Анри Кок - Фаворитки

Анри де Кок

Фаворитки

КЛЕОПАТРА

Это было после знаменитой Фарсальской битвы, которая, подчинив римскую республику Цезарю, сделала его полноправным властелином.

Битва эта была выиграна благодаря пустяковому решению. Но этот пустяк был гениален. Цезарь приказал своим солдатам ударить во фронт неприятельской кавалерии, которая должна была начать сражение. Кавалерия почти сплошь состояла из молодых людей, желавших как можно красивее выглядеть на своих конях: они слишком робко правили удилами. В итоге семь тысяч из них бежали от шести когорт. Помпей оставил на поле боя пятнадцать тысяч своих воинов, Цезарь только тысячу двести.

Милосердие победителя к побежденным привлекло под его знамена столько солдат, что ему не составило труда начать немедленное преследование.

Помпей переплыл Геллеспонт с намерением бежать в Египет к Птолемею Дионису, обязанному ему своей короной. Но что такое благодетель, вчера могущественный, а нынче просящий пристанища? Птолемей Дионис был негодяй, как и большинство фараонов этой династии: в смерти Помпея он увидел средство войти в дружественные сношения с Цезарем. Поэтому он назначил двух своих приближенных для встречи римского полководца. Несчастный Помпей, сопровождаемый полдюжиной солдат и вольноотпущенниками, сел в лодку, которая должна была перевезти его на берег. И тут же, на глазах его жены, оставшейся на корабле, двое убийц — Ахилл и Септимий — бросились на Помпея и закололи его кинжалами. Тело его несколько дней оставалось непогребенным на берегу моря; наконец один из его отпущенников и солдат, воспользовавшись темнотою ночи, сожгли труп и покрыли пепел песком и камнями.

Таков был конец соперника Цезаря.

Однако Помпей получил более достойную гробницу, и сделал это тот же самый Цезарь, отдав ему последний долг и отомстив за него царственному негодяю.

Александрия, один из редких городов великого Египта, противилась разрушительному действию времени и — особенно — людей. Имя ее сохранилось, хотя в настоящее время она занимает не то место, какое занимала прежде.

Построенная Александром Великим по проекту знаменитого архитектора Финократа, Александрия располагалась на левом берегу Нила, в тридцати милях от Средиземного моря и выше пирамид.

Мы не станем подробно описывать Александрию, какой она была во времена Клеопатры, а войдем в город вместе с Цезарем, который хотел разузнать здесь о судьбе Помпея.

Встреченный с величайшей пышностью при высадке на берег в порту Евноса самим Птолемеем Дионисом, Юлий Цезарь, взойдя на носилки вместе с царем Египта, направился к его дворцу.

В пути эти две знаменитые личности не произнесли ни слова о целях их встречи. Но, не говоря ни слова, Цезарь и Птолемей не теряли времени даром. Обмениваясь время от времени ничего не значащими фразами, они наблюдали, изучали и анализировали друг друга.

Для Птолемея это лицо с черными живыми глазами было открытой книгой, в которой можно было прочесть рассудительность, веселость и храбрость.

Напротив, внешность египетского царя, — продолжим наше сравнение, — была закрытой книгой. Едва достигнув восемнадцати лет, очень красивый, но красотой холодной и мрачной, он прежде всего внушил фарсальскому победителю неясное, но глубокое отвращение. Зная людей, Цезарь угадал в нем злобного и лукавого человека. Случай не замедлил доказать ему, что его предчувствие было справедливо.

Наконец они достигли дворца, в котором царь Египта приготовил великолепное помещение для своего славного гостя.

Цезарь удалился на несколько времени, чтобы поправить свои одежды, ибо он заботился о своем туалете столь же внимательно, как и о своей личности. Птолемей встретил его, сопровождаемый офицерами, и провел в залу, где был приготовлен пиршественный стол.

Но Цезарь уже терял терпение, желая узнать что-нибудь об участи Помпея.

Знаком попросив царя удалить свиту, он грубо спросил:

— Что ты мне скажешь о Помпее, Птолемей?

— Все, что ты, Цезарь, пожелаешь узнать, — ответил царь.

— Я желаю знать все. Он в Египте?

— Да.

— Быть может, в Александрии?

— Да.

— Пленником? Ты понял, что я его преследую? Ты поступил благоразумно, поверив ему, когда он явился просить у тебя убежища.

Птолемей зловеще улыбнулся и проговорил после небольшого молчания:

— Я приготовил для тебя, Цезарь, большую радость, но ты не желаешь ждать. Я покажу тебе, как поступает Птолемей с твоими врагами.

Сказав это, царь удалился. Когда он явился снова, его сопровождал Потин, начальник его евнухов, спокойно несший предмет, покрытый пурпуром. Уже взволнованный дурным предчувствием, Цезарь встал и поднял крышку.

И тотчас вскрикнул от ужаса…

Ему была принесена тщательно набальзамированная голова Помпея.

Говорили, что Цезарь не скорбел по этому поводу, и ошибались. Он был горд, но не жесток.

Ясно, что он воспользовался преступлением, но не сам совершил его.

— О, Помпей, Помпей! — стонал он, склоняя свой лысый лоб пред плачевными останками своего врага.

И обратясь к Птолемею, смущенному подобным изъявлением приготовленной римскому полководцу радости, сурово сказал ему:

— Итак, когда он явился, рассчитывая на твою благодарность, к твоему очагу, ты встретил его убийством?..

Птолемей закусил губы.

— Признаюсь, — возразил он, — я не ожидал от тебя, Цезарь, подобных упреков! Но если б я оставил жизнь Помпею, он неминуемо стал бы уговаривать меня сражаться вместе с ним против тебя. Разве ты желал, чтобы я сделал подобное?

Цезарь замолчал. Доводам недоставало справедливости. Но что справедливо, не всегда бывает приятно.

К инстинктивному отвращению, которое с первого раза внушил ему Птолемей, сейчас у диктатора прибавилось презрение к этому царю, который так жестоко и так буквально применил поговорку: «Горе побежденным!»

Тем не менее он подумал, что не время выражать свои чувства, и, смягчив выражение лица и голос, ответил:

— Ты, быть может, прав… Часто встречаются жестокие, роковые необходимости. Спасибо же за твой скорбный подарок. Я постараюсь, насколько буду в силах, поправить то зло, которое ты сделал.

После этих слов Цезарь повелел убрать голову Помпея в надежное место и отправился вслед за царем в пиршественную залу.

Пир этот был великолепен, но недоставало главного, чтобы он был весел: недоставало женщин.

Диктатор выразил свое изумление.

— Где же царица? — спросил он.

Он знал, что отец фараона — Птолемей Авлет, умирая, завещал трон своему старшему сыну Птолемею Дионису с условием, чтобы он разделил его с сестрой своей Клеопатрой, старше его на три года, которая, по странному обычаю египтян, должна была выйти за него замуж.

И этот союз был заключен на самом деле.

Но то, о чем Цезарь не знал и что узнал вкратце от своего хозяина, а позже — подробней — от других лиц, заключалось вот в чем: через несколько дней после свадьбы, царствуя вдвоем, брат заметил, что если не принять мер, то его супруга и сестра может устроить таким образом, что будет царствовать одна. Птолемей Дионис торжественно развелся с Клеопатрой, по причине несходства характеров, и изгнал ее в Сирию.

Слушая объяснение царя по этому поводу, Цезарь сохранял благоразумную сдержанность. Птолемей Дионис не мог жить с Клеопатрой, он развелся с нею, изгнал ее… Так что же?.. Не Цезарю, который сам развелся со своей первой женой, следовало требовать объяснений, почему другой муж отправил прогуляться свою. Но когда через несколько недель под тем предлогом, что стесняет царя в его дворце, он поселился рядом, под охраной своих солдат, диктатор изменил тон.

Друзья Клеопатры, и среди них особенно Аполлодор, объяснили ему поведение египетского царя. В своем завещании Птолемей Авлет назначил также римский народ своим наследником. Цезарь, как представитель этого народа, вознамерился поддержать его права. Он объявил себя судьей несогласий, существующих между Птолемеем и Клеопатрой, и приказал одному сам, а другой через посольство явиться к нему.

Птолемей повиновался, уверенный, что сестра не осмелится явиться в Александрию, боясь его гнева.

И Клеопатра не была столь глупа, чтобы презреть опасность, которой она подвергалась. Египетская стража, охранявшая городские ворота, была предупреждена, что если появится изгнанная царица, то с ней должно поступить как с бунтовщицей.

Но у Клеопатры были друзья в самом городе, среди которых одним из самых преданных был всадник по имени Аполлодор. Однажды Аполлодор отправился в Ракотис, откуда возвратился вечером, неся на плечах превосходный ковер. Столь прекрасный, что он изъявил желание предложить его римскому полководцу — великому любителю хороших вещей.