Октав Мирбо - Дневник горничной Страница 50

— Действительно ли это святая реликвия?.. — спросила она себя…

И в то время, как она усиленно шептала «Отче наш», в ее мысли врывались непристойные образы, и внутренний, незнакомый ей голос, заглушая молитвы, шептал:

— Во всяком случае, это должно быть был здоровенный мужчина…

Бедная мадемуазель Робино! Ей объяснили, что представлял этот осколок камня. Она чуть не умерла со стыда… И все время повторяла:

— А я его столько раз поцеловала!..

Сегодня, 10 ноября, мы провели весь день за чисткой серебра. Это целое событие… Традиционное происшествие, подобное варке варенья. У Ланлэров имеется великолепнейшее серебро, старинные редкие вещи. Они перешли по наследству от отца барыни, который, по словам одних, приобрел их в ломбарде, по словам других, под залог денег, одолженных одному родовитому соседу. Покупал этот негодяй только молодых людей для набора! Ничем он не брезговал и мало чем разнился от профессионального мошенника. Если верить бакалейщице, историю этого серебра можно назвать очень темной, или очень ясной — как угодно. Отец барыни будто получил все свои денежки, и вследствие неизвестного обстоятельства, серебро на придачу… Фортель, достойный великолепного жулика!..

Конечно, Ланлэры никогда не употребляют этого серебра; оно лежит в буфете, в трех больших ящиках, выложенных красным бархатом, за солидными замками. Раз в год, 10-го ноября, ящики вынимаются, и серебро чистится под личным наблюдением барыни. И затем, — прощай до следующего года… О! какими глазами она смотрит на свое серебро и на наши руки, которые его касаются! Никогда я еще не видала во взгляде женщины такой изумительной алчности…

Ну разве не смешно, что люди прячут серебро, брильянты, все свои драгоценности, все, что делает их счастливыми, и имея возможность жить в роскоши и веселье, живут так скучно и бедно?

По окончании работы серебро снова заперли на год в ящики, и барыня ушла, уверившись, что оно не прилипло к нашим пальцам…

Жозеф сказал мне с важным видом:

— Это очень дорогое серебро, знаете, Селестина… В особенности здесь есть «судок в стиле Людовика, XVI», ах, черт возьми, до чего он тяжел!.. Это все стоит, может, 25 000 франков, Селестина… может, больше… Точно неизвестно…

И, глядя на меня пристально, тяжело, почти проникая взглядом в самое нутро:

— Поедете со мной в маленькое кафе?

Какая связь существует между серебром барыни и маленьким кафе в Шербурге? В самом деле, не знаю почему… все слова Жозефа приводят меня в содрогание…

XII

12-го ноября.

Я обещала рассказать о г. Ксавье. Воспоминания об этом мальчугане преследуют меня и часто вертятся в моей голове. Среди множества остальных, его лицо чаще всех приходит мне на память. Часто жалею о нем и злюсь. Как бы там ни было, он все же был забавник и большой пакостник, этот г. Ксавье, со своей белокурой мордочкой, нахальной и помятой… Ах! мошенник! Уж именно о нем можно было сказать, что это — сын своего времени…

В один прекрасный день я получила место у г-жи Тарв, на улице Варэнн. Роскошный дом, шикарная прислуга… и отличное жалованье… сто франков в месяц, прачка, вино и все такое… Утром, когда я прибыла, очень довольная, на свое место, барыня позвала меня к себе в уборную… Сногсшибательная уборная, обтянутая кремовым шелком… Барыня, полная женщина, сильно разрисованная, с слишком белой кожей, с слишком красными губами, с слишком светлыми волосами, но еще красивая, франтиха… Представительная, шикарная!.. Уж на этот счет сказать нечего…

У меня уже тогда глаз наметался. Стоило мне быстро обойти квартиру парижан, чтобы представить себе нравы, обычаи ее обитателей, и хотя мебель так же лжет, как и лица, все-таки я редко обманывалась… Несмотря на показную роскошь данной обстановки, я тотчас почувствовала, что здесь дарят беспорядок, интриганство, погоня за наслаждениями, тайные скрытые пороки… Скрытые, но не настолько, чтобы я не почувствовала их запаха… всегда одного и того же!.. В первых взглядах, которыми обмениваются между собой старые и новые прислуги, заключается что-то вроде масонского знака — и это тотчас дает вам представление об общем характере дома. Как это водится во всех вообще профессиях, прислуга очень ревнива и жестоко противится вторжению новых… Несмотря на мою способность уживаться со всеми, я тоже вызывала ревность и злобу, в особенности со стороны женщин, которых бесила моя миловидность… Но с другой стороны, мужчины — нужно отдать им справедливость — всегда принимали меня хорошо…

Во взгляде лакея, отворившего мне дверь у г-жи Тарв, я буквально прочла следующее: «Здесь все вверх дном… нет ничего постоянного… Но все-таки жить не скучно… Можешь входить, крошка». И войдя в уборную, я была уже подготовлена — в пределах этих смутных и беглых впечатлений — к чему-то особенному… Но должна признаться, не было еще налицо никаких признаков того, что ожидало меня здесь в действительности…

Барыня писала письма, сидя за крошечным письменном столиком… Весь пол был покрыт белым мехом вместо ковра. На шелковых стенах я с удивлением увидала гравюры XVIII века, более чем вольного, почти неприличного содержания, и тут же картины на религиозные темы. Под стеклом груды старинных камней, слоновой кости, табакерки-миниатюры, саксонский фарфор восхитительно хрупкий. На столе — туалетные принадлежности, очень дорогие, золотые и серебряные… Маленькая собачонка, — клубок шелковистой светло-коричневой шерсти, спала на кресле между двумя лиловыми шелковыми подушками.

Барыня обратилась ко мне:

— Селестина, — так, кажется?.. Ах! мне совсем не нравится это имя… Я буду вас звать Мэри, на английский лад… Мэри, — вы запомните?.. Мэри, да… Это как-то приличнее…

Это в порядке вещей. Мы даже не имеем права носить своего имени… потому что во всяком доме есть дочери, кузины, собаки, попугаи, у которых те же самые имена.

— Слушаю, барыня… — ответила я.

— Вы понимаете по-английски. Мэри?..

— Нет, барыня… Я уже говорила барыне.

— Ах правда!.. Жаль… повернитесь немного, Мэри, чтоб я вас могла видеть…

Она оглядела меня со всех сторон, — с лица, со спины, в профиль, бормоча от времени до времени:

— Слушайте… она не дурна… довольно хороша…

И внезапно:

— Скажите, Мэри… Вы хорошо сложены?.. Очень хорошо?

Последний вопрос удивил и обеспокоил меня. Я не могла ухватить связи между моей службой в доме и сложением моего тела. Но не дожидаясь моего ответа, барыня сказала, продолжая разговор с самой собой, и проводя по всей моей фигуре с головы до ног испытующий взгляд.