Hephaestia - Северный цветок Страница 4

По истечении пятого года его пребывания в доме Огги, за знахарем и его помощником прибыли из приграничного замка ярла Олафа Твердолобого. Командир небольшого отряда рассказал, что его господин жутко мучается с больным зубом, распухла половина лица, он не может есть и пить, говорит с трудом, и требует приезда Огги.

— Скорее всего, помочь мы ему не сумеем, лишь отсрочить конец, — шепнул по дороге знахарь, — с этими надутыми аристократами всегда так — обращаются ко мне в последнюю очередь, когда умники разные, в шелка ряженые, уже разводят руками, содрав с них побольше серебра!

— Учитель, ты думаешь, ярл Олаф умрет из-за этого зуба? Зачем же едешь?..

— А кто меня спрашивал, что я думаю… Ноги бы живыми унести, ежели что… вот о чем думаю, сынок!..

Пока старик Огги осматривал больного, издающего жалобные стоны и отвратительный запах гнилой плоти, Эйрих держался подальше от ложа под балдахином, за спинами домашних и прислуги ярла. Обернувшись, чтобы взглянуть за окно, он случайно встретился взглядом со стоящим совсем рядом красивым юношей с пышными волнистыми пепельными локонами, небрежно отброшенными назад и разметавшимися по широким плечам. С сильно загорелого лица с идеально правильными линиями носа, бровей и губ на него смотрели внимательные, немного отстраненные, изучающие глаза глубокого синего цвета, обрамленные очень длинными и густыми темными ресницами, выгодно контрастирующими с сиянием светлых волос и теплым мерцанием гладкой загорелой кожи. На красиво изогнутых, по-юношески пухлых и нежных губах застыла едва различимая улыбка, причем один уголок губ был немного выше другого, что, вместе с легким прищуром век делало лицо слегка надменным. Но так и положено выглядеть знатному молодому человеку. Эйрих сделал шаг в сторону, чтобы пропустить юношу — сына, или родственника ярла, к ложу отца. Юноша повторил его движение.

— Простите… — Эйрих отступил в другую сторону. И вновь повторилось то же самое.

Загорелое лицо заметно побледнело и покрылось мелкой испариной, неумолимо приближаясь к лицу пораженного Эйриха, пока он не уткнулся носом в холодную гладкую поверхность зеркала.

«Не может быть, чтобы это был… я!» — он помнил себя подростком, почти ребенком, невысоким и более упитанным, а из сверкающей глади на него смотрел подтянутый семнадцатилетний красавец. Он уродливых шрамов остались тонкие, словно паутина следы, едва различимые на гладкой поверхности щек и век. Один из них, пересекающий нижнюю губу и подбородок, был более широким и четким, он виднелся беловатым штрихом, и едва заметно искажал совершенство линии рта, заставляя губы кривиться в этой неестественной не то улыбке, не то гримасе.

Старик Огги сотворил чудо с его лицом. Но ярла Олафа спасти не смог.

А в ночь мучительной кончины хозяина замка на укрепленную приграничную крепость напал большой отряд ланмаркских воинов. До знахаря и его ученика доходили слухи о победоносных походах армии Ланмарка, покорившей половину соседней с Норрданом Белгики. По всему выходило, что завоеватели продвинулись гораздо дальше.

Замок был взят после семидневной осады. Все, оказавшиеся внутри крепости, были объявлены пленниками принца Манфреда, брата императора Конрада, за последние семь лет ставшего чуть ли не повелителем всего континента. Знатным пленникам было предложено написать родным и банкирам, чтобы выкупиться из плена. Слуг и прочих простолюдинов, в число которых входили и знахарь с учеником, объявили рабами Манфреда.

В первые же сутки заточения в подвале старик Огги тихо сказал Эйриху:

— Я слышу, как по моим следам крадется смерть. Скоро меня не станет, сынок…

— Учитель!.. — Юноша стиснул холодную костлявую ладонь старика.

— Тише, тише, не шуми… я знаю, что говорю, Рори… да и сам ты это чувствуешь, хотя и боишься признаться себе, назвать простую вещь своим именем… Скоро ты останешься один… но я за тебя спокоен, мальчик… я многому успел научить тебя, а чему я не успел, научит жизнь… так уж она устроена… А ты устроен так, чтобы впитывать ее науку, подобно губке… И помни, что ты гораздо сильнее, чем кажется тебе самому!

Под утро старик Огги начал задыхаться, и Эйрих поднялся с соломенного настила, чтобы кликнуть стражника и попросить воды. А когда вернулся назад, на него смотрели застывшие навсегда выцветшие глаза учителя.

Так Эйрих снова остался один.

Ближе к вечеру в подвал замка спустился закованный в сверкающие латы молодой рыцарь с надменным и хмурым выражением мясистого лица, будто обваренного кипятком. Его сопровождали несколько рыцарей и оруженосцев, и Эйрих догадался, что это сам принц Манфред явился взглянуть на своих новых рабов и отдать распоряжения относительно их судьбы.

Брат императора Ланмарка отобрал для работы в своих замках несколько самых рослых и сильных мужчин, стариков и пожилых слуг приказал управляющему сбыть на торгах, чтобы не тащиться с ними через всю страну. Юношей и подростков роздал своим приближенным, сопровождая сие действо самыми непристойными комментариями и пожеланиями. Слушая его, Эйрих заливался краской гнева и отвращения. И дрожал всем телом, ожидая своей очереди…

— Эй ты, лохматая образина, вылезай из своего угла! — управляющий принца поманил его рукой, вынуждая подняться и выйти на свет.

— Ого!.. Факелы повыше! — скомандовал принц Манфред, делая шаг в направлении неподвижно застывшего юноши. — Клянусь богами предков, ради этого прекрасного экземпляра стоило убить на этот никчемный дряхлый замок целых семь дней! Почему ты опускаешь глазки, моя прелесть? Я желаю знать, какого они цвета… — принц поднял лицо Эйриха рукой в стальной перчатке. — Изумительный северный цветок… Райнерий, отправь его в мои покои. Вымыть, расчесать, накормить и одеть в приличную одежду!

— Да, мой господин, — управляющий потянул Эйриха за рукав рубахи.

А окружающие принца рыцари захохотали в голос:

— Одевать-то зачем?

— А нашему государю нравится возиться с ленточками и застежками!

— О да, заводит похлеще старого вина!

— Интересно, а этот прекрасный истукан понимает нашу речь?

— Навряд ли, мой принц, он похож на коренного дана, а они все тупые, словно свиньи! — Райнерий подтолкнул скованного ужасом и отвращением юношу к выходу.

«Хотел бы я быть таким, как вы говорите, мерзавцы: тупым, ничего не понимающим и не чувствующим…» — в детстве он прочел много книг из Ланмарка: древних легенд и сказаний о странствиях отважных рыцарей, укротителей драконов и магов-злодеев, о любви прекрасных дам и страданиях юных оруженосцев и трубадуров, обреченных на безответные чувства к благородным королевам и принцессам. Но он и представить себе не мог, что рыцари юга окажутся похотливыми бесстыдниками и извращенцами, готовыми превратить свободного человека в раба и дешевую забаву!