать ее. - И это все твоя вина, Ава. Твоя чертова вина.

 - Ты думаешь, я не знаю об этом? - Она шмыгнула носом. – Ты думаешь, что я не чувствую это?

 - Это ты должна быть там, в земле прямо сейчас. Это должна быть ты.

 - Лиам...

 - Она не заслужила того, чтобы быть отнятой у меня, и ты это знаешь.

 - Я знаю это... Я просто…

 - Попыталась доказать свою точку зрения? Сделать все возможное, чтобы причинить мне боль, потому что ты облажалась и хотела потащить меня вслед за собой?

 - Мы можем пройти через это... Мы все еще можем найти способ восстановить свое имя в этом городе, и ты лучший юрист, которого я знаю, так что... Я знаю, что ты можешь предотвратить все вокруг и, возможно, помочь мне тоже. Может быть, простишь меня?

 - Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы убедиться, что ты сгниешь в тюрьме, чтобы убедиться, что ты никогда не выйдешь, и комиссия по условно-досрочному освобождению никогда не проявит к тебе и капли сочувствия.

 - Ты не мыслишь, что говоришь, Лиам...

 - Если я когда-либо найду способ, чтобы мне все сошло с рук, то вы с Кевином будете моими первыми жертвами.

 Охранник напротив нас взглянул на меня.

 - Не будь таким, Лиам...

 - Я буду Лиамом еще недолго, и ты знаешь почему. Я буду Эндрю.

 - Ты уезжаешь? Ты собираешься оставить меня здесь?

 - Это ты должна быть в земле прямо сейчас... - Я заметил, как распорядитель похорон начал складывать стулья, бездумно разрушая то, что было просто еще одной церемонией для него. - Это должна быть ты...

 Один из охранников начал говорить с сотрудником похоронного бюро, спрашивая о том, должны они покинуть территорию или нет. Заметив, что ее время здесь было ограничено, Ава схватила меня. - Лиам, в смысле... Эндрю. Ты явно все еще любишь меня, потому что ты доверяешь мне в этом... Мы можем восстановить все, что было, начать все сначала, ты и я... Мы можем сделать это, если ты мне поможешь...

 Я схватил ее за руки и убрал их, поскольку один из охранников подошел ближе.

 - Ты знаешь, что я не смогу быть в тюрьме, - сказала она, плача. - Они переводят меня на постоянное место пребывания на следующей неделе... Спаси меня, Эндрю... Спаси меня...

 Я ничего не ответил.

 - Если бы я могла все вернуть, я клянусь... Я клянусь, что сделала бы это. Ты не думаешь, что я тоже люблю Эмму?

 - Любила, - сказал я. – Теперь надо говорить в прошедшем времени, тебе так не кажется?

 Она вздохнула. - Пожалуйста, не бросай меня...

 - Не буду. - Я отступил назад, чтобы охранники могли сопроводить ее обратно к фургону. - Я напишу...

 - Правда? - Ее глаза засияли надеждой, когда она уходила. - Хорошо, я с нетерпением жду твоих писем... Я надеюсь, что у нас все наладится...

 Дождь усилился, перейдя от моросящего к ливню, но я остался стоять, не в состоянии уйти от Эммы. Я перечитал ее крошечное надгробие, плача, когда ее образ пришел в мою голову.

 Эмма Роуз Хендерсон,

 Папина девочка, целиком и полностью.

 Ушедшая слишком быстро,

 Но вовек не забытая...

 Я смотрел на эти слова в течение нескольких часов, позволяя дождю промочить меня до костей. Только когда директор кладбища сообщил мне, что ворота закрывались, я ушел.

 Потерянный и убитый горем, я провел следующие несколько месяцев в головокружительном тумане. Несмотря на то, что Ава была за решеткой, газета продолжала извергать ее ложь как факты, оклеветав меня, и я даже не потрудился оспорить это.

 У меня не было сил.

 Я представил письменные свидетельские показания через адвокатов, которых нанял, зная, что в конечном итоге все разрешится само собой. Меня даже не волновало, что Ава наняла своих юристов высокого профиля, чтобы не дать мне развестись с ней.

 Мне было на все наплевать.

 Моя фирма рухнула на глазах - все, вплоть до сточной трубы было распродано по частям, а в юридическом сообществе банкротство стало предупреждением, сигнальной лампочкой того, что произошло, когда статус и жадность поглощает одного из нас.

 Я пил каждое утро, позволяя алкоголю заглушить мою боль. И всякий раз, когда я просыпался после отключки, я снова пил. Только когда я начал употреблять кофе, я мог хоть довольно неплохо существовать, чтобы сделать что-нибудь.