Артур Шницлер - Траумновелле. С широко закрытым глазами Страница 9

— Господа, — строго произнес Гибизер. — Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не передам вас полиции.

— О чем это вы? — воскликнули в ответ оба. — Нас пригласила эта юная особа.

Гибизер отпустил их, и Фридолин услышал, как он тихо сказал:

— Об этом вы расскажете в самое ближайшее время. Или вы не видите, что имеете дело с помешанной? — и, уже обращаясь к Фридолину: — Прошу прощения за этот инцидент.

— О, ничего страшного, — сказал Фридолин. В этот момент он охотнее всего остался бы здесь с малышкой или отправился бы с ней в подходящее для таких дел уединенное место. Она, словно зачарованная, смотрела на него своими большими глазами и, казалось, не в силах была тронуться с места. Ее взгляд был детским и одновременно манящим, кокетливым.

Судьи в конце коридора оживленно что- то обсуждали между собой. Гибизер подошел к Фридолину и деловито спросил:

— Итак, вам нужны ряса, шляпа пилигрима и маска?

— Нет, — сказала Коломбина, и глаза ее заблестели, — ты должен дать этому господину горностаевую мантию и красный камзол.

— Отойди от меня! — прикрикнул на нее Гибизер, затем указал Фридолину на темную рясу, висевшую между костюмами наемного солдата и венецианского сенатора. — Этот размер вам подойдет, вот шляпа, берите скорее.

Вдруг судьи снова дали о себе знать:

— Господин Гибизер, вы должны нас немедленно отпустить, — и они назвали незнакомое Фридолину французское имя.

— Об этом не может быть и речи, — насмешливо ответил он. — А пока что, не будете ли вы так любезны, дождаться здесь моего возвращения.

Между тем, Фридолин быстро оделся в рясу, повязал висевший рядом белый шнур как пояс, Гибизер протянул ему висевшую на узкой приставной лестнице черную широкополую шляпу, и Фридолин надел ее. Однако он проделывал все это словно нехотя, потому что все сильнее ощущал, что должен остаться и помочь Коломбине в минуту грозящей опасности. Он примерил маску, которую сунул ему Гибизер. От нее пахло необычными и приторными духами, запах показался Фридолину неприятным.

— Иди вперед, — сказал Гибизер малышке и властно указал на лестницу. Коломбина повернулась и, посмотрев в конец коридора, грустно улыбнулась, махнув на прощанье рукой. Фридолин проследил за ее взглядом. Но там уже стояли не судьи, а двое стройных молодых людей во фраках, белых галстуках и красных масках. Коломбина поплыла вверх по лестнице, Гибизер последовал за ней, а Фридолин замыкал шествие. В прихожей Гибизер открыл дверь, ведущую во внутренние комнаты, и сказал Коломбине:

— Сейчас ты немедленно отправишься в кровать, порочное существо. Мы поговорим, как только я рассчитаюсь с этим господином.

Она стояла в дверях, бледная и хрупкая, и, глядя на Фридолина, печально качала головой.

Фридолин заметил в зеркале, висящем слева на стене, худощавого пилигрима, которым оказался не кто иной, как он сам. Коломбина исчезла, и Гибизер запер за ней дверь. Затем он открыл входную дверь и вынудил Фридолина выйти на лестничную клетку.

— Извините, — сказал Фридолин, — сколько я вам должен…

— Прошу вас, господин, оплатите при возвращении, я вам доверяю.

Но Фридолин не двигался с места.

— Вы обещаете мне, что не сделаете бедному ребенку ничего плохого?

— А вам-то что за дело?

— Я слышал, что сначала вы назвали ее безумной, а теперь вы называете ее развратным существом. Здесь есть определенное противоречие, вы не находите?

— Но, сударь, — отвечал Гибизер нарочито возвышенным тоном, — разве сумасшедшие не отвержены Богом?

Фридолин с отвращением содрогнулся.

— В любой ситуации есть выход, — заметил он. — Я — врач. Продолжим разговор завтра.

Гибизер беззвучно и иронично засмеялся. На лестничной площадке неожиданно загорелся свет, дверь, разделившая Гибизера и Фридолина, закрылась, и Фридолин тут же услышал звук опускающегося засова. Спускаясь по лестнице, Фридолин снял с себя рясу, шляпу и маску, и взял все это под мышку. Швейцар распахнул перед ним дверь. Черный экипаж все еще стоял напротив с неподвижным возницей на козлах. Нахтигалл как раз собирался покинуть кафе и, казалось, был неприятно удивлен, увидев Фридолина в условленном месте.

— Ты и в самом деле раздобыл костюм?

— Как видишь. Какой пароль?

— Ты настаиваешь?

— Безусловно.

— Тогда пароль — Дания.

— Ты шутишь, Нахтигалл?!

— С чего ты взял?

— Нет-нет, ничего. Просто этим летом я был на датском побережье… Ну, езжай, но только не очень торопись, чтобы у меня было время взять кучера.

Нахтигалл кивнул и неторопливо закурил сигарету, тем временем Фридолин быстро пересек улицу, нанял извозчика и невинным тоном, словно речь шла о шутке, приказал ему следовать за черным экипажем, который как раз тронулся.

Они ехали по Алзерштрассе, потом вдоль железной дороги, ведущей загород, и затем по плохо освещенным безлюдным переулкам. Фридолин боялся, что он потеряет след впереди идущего экипажа, но всякий раз, когда он высовывался из окна, ощущая прикосновения неестественно теплого ветра, то видел перед собой на значительном расстоянии другой экипаж и неподвижно сидящего на козлах кучера в высоком черном цилиндре. «Все это может плохо закончиться», — подумал Фридолин. К тому же, он все еще ощущал запах роз и пудры, которым пахла Коломбина. «Что это за странная история, в которой я оказался? — спрашивал он себя. — Я не должен, не могу заходить так далеко. Может быть, не следует ехать дальше? И где мы сейчас находимся?»

Экипаж медленно поднимался в гору. По краям улицы стояли небольшие скромные виллы. Фридолину показалось, что он определил их местонахождение. Должно быть, это Галитцинберг. В юности он нередко забредал сюда во время прогулок. Слева внизу он увидел расплывающиеся в тумане тысячи мерцающих огней города. Он услышал стук колес и посмотрел из окна назад. За ними ехало еще два экипажа, чему Фридолин был очень рад, так как он в таком случае не мог вызвать подозрений у черного кучера.

Внезапно повозка резко свернула в сторону и стремительно покатилась вниз по дороге, где меж решеткой и стеной образовалось подобие ущелья. Фридолин подумал, что давно пора надеть костюм. Он снял шубу и облачился в рясу, так же, как каждое утро в отделении больницы влезал в рукава халата; и как о чем-то спасительном подумал о том, что, если все пойдет хорошо, он уже через несколько часов, как обычно, будет делать утренний обход больных.

Экипаж остановился. «А что если, — подумал он, — я не буду выходить, а сразу поеду обратно? Но куда? К маленькой Коломбине? Или к девушке с Бухфелдгассе? Или к Марианне, дочери советника? Или домой?» И с легким трепетом он осознал, что туда ему хочется меньше всего. Может, это из-за того, что дорога домой показалась ему самой длинной? «Нет, я не могу повернуть назад, — подумал он. — Я должен пройти до конца по этой дороге, даже если в результате меня будет ждать смерть». Он рассмеялся пафосу собственных слов, однако на душе у него было скверно.