Эрика Йонг - Сердце Сапфо Страница 9

— Жаль, что я не мальчик, — сказала я, — а то и я могла бы испытать все это.

Я сказала это всерьез. Мне и в самом деле хотелось вкусить все наслаждения этого мира, которые познал Алкей. Но, может быть, у меня была тайная мысль, что, будь я мальчиком, он бы занялся со мной любовью.

Я проверила эту теорию вечером, перед тем как нам отправиться в ту смертоубийственную экспедицию. Мы оказались вдвоем в оливковой роще в прекрасной Пирре. Вокруг зеленели холмы, и это успокаивало. Листья оливковых деревьев трепетали, словно маленькие серебряные флажки. Я выразила свое почтение Афродите, воскурив благовония, пропела моей богине-охранительнице гимны собственного сочинения. А потом ради забавы нарядилась пастушком.

Алкей наблюдал за мной с самодовольной ухмылкой. Он открыто высмеивал как мое почитание Афродиты, так и мой маскарадный костюм. А потом устроил мне испытание.

— Знаешь, маленький вихрь, есть только один способ оказать настоящее почтение Афродите.

— Какой?

— Сказать не могу, могу только показать.

Я посмотрела на него с детским смущением, а он потащил меня под серебристые деревья.

— Это роща Афродиты, и мы должны исполнить волю богини.

Я отпрыгнула.

— Ты что — боишься своей богини? Значит, ты никогда не станешь поэтом, — поддразнил он меня.

Я почувствовала, как мое сердце бешено забилось. Мои колени начали подгибаться. Моя вагина увлажнилась.

— Ты хочешь, чтобы я подарила тебе мою девственность?

Я всегда была слишком прямолинейна, слишком неспособна к уловкам.

— Странные слова ты нашла, чтобы выразить это! — со смехом сказал Алкей.

Мои щеки запылали румянцем.

— Я готова, — храбро сказала я, закрывая глаза и распахивая объятия. — Но я думала, ты любишь мальчиков!

— А ты разве не мальчик? Ты похожа на мальчика! В конечном счете с мальчиками меньше хлопот во время этого действа и после. Они меньше склонны хныкать и цепляться, пытаться навечно уловить тебя в свои сети. Бедняжка, тебя всю трясет, — сказал Алкей, обнимая меня.

— Я готова, — повторила я, вся дрожа.

— Давай ляжем под этими зелеными ветвями и выпьем немного вина с водой. Не нужно ничего делать, будем только касаться друг друга, — сказал он.

Они всегда так говорят.

Он обнял меня. Сердце его стучало рядом с моим. Мы смотрели друг другу в глаза, словно это были факелы, освещающие непроглядную ночь. Его губы нашли мои. Его и мой рот слились. Его ноги охватили мою тонкую талию, и мы стали едины — и снаружи, и внутри.

Афродита улыбалась, глядя на нас, и своим жарким дыханием распаляла все отверстия наших тел. То, что было твердым и сильным, переходило в то, что было мягким и теплым. Мы двигались вместе, как дельфины, играющие в волнах: хвост гонится за хвостом, голова трется о голову. Потом мы превратились в коня и наездника, и невозможно было понять, где кончается один и начинается другой. Мы были одним животным, одним полубогом с четырьмя ногами и двумя парами крыл.

Так вот что это такое — скачка Пегаса, летучего иноходца поэзии! Вот как соединяются мягкость Афродиты и острые стрелы ее проказника сына. Мягкое становится твердым, твердое — мягким, нутро выворачивается наружу, а то, что было снаружи, проникает внутрь.

Время исчезло. Пространство сжалось. Звезды сияли с дневного неба. Если бы мы остались соединенными навеки, солнце перестало бы гаснуть по ночам. Мы бы освещали мир жаром наших тел и раскрутили бы между нами новую вселенную. Вот какова была сила нашей любви.

Наконец на утренней заре, под кроваво-сиреневым небом, мы побрели из идиллической оливковой рощи к нашей лодке. Внутри у меня все саднило от жадных любовных ласк Алкея. Я хотела, чтобы эта сладкая боль продолжалась вечно. Моряки смотрели на меня и ухмылялись, словно им все было известно.

— Мой дорогой мальчик, — пошутил Алкей, — я чуть было не принял тебя за девочку!

Следующей ночью мы спали в лодке, но не прикасались друг к другу. Ветер ревел, и весла бились о борт. Несколько штук сорвало и унесло в море. Два человека бесследно исчезли с бушприта, словно нас окружали мифические чудовища, и морская пучина превратилась в Сциллу и Харибду. В завываниях ветра, скрежете и треске канатов слышался голос богов.

— Алкей — твоя первая истинная любовь, — пела голосом, ветра Афродита, — но он этого еще не знает.

— Тогда явись и наставь его, — прошептала я.

— Когда для этого придет время, — отвечала богиня. — При всей моей любви к тебе я не могу торопить судьбу. Пряхи ткут медленно, согласно своему желанию.

— Несправедливая Афродита!

— Меня уже называли несправедливой.

Она рассмеялась и исчезла.

Все есть у Афродиты,Она может возвращать себе девственность,Окунувшись в море.Так что же могу дать ей я?

Всю ночь истошно скрипели канаты. Звезды прятались за тучами. Нашу лодку швыряло, как щепку. Мы пожалели, что не причалили к берегу и не провели ночь на твердой земле, укрывшись парусом.

На следующее утро небо было невероятно чистое и яркое. Пальцы Эос коснулись наших парусов, и те порозовели. Мы плыли, огибая остров, к Митилене с тремя людьми Алкея — посмотреть, что получится. Согласно плану, двое должны были сойти с Алкеем на берег, чтобы совершить свое кровавое дело. Третий — остаться со мной на борту. Мы собирались укрыться в бухточке неподалеку от Хиеры и ждать известий. Но мы не успели добраться до Хиеры. Держась у самого берега, миновали храм Диониса в Брисе и были на пути к Хиерскому заливу, когда нас стал преследовать черный корабль под огромным черным парусом.

Поначалу Алкей решил, что это случайное совпадение, но вскоре стало ясно, что черный корабль идет за нами, и идет быстрее, чем мы.

И вот вдоль скалистого побережья началась гонка. Когда черный корабль приблизился, мы увидели, что на моряках маски сатиров, что у них щиты с гербом Питтака и что они размахивают копьями с бронзовыми наконечниками.

«Пираты», — была первая мысль Алкея. Но это были не пираты. Корабль послал Питтак. Это была политика под личиной морского разбоя. Я взмолилась Афродите.

— Ты молишься не той богине, — угрюмо заметил Алкей. — Ей на такие дела наплевать. Попробуй обратиться к Афине. Вот это воительница! Именно она спасла Одиссея!

Он и в минуту опасности продолжал смеяться, хотя было совсем не до шуток.

Поначалу мы надеялись уйти. Команда у Алкея была умелая, но этого оказалось недостаточно. Мы потеряли много весел, а на черном корабле их было в избытке, и сидели на них рабы. Море бурлило, и за бортом поднимались высокие волны. Алкей успел их воспеть в своих стихах.