Сол Стейн - Другие люди Страница 39

— Что принести из закуски? — спросил Майкл.

— На закуску мы немного поговорим.

— Дайте знак, когда подавать горячее.

И Майкл ретировался за стойку бара.

Глядя на Франсину Непредсказуемую, я думал о Джейн. Этот вечер планировался иначе, в расчете на другую женщину. Я готовился услышать, что идет не так в ее мире, состоящем из автомобиля и одежды, а разговор этот служил лишь прологом к битве под одеялом. Эта женщина могла бы защитить диплом по любовным ласкам. Большинство женщин, я убедился в этом на собственном опыте, знают только половину того, что нужно делать с мужчиной в постели, раз уж удалось завлечь его туда. Мужчины, к слову сказать, знают и того меньше в отношении женщин. Джейн обладала мастерством проститутки без обязанностей последней. Она не изображала страсть, ей не было нужды ненавидеть мужчин. Даже к мужу она питала теплые чувства. Просто ему приходилось разъезжать по стране, а Джейн не желала спать одна. Она использовала меня, я — ее, мы напоминали двух эмигрантов, знающих лишь несколько английских слов, которые, тем не менее, регулярно встречаются в парке, чтобы поиграть в шашки.

Франсина Непредсказуемая хотела, чтобы я использовал свой талант для выигрыша ее, по моему разумению, безнадежного дела. Что искал в ней я?

Да, она могла поговорить на темы, которых не рискнула бы коснуться обычная женщина, вроде Джейн. И, если смотреть правде в глаза, мы обедали потому, что этого захотела она, а не я!

— Извините, что не смог обсудить наши дела в кабинете.

— Извинение принимается. Сама прошу извинения за то, что этим вечером испортила ваш вечер.

— Еще не испортили.

— Я все думаю, как вышло, что вы небогаты?

— Денег мне хватает.

— Хватает, это понятно, но почему вы не так богаты, как адвокаты, вроде Ф. Ли Бейли. Разве вы не хотели бы иметь особняк с бассейном, винный погреб, бильярдную, спальню в зеркалах с круглой вращающейся кроватью, вы понимаете?

— Разве вас возбуждает вся эта мишура?

— Нет.

— Почему вы решили, что мне это необходимо?

— Вы холостяк. Вам не надо тратить деньги на детей.

— У меня есть женщины.

Если она и запнулась, то лишь на секунду.

— Вы когда-нибудь покупали им подарки?

— Случалось. Иногда они покупают мне подарки.

— Из благодарности?

— Думаю, любовник я неплохой, — и я быстро сменил тему. — Я скажу вам, почему я не так богат, как некоторые криминальные адвокаты. Я придерживаюсь нескольких правил.

— Моральные заповеди?

— Я же сказал, правила. Эти адвокаты, что таксомоторы. Их может остановить любой, если в кармане много денег, а процесс наверняка попадет в газеты. Я сам выбираю свои дела. И никогда не принимаю решение, основываясь на платежеспособности клиента или внимании газетчиков.

— Да вы социалист.

— Вот этого не надо. Я делаю то, что хочу. Ни одна корпорация мне не указ. Мне не нужно идти на компромиссы. Я не буду защищать гангстера с сотней «штук» в кармане. Если, конечно, дело его не покажется мне столь интересным, что я не смогу устоять.

— И какие же дела вы находите интересными?

— Вы можете подумать, что я слишком высокого о себе мнения.

— Держу пари, вас это не остановит.

— Мне нравятся дела, в которых исход больше зависит от меня, а не от имеющихся улик. Точно так же классный хирург готов сделать операцию бесплатно, если ее сложность отпугивает его коллег. Чтобы показать себя.

— То есть дело не в деньгах?

— Я не знаю ни одного профессионала, который предпочтет деньги возможности продемонстрировать во всей красе свой павлиний хвост.

— Вы меня не убедили. Вам же известен способ, которым мужчины проверяют женщин. Согласишься ты потрахаться за тысячу долларов, за десять тысяч, за миллион? И когда, наконец, называется цифра, услышав которую, женщина соглашается, он говорит: «Я знал, что ты проститутка. И хотел лишь определить твою цену». Какова ваша цена, мистер Томасси? Возьметесь вы за шестинедельный процесс в Лас-Вегасе за шестьсот тысяч долларов?

— Вы предлагаете?

— Только проверяю.

— Проверок я не признаю.

— А как насчет того, чтобы неделю поработать на Говарда Хьюза или Онассиса за миллион?

— По какому делу?

— Мистер Добропорядочность? Да кто заплатит миллион, если от дела не несет тухлятиной?

— Вот что я вам скажу, Франсина. Эти парни разбогатели не потому, что переплачивали адвокатам или бухгалтерам. Они знают, где найти ремесленников с экономическим или юридическим дипломом. В мире полно любителей полизать задницу. Я думаю, вы отметили это в том зоопарке, где работаете.

— Я никому не лижу задницу.

— Об этом я уже догадался. Я тоже, знаете ли. Я беру то, что хочу. И делаю, что могу.

Она смутилась.

— Вы такого сказать не можете?

— Пока еще нет.

— У вас все впереди. Вы молоды.

— Мне двадцать семь.

— Именно это я и имею в виду, вы очень умная девочка. Я хочу дать вам дельный совет, хотя он и не имеет отношения к юриспруденции. Не спрашивайте мужчину средних лет, почему он не богат. В этом возрасте он или уже разбогател, или занимается чем-то другим.

— Ф. Ли Бейли и Эдвард Беннетт Уильямс знамениты. Вас это не привлекает?

— У меня хватает клиентов.

— Известность вам ни к чему?

— Среди метрдотелей? Пешеходов? Судьи меня знают. И я знаю себе цену.

— Томасси Несгибаемый. В вашей жизни нет места случайностям?

— Есть, конечно.

— Каким же?

— Вроде сегодняшнего обеда.

— Не поняла.

— Сижу вот и пикируюсь с двадцатисемилетней девчонкой.

— Хотите уйти?

— Нет.

— Лучшего комплимента я давно уже не слышала.

— Комплименты не по моей части. Давайте уясним раз и навсегда, Франсина, я что-то да значу лишь в выбранной мною сфере деятельности. И делаю то, что хочу и как мне того хочется.

— Словно остального мира не существует.

— Ерунда, я знаю, что он есть. И может заниматься всем, чем ему заблагорассудится. Я только не хочу, чтобы он копался в моих делах. Большинство людей не хотели бы попасть в тюрьму. Ни у одного нет желания оказаться за колючей проволокой концентрационного лагеря. И, однако, в своей работе они ведут себя так, словно нормы их жизни установлены чернорубашечниками.

— Вернее, белорубашечниками.

— Это одно и то же, — отмахнулся я.

— А что вы знаете о концентрационных лагерях?

— Многое.

— Вы же не еврей, не так ли? — спросила Франсина.

— Это имеет значение?

— Не знаю. Надеюсь, что нет.