Эммануэль Арсан - Дети Эммануэль Страница 6

— Хорошо, — согласился Брюс, — иногда ты рассуждаешь, как ребенок, в то время как меня упрекаешь в незрелости! Как же мне понять тебя?

— А ты попытайся! Тебе все же двадцать восемь лет, и ты старше меня.

— Да, старше, причем намного. Иногда мне кажется, что тебе не двадцать пять лет, а всего четырнадцать или пятнадцать.

— Пусть так, но я никогда не боялась будущего и не старалась уйти от прошлого. Ты же изобрел собственный способ сохранять мечты, помещая в своей мастерской фотографии и скульптуры молодых девушек и их матерей. Они для тебя важнее, чем живое тело.

Они надолго замолчали, потом Эммануэль встала и подошла к окну. Ее лицо было серьезно и задумчиво. Постояв немного у окна, она вернулась к Брюсу.

— Ты был прав, — сказала она. — Я замечталась. Действительно, какое могло быть удовольствие или радость в этой проклятой печке! Самое лучшее, самое настоящее должно происходить при свете дня.

Неожиданно она взмахнула рукой, словно сбрасывая наваждение, и произнесла:

— Пойдем приготовим ужин, а то скоро вернется Жан. Подай мне, пожалуйста, блузку.

— Ты не настолько эмансипирована, как хочешь казаться! — воскликнул Брюс. — Почему ты не хочешь заняться со мной любовью при своем муже? Почему не предложишь ему присоединиться к нам?

— Только потому, что не уверена, что ты достаточно влюблен в меня. Когда я смогу убедиться в этом, для тебя не будет ничего невозможного. — Не давая Брюсу опомниться от этих слов, она продолжала:

— Я тебя люблю, и именно поэтому ты мой любовник. Далеко не каждый человек имеет шанс стать моим любовником. Но еще меньше существует возможностей стать моим мужем. — Она бросила на молодого человека несколько озорной взгляд и добавила:

— А быть моим мужем куда лучше… — С этими словами Эммануэль обняла Брюса и поцеловала. — Разве ты не хотел бы в один прекрасный день стать моим мужем?

Брюс стоял молча и неподвижно, словно боясь неосторожным движением погасить такой порыв откровенности со стороны Эммануэль.

Эммануэль взяла его за руку, подвела к постели, легла сама и знаком пригласила Брюса последовать ее примеру.

— Я отдаю себе отчет, что ты знаешь меня совсем недавно, где-то около месяца. Что касается меня, мне требуются годы, чтобы сделать вывод, люблю я человека или нет. Но тебе гораздо труднее понять это. Ты должен знать не только меня, но и весь этот дом, всех тех, кто живет здесь или просто бывает в гостях. Но, может быть, я требую от тебя слишком многого?

Брюс отрицательно покачал головой.

— Если я и излишне настойчива, — продолжала Эммануэль, — то это из-за того, что я просто боюсь времени. Ты понимаешь меня?

На этот раз Брюс кивнул утвердительно.

— Ты же не боишься времени, поэтому ты нужен мне.

— А твои дети?

— Они очень похожи на тебя. Вернее, они такие же, как и ты. Кристофер, Из, двое их друзей еще не выросли настолько, чтобы думать об этом, и это вполне естественно. Меня больше беспокоят люди типа Маттиаса, Монель и Стефани. Я никак не могу понять, что у них в глубине души.

Брюс улыбнулся и несколько меланхолично заметил:

— Не стоит особенно сетовать на время.

— Конечно, тем более что нам остается пространство! Естественно, не абсолютно все, а лишь та часть, которая доступна человечеству. — Эммануэль поспешила уточнить свои слова, увидев, что на лице Брюса появилась тень сомнения, хотя и не совсем точно представляла, что именно могло вызвать его недоумение:

— Я знаю, что пространство иногда может быть сурово к нам, но, в отличие от времени, далеко не всегда. Если все окружающее неприятно тебе, ты можешь дотронуться до моей кожи, и радость ее осязания будет для тебя истинным пространством. Все остальное не должно тебя интересовать. Как видишь, ты ошибался, утверждая, что мы бессильны против времени. Радость, которую ты ощутил, прикасаясь к моей коже, способна остановить время. — Разговаривая с Брюсом, Эммануэль ни на минуту не прекращала ласкать его грудь, живот, словно втирая в его тело свои мысли. — Камни, из которых сложена печь, были грубыми. Такими же грубыми были тела Кристофера и Из, когда мы их вытащили на воздух. Но вся эта грубость отступает в моей памяти, когда я глажу тебя, ощущаю твое тело. Если бы я была грубой, как большинство живущих на земле людей, я, наверное, уже давно сделалась бы старухой. Я рассказываю тебе все это, чтобы ты понял, для чего мне нужен этот дом и почему я хочу жить так, как мы здесь живем. Я хочу, чтобы наша жизнь была такой же приятной и сладкой, как сама любовь, и такой же долгой. Шан-Лу — это не только место, где все мы находимся сегодня и будем находиться завтра. Это то, что позволит людям с теплом вспоминать о нас, а нам о них и не становиться стариками и старухами.

Жан и Маттиас бросили в камин последнее полено. Они только что пообещали Стефани послезавтра раскрыть ей все тайны своей работы. Сегодня же ужин кончился слишком поздно, да и они порядком устали. Единственное, что они хотели еще успеть сделать сегодня, — это закончить книгу.

Эа, Оранж и Дэвид уже отправились спать. Монель, удобно устроившись на диване, незаметно задремала.

Вернулась Эммануэль, ходившая в спальню проведать близнецов, которые к этому времени совсем оправились от шока и выглядели вполне нормально. Брюс задержал ее, взяв за руку, и неожиданно тихим голосом спросил:

— Ты так и не сказала мне, почему дала им такие имена.

— Пожалуйста. Анна-Мария и я всегда мечтали, чтобы у нас с ней был ребенок, и даже придумали имя — Из. Наша девочка позволила воплотить мечту в реальность. Кристофером звали друга Жана, который добивался меня целый год. Я тоже желала его, особенно когда внутри меня уже сидели близнецы, но мы так никогда и не были близки.

По выражению лица Брюса Эммануэль поняла, что ответ не удовлетворил его. Она улыбнулась:

— Я должна была чем-нибудь отплатить ему. К тому же если бы я дала своему ребенку имя одного из его настоящих отцов, то неминуемо вызвала бы между ними ревность друг к другу.

Брюс, казалось, был несколько ошеломлен, но сказал:

— Ты только что говорила, что выйдешь за меня замуж, если твой муж, дети и друзья, живущие у тебя в доме, не будут против.

— У меня есть и друзья, которые не живут здесь, но тем не менее никогда не покинут меня. Есть еще друзья моих детей. В любом случае речь идет о каком-то разрешении. Главное, чтобы все они любили тебя. Если они полюбят тебя, то разрешат мне доставить тебе радость.

— И мне доставить радость тебе?

— Именно так. Они должны быть уверены, что я нужна тебе.

— Предположим, что одному из них эта идея не слишком понравится…

— Тогда я ничего не смогу поделать.