Ваше Сиятельство 4 - Эрли Моури Страница 48

— Увы, увы… не жилец он. В палату не везите. Минут через десять душа отлетит и придется огорчить родственников.

— Точно, Марк Ефрамович? — усомнился кто-то из молодых. — Там девушка его у входа вся трясется в слезах.

— А я когда-нибудь ошибался? — старенький целитель недовольно хмыкнул и перешел к другой каталке, от которой доносились жалобные стоны. Поднял простынь, открывая морщинистое лицо старухи. — Зачем ее укрыли с головой? — он сердито повернулся к старшему санитару. — Ей еще жить и жить, а вы тут хороните! Стыдно вам должно быть, Алексей!

— Простите, простите, Марк Ефрамович, исключительно случайно вышло. Недоразумение! — заизвинялся тот.

Тем временем Родерик пытался решить сложнейшую дилемму: если сейчас он метнется к своей возлюбленной и принесет ей весть о почти преставившемся бароне, то пока Талия проснется, пока соизволит вылезти из-под одеялка и включить коммуникатор, пока отыщется информация о бароне Ерофее Семеновиче Семеновом, то пройдет поболее часа. И если Принцесса Ночи даст добро, то вселяться в окончательно мертвое тело будет совершенно поздно. Нужно так, чтобы жизненные процессы еще не успели остыть — об этом настоятельно говорилось в свитке Эренхумма, который Родерик в достаточной мере изучил, но не смог утянуть из закрытого архива при библиотеке магической академии. Если же на согласование с Талией не летать, то есть серьезный риск, что новый образ Родерика баронессе не понравится. Может она не любит рыжих? Может ей окажется неприятно лицо его благородия — Ерофея Семеновича Семенова? Или семья Семеновых окажется из тех, когда полезнее держаться не быть в той семье и вообще держаться подальше от их фамилии? Вопросов вертелось много. Серый маг даже подлетел к приоткрытому окну, собираясь лететь к гостинице, в которой видела сладкие сны баронесса, но остановился. Остановился в тот самый момент, когда барон-суицидник издал протяжный вздох и вытянулся. Этот вздох не ушел от внимания опытного целителя Марка Ефрамовича. Тот обернулся и с удовлетворением заключил:

— Все, преставился. Что и следовало ожидать, господа, — потом повернулся к одному из санитаров и сказал. — Ступай, Алексей, сообщи рыдающей девице.

— Но, Марк Ефрамович, почему я? — простонал Алексей.

— А потому, что именно ты эту пожилую госпожу преждевременно записал в покойницы! — ответил маг-целитель, зазвенев массивной пекторалью Асклепия. — Ступай, я сказал!

И тогда Родерик решился. Собственно, что ему было терять? Если не понравится Талии, то… Ну печально это, конечно… Придется тогда искать другое тело. В данной ситуации серый маг почти ничего не терял и даже при самом скверном раскладе он лишь приобретал. Приобретал опыт. А опыт, как известно, для мага — штука особо ценная.

Подлетев к рыжему барону вплотную, призрак мигом воскресил в памяти важные строки из свитка Эренхумма: «…растворяйся, не теряя себя. Превратись в ощущения, ни на миг не отпуская себя. Каждая частица тела, должна быть принята и стать твоей. Проникнись и познай до конца, как Ра — это животворящий свет, так и ты — это тепло и душа этого тела. Отныне это тело живет и дышит тобой…».

Родерик видел уже вышедшую из тела душу Ерофея Семенова. Она тут же взмыла к потолку и с жутким ментальным воплем заметалась по коридору. Сейчас ее нельзя было отпускать. Нужно было взять сколько получится ментальности барона. Ментальность — это не только память, но и привычки, особенности, образ мышления и много чего еще.

— Стоять! Замри! — мысленно повелел Родерик, и протянул к тонким телам барона свою удлинившуюся конечность.

Сам же, нырнул в мертвое тело. Сейчас требовалось сделать почти невозможное: разделить внимание так, чтобы часть существа серого мага сливалась, сживалась с физическим телом, другая часть успела взять у души барона все то, что будет полезно для восстановления памяти. Вот с последним вышло не очень хорошо. Родерик смог удержать напуганного призрака лишь на несколько мгновений — тот рванулся изо всех сил и с беззвучным воплем вылетел в окно, за которым зачинался рассвет. А через миг раздался еще один вопль, теперь уже вполне слышимый обычным человеческим слухом — это был вопль Родерика. Родерика соединившегося с ожившим телом и тут же испытавшего всю немалую боль в разбитой голове, вывихнутой руке и многочисленных ушибах. Однако орал серый маг не столько от физической боли, сколько от неожиданности, от невероятных новых ощущений, нахлынувших точно цунами. Орал от того, что свежий воздух вдруг ворвался в легкие и тут же вылетел из них с жутким звуком.

Вопль Родерика (теперь уже новоявленного барона Семенова) подхватил кто-то из юных целителей, стоявших рядом с каталкой. Наверное, кричал тоже от неожиданности. Студентка академии магов-целителей, что стояла по левую руку от Марка Ефрамовича, коротко взвизгнула и упала в обморок. Сам Марк Ефрамович побледнел, выпучил налитые крайним изумлением глаза, затем торопливо надел очки, словно желая лучше разглядеть, что же такое помешало барону Семенову благополучно отдать душу богам. Однако, хуже всех отреагировала старушка на каталке, та самая, которой Марк Ефрамович обещал «жить да жить». Она приподнялась, испуганно глядя на барона Семенова, захрипела, пытаясь что-то сказать, и тут же умерла.

В этот момент из зала ожидания вернулся санитар Алексей и торжественно объявил:

— Ну сказал я ей, что он помер — девица в истерике.

— Не надо было говорить, — сказал Марк Ефрамович, хмурясь так, что его широкий лоб пошел кривыми морщинами. — Вернись, и скажи, что жив! — Он все еще смотрел сквозь толстые стекла очков на рыжего барона, отчаянно хватавшего ртом воздух. Затем распорядился: — Старушку все же накройте, померла, так померла. Его благородие в шестую палату. Мигом. Левоневского туда же. Я сейчас подойду. — Затем сердито обернулся к непонятливому санитару и прикрикнул: — Бегом к девице! Обрадуй, мол, еще жив!

Марк Ефремович подошел примерно минут через пятнадцать. За это время Родерик кое-как успел обжиться в новом теле, отчасти унять боль, используя свои не слишком эффективные целительные техники. Большую часть внимания серый маг, теперь уже барон Семенов, старательно удерживал на задней части головы, понимая, что там не только самое болезненное место, но и самое опасное: и шансы удержать это тело в живом состоянии по-прежнему невысоки. Вместе с тем новый барон Семенов постепенно осознавал, что он почти ничего не помнит о себе прежнем. Всплывали кое-какие эпизоды из прошлого, но они были словно осколки сна, нереальные, бессвязные. Даже лица родителей он вспоминал как-то не особо ясно. Единственное, что он помнил очень хорошо, так