Октав Мирбо - Дневник горничной Страница 72

— Сюда… пойдите сюда…

И он идет, ласкаясь, фыркая, с заискивающим взглядом.

— Теперь на задние лапки..

И он так забавно становится на задние лапки, размахивая передними в воздухе…

— О! милашка!..

Я даю ему сахар… ласкаю его шелковистую шерстку… он не внушает мне отвращения… и я снова думаю.

Ну, не дура ли я? Хорошая собачка… прекрасный сад… отличный дом, деньги, спокойствие, обеспеченное будущее… отказаться от всего этого!.. и не зная даже почему!.. Никогда не знать, чего я хочу… никогда не хотеть того, чего я желаю!.. Я отдавалась многим мужчинам и, в конце концов, я боюсь — хуже того — я ненавижу мужчин издалека. Когда я нахожусь вблизи, я даюсь им в руки, как больная курица… и способна на всякое безумие! Я умею сопротивляться только тому, чего никогда не бывает, и мужчинам, которых я не знаю… Нет, я никогда не буду счастлива…

Передняя повергала меня в тоску… Эти сумерки, этот тусклый свет, эта выставка живых существ наводили меня на мрачные мысли. Надо мной витало что-то тяжелое, неотвратимое… Не дожидаясь закрытия конторы, я ушла с тяжестью в сердце, с сдавленным горлом… На лестнице я столкнулась лицом к лицу с г. Луи. Он медленно, с трудом взбирался по ступеням, держась за перила… Мы посмотрели друг на друга. Он ничего мне не сказал… Я тем паче не нашла ни одного слова… но наши взгляды сказали за нас. Ах! он тоже несчастен… Я прислушивалась с минуту, как он подымался по ступенькам… Потом я быстро сбежала с лестницы… Бедный малый!..

На улице я несколько секунд стояла, как оглушенная… Я искала глазами жриц любви, круглую спину и черное платье М-me Ревекки Ранвет. — Моды… Мне хотелось увидеть ее, пойти к ней… но никого не было… Мимо меня проходили занятые, равнодушные люди, не обращая внимания на мое отчаяние… Тогда я вошла в трактир, купила бутылку водки и, послонявшись по улице все еще в чаду, с тяжелой головой, поднялась к себе в гостиницу…

Вечером, довольно поздно, я услышала стук в дверь… я лежала на постели, пьяная, наполовину голая…

— Кто там? — крикнула я.

— Это я?

— Кто?

— Человек.

Я поднялась, с распущенными волосами, падавшими мне на плечи, и отворила дверь:

— Что тебе?..

Лакей улыбнулся… Это был рослый, здоровый мужчина с рыжими волосами, которого я неоднократно встречала на лестнице — он всегда странно посматривал на меня.

— Что тебе? — повторила я…

Лакей продолжал улыбаться. Он в смущении вертел пальцами подол своего покрытого масляными пятнами синего передника. Он пробормотал:

— Мамзель… я…

И жадно посмотрел на мое голое тело…

— Ну, входи… животное… — крикнула я ему вдруг, и втолкнув его в комнату яростно захлопнула дверь.

О, проклятье! на следующий день нас застали вместе пьяными на постели… в каком виде… Боже мой!..

Лакея прогнали… мне не пришлось даже узнать его имени…

Я не хочу покинуть «рекомендательного бюро г-жи Поллат-Дюран», не упомянув об одном бедняке, которого я там встретила. Это был садовник, овдовевший четыре месяца тому назад, и теперь искавший места… Мне не приходилось видеть более печального и удрученного лица… Жена его умерла от выкидыша — так ли это? — накануне того дня, когда они после двухмесячной нищеты должны были, наконец, поехать в имение на службу, — она в качестве скотницы, а он садовника. Устал ли он, надоело ли ему жить, или ему не везло, но с тех пор он никак не мог устроиться. Он даже ничего не искал… Его небольшие сбережения быстро растаяли за время безработицы… Мне удалось побороть его недоверие и приручить его немного к себе. Тронутая его несчастьем, я однажды выказала ему столько участия и жалости, что он рассказал мне свою простую и ужасную историю… Я передам ее в форме рассказа третьего лица.

После того как они осмотрели сады, террасы, оранжереи и расположенный у входа в парк домик садовника, обвитый плющом, жасмином и виноградными лозами, они медленно, молча, в трепетном ожидании возвратились на лужайку, где графиня с любовью во взоре следила за своими тремя белокурыми, розовыми, резвыми, счастливыми детьми, которые играли в траве под наблюдением гувернантки… Они остановились на почтительном расстоянии, шагах в двадцати от графини. Он держал в руке свой картуз, — жена в черной соломенной шляпе, в темной шерстяной кофте, оробев и сконфузившись, теребила цепочку ридикюля.

Вдали расстилались волнистые лужайки парка обрамленные огромными тенистыми деревьями.

— Не стесняйтесь… подойдите поближе — любезно сказала графиня, подбадривая их.

У него было загорелое лицо, узловатые руки землистого цвета, бесформенные, точно отполированные от постоянного употребления инструментов… Жена несколько неуклюжа, но очень опрятная, немного бледная с бледно-серым лицом, покрытым веснушками. Она не смела поднять глаз на эту прекрасную даму, которая сейчас начнет нескромно разглядывать ее, задавать неприятные вопросы, выворачивать ее тело и душу, как это обыкновенно делается… и она упорно глядела на ребятишек, которые грациозно и мило играли в траве…

Они медленно пододвинулись на несколько шагов и оба одновременно машинально скрестили руки на животе…

— Ну… — спросила графиня… — вы все осмотрели?

— Графиня очень любезна — ответил он. — Имение роскошное… большое… прекрасное… Немало работы, сказать правду…

— И я очень требовательна, — предупреждаю вас… я справедлива, но требовательна. Я люблю, чтобы все исполнялось хорошо… И цветы… цветы… цветы… всегда — повсюду… Впрочем, летом у вас два помощника, зимой — один… Этого достаточно…

— О! — ответил садовник — я не боюсь работы… чем больше работы, тем больше я доволен… я люблю свое ремесло… я его знаю… Деревья… плоды… мозаика… и тому подобное… А что касается цветов… дело мастера боится… нужен вкус… вода… солома… и, простите за выражение, графиня… много навозу и удобрения… и будет все, что желаете…

После короткой паузы он продолжал:

— Моя жена также очень трудолюбива… очень ловка… человек умелый… На вид она не сильна… но бодра, никогда не болеет и прекрасно ладит с животными… У хозяина, где мы раньше служили, было три коровы и двести кур… так-то!..

Графиня одобрительно кивнула головой.

— А помещение вам нравится?

— Помещение также очень хорошо… Оно даже слишком просторно для таких маленьких людей, как мы… У нас нет достаточно мебели для него… но устроиться, конечно, можно… Далеко от дома… но так уж полагается… господа не любят, чтобы садовники жили слишком близко от них… А мы тоже боимся стеснять… таким образом всякий сам по себе… так лучше для всех… только…