Жозефина Мутценбахер - История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой Страница 36

Он снова расположился в своём прадедовском кресле с подлокотниками и подозвал меня.

– Теперь иди сюда, – сказал он, ещё продолжая тяжело пыхтеть, – Сейчас я, как ты и хотела, займусь твоими персями.

Он расстегнул мне платье и извлёк наружу мои маленькие круглые грудки. Они стояли у меня точно два шарика из слоновой кости, а соски выглядели так, будто на слоновой кости лежали две ягоды малины. Помощник священника явно обрадовался случаю полакомиться столь свежими фруктами, ибо стал торопливо брать в рот то одну, то другую ягодку и обсасывать их, чтобы они блестели еще больше, как иные продавцы фруктов на Капри облизывают землянику с целью придать ей привлекательный глянец.

Пыхтя и похрюкивая, он довольно долго занимался этим родом садоводства, а потом, наконец, сказал:

– Так я всё правильно делаю?..

– Да, – ответила я, – всё правильно…

– Ну, а сама ты стояла совершенно пассивно, пока твоей грудью играли? – спросил он дальше, продолжая теребить вверх и вниз мои предметы услады. – Ты сама при этом ничего не делала? Ты, к примеру, не играла с колбаской?

Теперь я сообразила, чего ему хотелось, и принялась обхаживать его подвеску. Однако та оставалась сонной и больше не поднималась.

– Сядь наверх… – приказал он мне.

Я уселась перед ним на письменный стол, так что ступни мои упирались в его колени.

– Сейчас, – сказал он, – настал черёд самого лучшего, так сказать, главного блюда…

Я не знала, что он имеет в виду, и с улыбкой смотрела на него.

– Да, дщерь моя, – сокрушённо вздохнув, продолжал он, – теперь я хочу самолично очистить тебя и в корне уничтожить всё, что оскверняет твоё лоно.

С этими словами он так высоко закинул мне платье, что я снова оказалась совершенно голой. Он водрузил мои бёдра себе на плечи, поместил голову у меня между ногами, а мне пришлось опереться локтями о столешницу.

Он приблизился ртом к моей щелке, и его горячее дыхание коснулось меня. Я не знала, чего он хотел, однако надеялась на что-нибудь приятное.

Что случилось со мной, когда на своих срамных губах я ощутила его пухлые, жаркие губы, когда своим мягким, горячим языком он разок прошёлся снизу доверху по моей расселине! Я вся затрепетала от неведомого мне доселе чувства. Такого блаженства я в жизни ещё не испытывала! До сих пор мужчины всегда обслуживались только моим ртом, однако этот бравый служитель алтаря был первым, кто тоже предложил мне свой язык.

Я судорожно дёрнула ягодицами и плотно сжала свою западню для мужчин, как будто речь шла о том, чтобы поймать нового жеребца.

Он поднял голову и спросил меня:

– Тебе это приятно?..

Трепеща от охватившей меня чувственности и жадно желая продолжения, я быстро произнесла:

– Да, ваше преподобие.

Он снова провёл языком вдоль моей дырочки, провёл так нежно, что рождённое этим блаженство показалось мучительным и отрадным одновременно. Затем он снова спросил:

– Тебе кто-нибудь уже делал такое?..

– Нет, – сказала я и приподняла попку, так что моя раковина, словно поднесённый кубок прижалась к его губам.

– Это очистит тебя, – сказал он, – это снимет с тебя всякую скверну…

Я протянула руку к его голове и, дерзко ухватив за тонзуру, пригнула её вниз, чтобы он нашёл своему рту более достойное применение, нежели разговоры.

В первую очередь он принялся обрабатывать клитор. Я погрузилась в такое состояние, будто всё, что было способно во мне к восприятию, внезапно сосредоточилось теперь внизу: рот, соски и внутренняя поверхность виньетки. Там, где кончик его языка касался меня, к телу, казалось, подключали электрические заряды. У меня перехватило дыхание, комната вместе со мной закружилась, и я аж глаза зажмурила.

Тут он внезапно оставил клитор, соскользнул глубже и проник языком в спусковую шахту. Моя попка на письменном столе закружилась в чардаше. Ибо что такое было совокупление в сравнении с этим раздражителем? Неистово извиваясь, я вплотную прижала щелку к его лицу. Я чувствовала, как его язык то глубоко проникает внутрь меня, то выбивает на клиторе барабанную дробь, то губы его целиком засасывали мои половые органы. Мне в эту минуту казалось вполне реальным, что все мои внутренности будут выпотрошены без остатка. То, что происходило со мной сейчас, было ещё прекраснее, чем лучшее совокупление. И всё же меня при этом неотвязно преследовала одна мысль – мысль о гигантском копье, которое маячило перед моим внутренним взором, которого я желала и которое должно было пронзить меня до самых печёнок.

– У меня подкатывает… у меня беспрестанно подкатывает, – восклицала я, – ах, я будто в раю, ваше преподобие… так хорошо мне никогда ещё не было… пожалуйста… посношайте меня, ваше преподобие… дайте мне свой шлейф… посношайте меня… нет, останьтесь… так… так… а-а, я закричу… я закричу…

Вдруг я почувствовала, как меня резко перевернули, и голова моя уперлась в чернильницу. А их преподобие поднялся с кресла. Его лицо, потускневшее до синевы, внезапно возникло передо мной.

– Давай-ка, – прохрипел он, – садись на меня… тогда ты получишь шлейф ещё раз…

Затем он, глубоко откинувшись, расположился в большом прадедовском кресле. Я крепко держалась за подлокотники и скакала верхом на острие его копья, поскольку из-под его толстенного живота ничего больше не выглядывало. Но для того, чтобы я не свалилась на пол, он своими могучими лапами цепко держал меня за обе груди, и, таким образом, мы во все колокола отзвонили с ним второй номер, который нам обоим доставил несказанно больше удовольствия.

Затем он позволил мне соскользнуть с колен и протянул мне носовой платок. Когда я собралась обтереться, он заметил:

– Погоди, мышка, тебе следует помочиться…

И с этими словами принёс мне свой синий колоссальный ночной горшок. Я выпустила в него свою влагу и всё священное масло, которым столь щедро и обильно помазал меня помощник священника.

Он стоял рядом и застёгивал брюки. Потом я привела себя в порядок, и когда, опустив подол, снова расправляла на себе платье, помощник священника предварительно, как бы прощаясь, ласково потрепал меня по груди. Я замерла в ожидании дальнейших событий.

Однако за этим ничего не последовало. Священнослужитель сказал:

– Теперь ступай, дочь моя, я буду за тебя молиться, а завтра рано утром приходи ко мне в церковь на исповедь…

Я поцеловала ему руку и пошла. Когда он собрался отомкнуть дверь прихожей, снаружи раздался стук.

Он открыл, на пороге передо мной стояла школьная подруга:

– Сегодня у меня больше нет времени, – довольно неприветливо сказал ей их преподобие. – Приходи, пожалуй, завтра после обеда…