Александра Соколова - Просто мы разучились мечтать. Страница 8

– Расскажи мне про лесбиянок, – попросила Лёка, когда машина обогнала на светофоре «Жигули» и прочие произведения отечественного автомобилестроения.

– Может, ты мне расскажешь? – улыбнулась с пассажирского сиденья Марина.

– Высадить?

– Не надо. Что ты хочешь услышать?

– Всё. Что там еще за классификация?

Марина улыбнулась и зевнула, провожая взглядом исчезающую в зеркале заднего вида питерскую улицу. Она прекрасно понимала, что, скорее всего, Лёка уже давно забралась в интернет и прочитала все классификации, которые только нашла.

– Буч – это маскулинная женщина. А клава, соответственно, женственная.

– Что значит «маскулинная»?

– Хочешь, покажу?

Неожиданно. Лёка даже рулем вильнула от удивления.

– Изобразишь из себя буча?

– Нет, зачем же. Поехали в лесбийский клуб? Там ты наглядно увидишь всю классификацию.

– Лесбийский клуб? А что, такие бывают? – Лена старательно изобразила растерянность.

– Конечно! – Марина, казалось, не заметила. – Поедем?

– Ну поехали… Но если там тебя изнасилуют – оттаскивать спермотоксикозных девок я не буду.

– Договорились!

До клуба добирались долго. Марина толком не помнила дорогу, да и заведение располагалось далеко не на оживленной улице. Наконец, машина припарковалась, тяжело переваливаясь колесами через бордюр и девушки вылезли на улицу.

– Ну и? – хмыкнула Лёка, скептически оглядывая яркую вывеску. – Это тот самый клуб?

– Да. А что тебя смущает?

– Дешевка. Пошли.

Они заплатили за вход и миновали голубоватого вида охранника. Проверить сумки девушек никто не посмел – слишком уверенно шли, слишком были хорошо одеты и не совсем вписывались образом в обычный контингент клуба.

Пересекли один небольшой зал и нырнули в другой. Лёка моментально поморщилась от никотиновых паров в воздухе и духоты.

Пейзаж вокруг впечатлял. Со знаком «минус», к сожалению. Небольшое помещение, тесно расставленные столики, стихийно образованный танцпол, некое подобие сцены и нечто, отдаленно напоминающее будку диджея. Завершающим штрихом служили два бильярдных стола, умостившихся около стены. На них сидели странного вида подростки – то ли хиппующая молодежь, то ли выпускницы местной мануфактурной фабрики.

Лёка и Марина присели за столик в углу, указанный официанткой и заказали выпивку. Они странно смотрелись в этом клубе – словно две старушки на молодежной дискотеке. В уши резко била псевдо-музыка группы «Тату».

– Нравится? – поинтересовалась Марина.

– А то, – согласилась Лена, – Давно мечтала окунуться в прошлое.

Эта фраза прозвучала так по-киношному возвышенно, что Марина не нашла что ответить. Так бывало частенько – при всем своем жизненном опыте, женщина совсем не понимала свою начальницу. Она была настолько разная, что трудно было увидеть, а какой же из этих многочисленных образов настоящий?

И было что-то еще. Нечто настолько простое и очевидное, что Марина иногда ненавидела себя за то, что не может это разглядеть. Ключик. У каждого человека он есть. Но обычно эти «ключики» болтаются в связке на самой поверхности, и оставалось только выбрать, какой из них будет удобнее использовать. С годами эта связка ключей потихоньку растеривается. Причинили боль – потерян один ключ, предали – еще один, посмеялись – еще, и еще, и еще. И человек начинает замыкаться. Инстинктивно прячет оставшиеся ключи как можно глубже, для того, чтобы не успеть растерять их все до действительно важной встречи. До действительно важного человека. Лёка была еще относительно молода. Но у неё остался лишь один ключ. Марина это понимала. И бесилась от того, что не видит, где же он, этот волшебный ключик, где он – путь туда, куда всем дорога заказана.

– Может, пойдем отсюда? – предложила Лёка. – Я неуютно себя тут чувствую.

Ну и ну! Так что там на счёт ключиков? Неуютно, значит?

– Как неуютно? А мне казалось, ты всегда и везде в своей тарелке.

– Знаешь, бэби, даже если очень уверенного человека посадить на муравьиное гнездо, едва ли он сохранит свою уверенность.

– Ты сравниваешь этих милых крошек с муравьями?

– Нет. В темпе рассказывай мне, что там за классификация, и пойдем отсюда. Кстати, я не поняла, почему этот клуб называется лесбийским? Смотри, сколько мужиков!

Марина не сдержала улыбки. Лёка сказала это настолько непосредственно и открыто, что открыла окружающим еще один – ранее невиданный – образ. Может, это – настоящий?

– Наивная девочка. Это не мужики. Это те самые бучи.

– Да ладно! – Лёка кивнула беззвучно подошедшей официантке и проводила взглядом её туго обтянутую юбкой попу. – Посмотри на них! Мужики, конечно.

– Сама посмотри! Вон ту видишь? Ну или того… В джинсовой рубашке и штанах с карманами?

– Ну, вижу.

– Присмотрись получше, котенок.

– Ой…

– Ага. Как тебе мужик с сиськами?

На этот раз они засмеялись вместе. Лена отхлебнула виски из стакана и закашлялась.

– Ну блин… И что, остальные – тоже женщины?

– Конечно. Мужчин сюда, по-моему, вообще не пускают.

– Странные. Зачем им это?

– Что именно? – Марина стрельнула взглядом за соседний столик. Она видела, что их с Лёкой пара привлекает внимание, и ей это безусловно нравилось.

– Зачем им делать из себя мужской эрзац?

– Ну, дорогая, тебя я в юбке, по-моему, тоже ни разу не видела… Да и прическа твоя далека от косы до пояса.

– Верно. Посмотри на этого… на эту девушку. Ну, на ту, в джинсовой рубашке. Видишь, как она двигается? Как мужик. Потом причёска… Ну, в шестнадцать лет у меня тоже была лысина, но этой-то явно лет двадцать пять. И сигарету она держит очень странно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не уловила логику? – Лёка усмехнулась понимающе. – Ну-ну. Я всего лишь хочу сказать, бэби, что одно дело носить брюки и коротко стричься, и совсем другое – вести себя как мужик, являясь при этом женщиной.

– Но если ей так больше нравится – почему нет? – Марина проглотила замечание про логику, слишком ей хотелось продолжить разговор, слишком нравились разгладившиеся морщинки на Лёкином лице. – Между прочим, они даже частенько говорят о себе в мужском роде.

– Даже так? Ну, ничего удивительного. Бэбт, послушай, я не говорю, что она не должна так делать. Я говорю о том, что лично мне это не нравится.

– Да почему не нравится-то?

– Потому что, изображая из себя мужчину, женщина может преследовать две цели. Во-первых, она может хотеть воспитать (или же развить) в себе некие положительные мужские качества, как-то силу, заботливое отношение к женщинам, и всё такое. Но в таком случае ей совершенно не нужно перенимать качества отрицательные – то есть пить водку, ходить в раскоряку, не брить подмышки и прочее. А вторая цель – женщина просто хочет быть как они. Как мужики. Во всем. В быту, в общении, в сексе. И это мне не нравится. Потому что не надо изображать из себя то, чем ты не являешься.