Испытание верностью (СИ) - Александер Арина Страница 6

Медленно обернулась к Тарановскому и, увидев его растерянность, громко захохотала. Поскрипывание, как и страстные стоны прекратились. Я зажала рот ладонью, дабы не мешать людям получать наслаждение, и процесс возобновился.

Тарановский с минуту недоуменно глазел на давившуюся со смеху меня, а потом, закинув голову назад, раскатисто засмеялся сам.

— Шафаров, — долбанул кулаком об стенку, — имей совесть, мать твою. Ты тут не один!

За стеной послышался мат и женский смех, однако поскрипывание не прекратилось, а, я бы даже сказала, ускорилось. Дело шло к кульминации.

Я буквально рыдала со смеху, и ничуть не смущаясь оголенной груди, плюхнулась на кровать рядом с  Серёжкой. Он зарылся лицом в ладони, гулко прорычав. За стеной, вторя его рыку, послышался аналогичный звук.

— С*ка-а-а, такую тягу наломал, — простонал, убрав руки. — После такого не мешало бы и закурить.

— Только ты не куришь, — вытерла с уголков глаз выступившие слёзы и потянулась к лифчику. — Никогда не забуду, как Овчарюк заставил тебя выкурить почти всю пачку.

— Ага. Я тогда думал, что сдохну. Так х**во было. С того дня ни-ни. До сих пор тошнота накатывает.

Я начала возиться с застежками. Тарановский заботливо помог мне, без какого-либо намека на интим. Прошел этот момент. Перегорели. Оба.

— Чай будешь? — спросил, натягивая обратно футболку.

— А давай!

Пока заваривали чай на общей кухне, из соседней комнаты на умопомрачительных шпильках выпорхнула разрисованная ночная бабочка, а следом, в дверном проеме, показалась довольная физиономия Шафарова.

— Пардоньте, —  заулыбался, заметив нас с чашками, — сами понимаете, дело молодое.

Тарановский послал его куда подальше и Шафаров скрылся за дверью, решив не искушать судьбу. 

Я проследила за девушкой, прошедшей мимо меня и слегка передернулась. Извечная «дружба» проституток с представителями правопорядка стала уже чем-то привычным. Обыденным.

— Может, снимешь квартиру. Эта экономия не стоит подобного треша. — Потянулась к маковой сушке и принялась уплетать. Проголодалась, не то слово.

— Да дело не в экономии. Я тут толком и не бываю. Смысл снимать квартиру, платить за неё бабло лишь для того, чтобы принять душ да переодеться. Но девчонку сюда не приведешь, в этом я уже убедился. — Заулыбался, вспомнив недавний конфуз.

Хорошо с ним. Реально чувствовала его родным. Практически братом. Но его нежелание пойти мне на встречу в теме с Даней прочертило между нами некую границу. От этого было не по себе. Как-то грустно. Думала, он как никто другой поддержит меня. А он только высмеивал любую попытку прояснить ситуацию.

Мысли о Дане напомнили о запланированной встрече.

— Съездишь завтра со мной к брату? А-то я как-то боюсь. Первый раз всё-таки, — с надеждой подняла глаза на ставшее вмиг сосредоточенным лицо.

— Отвезу, проведу через контрольный стол, но остаться и подождать не смогу. Ты главное паспорт не забудь.

— И на том спасибо.

… По возвращению домой отец уже спал у себя, оглушая комнату храпом. Устал, бедняга. Я так и не призналась, что ушла с работы и что оказалась в полной заднице. Что-то подсказывало: подобному состоянию скоро придет конец.

Долго не могла уснуть, ворочаясь в кровати и прислушиваясь к звукам спящего города. Внутри трепетными волнами разливался страх. Страх перед завтрашним днем, грядущим будущим. Неизвестностью. Надеюсь, что не пожалею о предстоящем шаге, потому что как только его сделаю,  пути обратно не будет.   

На следующий день, ровно в десять часов я вошла в просторное помещение для кратковременных свиданий. Оно являло собой ряд кабинок, до половины скрывающих собеседников и было оборудовано телефонными аппаратами. Заключенного и его посетителя разделял стеклопластик, достаточно толстый, и в то же время идеально чистый.  

Я была благодарна Тарановскому за моральную поддержку с самого утра, потому что на отца нечего было рассчитывать – он укатил на работу ещё ни свет ни заря, не желая пересекаться со мной. Надеюсь, его вскоре попустит и он, в конце концов, наберется смелости навестить сына, в котором души не чаял.

Присела на неудобный пластиковый стул и принялась гипнотизировать дверь. В помещении кроме меня никого не было. Ещё издали, услышав нечёткие тяжелые шаги, вмиг напряглась всеми группами мышц, безошибочно определив приближение брата. На глаза навернулись слёзы, которые поспешно смахнула рукой. Мне не легко, а ему в сто раз тяжелее. Слезами горю не поможешь.

Дверь с тягучим скрипом распахнулась, и в дверном проеме показался брат. Я сразу просканировала самые незначительные изменения в его движениях, внешности. Божеее, а ведь прошло всего две недели. Что же будет дальше?

Даня вымучено улыбнулся и, дождавшись, пока с него снимут наручники, опустился на стул с противоположной стороны.

Его глаза… Как и тогда, на судебном заседании, были приговоренными, смирившимися с неизбежным. Потухшими. Может ли человек измениться за такой короткий срок? Наверное, может. Бывали случаи, когда людей ломало и за сутки.

Я потянулась к телефону. Чтобы унять дрожь, пришлось обхватить трубку со всей силы. Даня повторил мой маневр. Исхудал. Большие серые глаза стали ещё выразительней. У него мамины глаза. Он вообще, сильно похож на неё.

В старом спортивном костюме. Пострижен практически налысо. Горько улыбнулась. У него всегда были непослушные волосы, которые он зачёсывал назад, а сам затылок коротко состригал. Теперь было дико видеть «голую» форму черепа. На правом виске красовалась конкретная такая ссадина. В уголке губ, с левой стороны – небольшая припухлость. Уже успел подраться. Или побили. Сердце сжалось.

— Это обязательно было делать? — кивнула на его голову и постаралась, чтобы улыбка не была такой убитой. Не хотела начинать с причитаний, как нам тяжело без него. И так всё понятно.

— А моего мнения никто и не спрашивал, — уголки губ поползли вверх, но глаза оставались настороженными. Дикими. — Спасибо, хоть ёжик оставили.

— А с лицом что?

— Стены ровнял. — И когда я хотела открыть рот от возмущения, едва не закатив скандал, поспешно поднял руку, утихомиривая мое буйство. — Успокойся. Тут без этого никак. Если не хочешь быть на побегушках.

Пришлось проглотить тугой ком в горле, справляясь с нахлынувшими эмоциями.

— Я хотела на долгосрочное. Сказали, пока не положено. Мол, рано ещё, — вздохнула, опустив глаза. 

— И правильно. Ты ведь не в курсе, какие это муки – проверка перед ними. Тебя бы осматривали, где только можно и не только. Всю!.. Нет, Лида, — отвел голову в бок, проморгавшись. Я поняла, что он пытался прогнать непрошенные слёзы. — Даже не вздумай на них приходить.

Читала, что такие свидания – эмоционально тяжело для арестанта. Нам что? Посидели, посетовали в четырех стенах, да и выпорхнули на волю, а им ещё сидеть и сидеть.

— Хорошо. Не буду, —  всё же не выдержала: слёзы сами потекли, как не приказывала им остановиться. — Я там тебе одежду передала и продукты.

— За одежду спасибо, за еду – зря. Мужики рассказывали,  что половина не доходит или доходит испорченной.

— Пофиг. Хоть что-то же передадут, — шмыгнула носом. Соскучилась по его мягкому голосу. Ненадолго повисло молчание. Не знаю, был ли он рад моему визиту. Думаю, что да. Кто бы такому не обрадовался. Однако его лицо оставалось нейтральным. Надолго ли? — Дань, — подняла глаза, встретившись с серой горечью, — расскажи, как всё было.

— А смысл?

— Ты гонишь?

— Нет. Что изменит тот факт, что я отключился на заднем сидении, а пришел в себя за рулем? Я них** не помню, что было в этом промежутке. А знаешь, что самое страшное? — потянулся к окну и, прижав телефон к уху, быстро прошептал: — Что я действительно мог сбить человека на смерть.   

— Я не верю, — разревелась, проклиная себя за несдержанность. — Не верю…

— А я – верю, — послышалось всё так же тихо. — С каждым днем верю всё больше и больше.