Мари Грей - Зимняя сказка Страница 6

Она в самых своих буйных фантазиях не могла себе представить, что Филипп будет так говорить с нею. Он, казалось, и в самом деле был сердит и не собирался терпеть никаких возражений. Он подсунул одну руку ей под таз, приподнял, а другой стал гладить ее киску. Сильно, слишком уж сильно – именно так она и хотела. Его пальцы безжалостно массировали ее плоть, отчего она испытывала наслаждение и боль почти невыносимые. От боли в запястьях она готова была кричать, все ее тело пребывало в напряжении. Но в чреве ее бушевал огонь, и она чувствовала, как ее соки проливаются на простыни между ног. Она так жаждала этого наслаждения, так ждала его – не меньше, чем оседлавший ее мужчина. Он стал символом боли, и она с нетерпением ждала его. Словно прочтя ее мысли, Филипп ухватился за ее груди и грубо их смял. Его ногти впились в соски, и все ее нутро изошло криком. Теплые слезы побежали по ее лицу. Слезы наслаждения? Слезы боли? Она уже не чувствовала различий. Насильник принялся щипать и кусать ее груди, ее шею, ее плечи, живот. Он спускался все ниже и ниже, и наконец его зубы впились в такую нежную кожу – изнутри ее бедер. А руки тем временем продолжали больно мять ее тело. Когда его зубы прикоснулись, наконец, к широко распахнутым губам жертвы, крик, который она до той поры сдерживала, разнесся по спальне. Спустя какое-то время ее любовник извлек что-то из кармана. Он вытащил шарф у нее изо рта и вместо него воткнул этот непонятный предмет. Это была какая-то твердая довольно широкая цилиндрическая штуковина из стекла или металла. Потом он вытащил этот предмет у нее изо рта и резко всадил его между других губ – туда, где она так отчаянно жаждала его. Он медленно охаживал ее этой штукой, готовя к приему предмета куда как более внушительного. Она чувствовала, как ускоряются в ней эти грубые движения, а с ними надвигается вал опустошительного оргазма. Но он вдруг вытащил из нее цилиндр и швырнул его об стену – тот разлетелся на миллион мелких осколков.

Едва слышимый звук молнии на его ширинке, нарочитая замедленность движений были настоящей пыткой для его жертвы. Он встал на колени над ее головой. Наконец-то! Он раскрыл ее рот и безжалостно ворвался туда своим членом, который она с благодарностью приняла. Он вошел в нее до самого горла, она поперхнулась и слезы опять ручьем потекли по ее лицу. Не без труда она ласкала его своим языком, оказывая ему наилучший прием. Ей было больно, но ее киска изнывала от желания. Сила наслаждения пугала ее.

– Тебе это нравится, да? Отвратительно.

Один прыжок, и он уже стоял на ногах. Он отошел от кровати и с преднамеренной медлительностью направился к двери.

– Прощай, Мишель.

– Что?! Вернись! Вернись немедленно!!

Она услышала, как скрипнула входная дверь, и в спальне повеяло холодным воздухом. Он исчез! Чем она заслужила этот жестокий уход? Он оставил ее связанной и сгорающей от желания на грани самого мощного оргазма в ее жизни. Ублюдок! Но вдруг:

– Ты и правда решила, что я оставлю тебя в таком виде?

Грубые ласки начались снова. Он проникал в нее своими пальцами, щипал и кусал все ее тело. Мишель, больше не в силах сдерживаться, кончила.

– Я тебе не давал разрешения кончать. Еще рано!

Он замер на мгновение, размышляя.

– Я тебя накажу за это.

Он перевернул ее на живот, приподнял ее таз и вошел в нее одним мощным толчком и без всякой подготовки. Ей показалось, что ее сейчас разорвет пополам. Никогда Филипп не любил ее с таким остервенением, с такой грубостью – и ей нравилось это.

Она отнюдь не молила его о пощаде. Он наклонился над ней и ухватил ее груди, принялся их мять и царапать. Он с легкостью проникал в самые сокровенные глубины ее чрева. Она была раздавлена, повержена его немалым весом, и ей казалось, что ее ноги, таз сейчас разойдутся на две части. Она кончила еще раз, потом еще, а он оставался таким же твердым, как в начале, и продолжал насилие с такой яростью, что ей не оставалось ничего другого – только подчиниться его напору… Мышцы ее живота сокращались и все тело извивалось в неистовстве оргазма, который, казалось, будет продолжаться вечно, вынуждая ее любовника ускорять движения и проникать в нее с еще большим остервенением… Но тут кончил и он, оросив ее измученные ягодицы и бедра…

Они оба были без сил, хватали ртами воздух, пребывая в прострации. «Если это был сон, – думала Мишель, – то я по части фантазии явно превзошла самое себя!» Филипп осторожно развязал ее руки и лег рядом. Ей очень хотелось проанализировать свои чувства, но сейчас это было выше ее сил. Она испытывала полное и абсолютное удовлетворение. Они уснули вместе, и последнее, что она помнила, была легкая судорога, прошедшая по всему ее телу – последняя волна наслаждения, после которой она погрузилась в сон.

На следующее утро Мишель разбудил запах кофе, готовившегося внизу. Метель кончилась, сияло солнце, а на окнах красовались замечательные, похожие на кружева морозные узоры. Филипп (тот самый Филипп, которого она всегда знала) вошел в спальню с подносом, на котором стоял роскошный завтрак. Он был в своем обычном виде: молодой выпускник университета в махровом халате. Голос – мягкий и нежный. Он с любовью посмотрел на жену, но в его глазах она увидела искорки, которых прежде там не было…

Он ласково ее поцеловал в лобик и поставил перед ней поднос. Рядом с тарелками красовался великолепный букет белых лилий и лежал маленький белый конверт. Внутри оказалась открытка, а на ней аляповатая картинка – розовые цветочки, ленточки, птички. На открытке знакомым почерком Филиппа была написано предсказуемое: «Я тебя люблю. Филипп».