Агагельды Алланазаров - Тюлень Страница 10

Немецкие деревья, встретившие советских солдат буйным цветеньем по весне, теперь начали приносить плоды, превратившиеся в яблоки, инжир и щедро одаривавшие ими окружающих. В жизни танкистов как будто никаких особенных изменений не было, однако незаметно для глаз, но все же какие-то перемены, то крупные, то мелкие, происходили постоянно. Самым заметным событием тех дней стало то, что младший сержант Фейферов был удостоен чести принять участие в торжественном параде Победы в Москве.

На этот раз крупно повезло парню, который был немного выше многих танкистов, которых обычно подбирали невысокими по росту. К тому же он был неуклюж и вечно ударялся обо что-то, когда садился или вылезал из танка. О нем говорили: иногда и высокий рост может сослужить танкисту добрую службу. Рост Фейферова отвечал всем требованиям, необходимым для участия в параде, помимо этого он был одним из немногих танкистов, на груди которых красовался орден “Славы”.

Радуясь тому, что война для него полностью закончилась, он стал собираться в дорогу. Сев в специально за ним присланную машину, он с любовью посмотрел на своих командиров, боевых товарищей, с которыми плечом к плечу прошел всю войну.

— Братья-танкисты, будьте спокойны. И вместо вас, и вместо наших танков, помня обо всех вас, я достойно пройду по Красной площади! — торжественно прощался Фейферов с друзьями, которые были трону ты его словами до слез.

Однажды капитан Астахов показал на плюгавого капитана-особиста, который все время вертелся рядом, что-то постоянно вынюхивая: “Что-то “контра” в последнее время слишком часто стал появляться здесь, что он выискивает?” Спустя какое-то время после этого Астахова неожиданно перевели из батальона в штаб полка, расположенный в соседнем городе.

Астахов в один из своих приездов в городок, куда он наведался, чтобы повидаться с Луизой, сообщил своему другу Балкану, что в своем переводе винит “контру”: “Смотри, будь с ним поаккуратней!” — советовал он. Вспомнил, как почти год назад тот преследовал ребят, выискивая среди них сомневающихся в своих силах, тех, кто считал, что немецкие солдаты лучше вооружены и лучше воюют. Так вот, тогда ребята даже задумали расправиться с ним и свалить все на “шальную немецкую пулю”, которая якобы достала его.

Во время войны такие случаи, когда воины, которых незаслуженно преследовали, брали под сомнение их подлинные боевые заслуги, именно так и расправлялись с чересчур рьяными особистами, были нередки.

В тот раз Астахов, почувствовав, что парни уже начали готовиться к уничтожению “контры”, решил не допустить самосуда. Он тогда по-одному отводил парней в сторонку и за сигаретой объяснял им, что этого делать нельзя. Как политик он умел по-дружески внушать ребятам, находить нужные для них слова.

Зато сегодня он очень сожалел о том, что тогда не позволил своим парням расправиться с неугодным особистом, потому что видел, что его добро против него же обернулось злом, а сделай он тогда вид, что ничего не замечает, обиженные ребята быстренько разделались бы с неугодным особистом, и тогда оставалось бы только отправить домой “контре” похоронку: “Ваш сын пал смертью храбрых в сражении с врагом”.

Третий из батальонных капитанов, командир роты Гладышев после первой неудачной любви теперь встречался с пухленькой голубоглазой немкой, которая, казалось, одна не знала нужды, вдоволь ела и жила беззаботно. Каждый раз, встречаясь с Бертой, эта женщина сердечно здоровалась с ней, расспрашивала о делах, они обе с удовольствием делились своими женскими заботами. Улыбчивые и радостные, они временами оборачивались и смотрели в ту сторону, где курили их капитаны, по всему было видно, что они гордятся ими и что они довольны своей жизнью.

Когда Балкан увидел Гладышева с этой толстушкой, он шу тя спросил его: “Где ты отыскал такую упитанную кобылку?”. Капитан тогда подумал, что комбат не просто подтрунивает над ним, а намекает ему: “Две женщины, с которыми ты встречался раньше, по крайней мере были красивее твоей толстушки, уж не променял ли ты шило на мыло?”

Толстушка появилась рядом с Гладышевым пару месяцев назад, после того, как он был ранен в двусторонней перестрелке с немецкими дезертирами на мосту через Эльбу. Вначале Гладышева вместе с другими ранеными направили в госпиталь соседнего города, но не прошло и недели, как он, не долечившись до конца, вернулся в часть, и теперь получал лечение здесь, а ухаживала за ним пухленькая дама, всем сердцем привязавшаяся к советскому капитану. Капитану тогда очень сильно хотелось ответить своему комбату в его же духе: “Товарищ комбат, если послушаете меня, то я бы и вам советовал обзавестись такой пампушкой, по крайней мере спать мягко, никакой перины не надо, а потом, посмотришь на нее и настоящую женщину в ней видишь!” Но что-то помешало ему, он вдруг вспомнил о чем-то другом, улыбнулся и перевел стрелки на Балкана:

— Товарищ комбат, мне кажется, что в этом вопросе мы с вами примерно в одном положении находимся. Я, может, и похож на рыбу, попавшую в сети толстушки, зато вы по-настоящему запутались в полах свадебного платья фройляйн Берты!

Балкан тогда согласился с Гладышевым:

— Да, Берта все больше привыкает к роли моей женщины…

— Тем более теперь, когда фройляйн Берта приготовила вам такой замечательный подарок…

К ним торопливым шагом подошел гонец и передал какое-то срочное сообщение, не дал закончить их приятную беседу.

Поговорив по телефону с командиром полка, Балкан мысленно вернулся к неоконченному разговору. Когда Гладышев сказал: “Фройляйн Берта приготовила вам замечательный подарок”, первой его мыслью было: “Что за подарок?” Но потом он как-то сразу увязал между собой пару разговоров, которым поначалу не придал особого значения. Где-то с месяц назад Берта как бы между прочим произнесла: “Теперь мы вдвоем ждем тебя” и счастливо улыбнулась.

Балкан тогда подумал, что Берта радуется тому, что старухи, поначалу так неприветливо встретившие его, теперь относятся к нему как к родному.

Тогда и счастливую улыбку Берты Балкан не смог отличить от тех радостных улыбок, с которыми женщина встречала его каждый раз.

А еще раз, вернувшись домой, он увидел, как Берта, ссорясь со своими старухами в их комнате, чуть не плача выкрикнула: “Я все равно поступлю так, как считаю нужным!” — и вышла от них расстроенная.

Слова Гладышева встряхнули Балкана, привели его в чувство. Сопоставив события, он понял, о чем речь, и вдруг на душе у него стало так хорошо, счастье захлестнуло его с головой. Он понял, что Берта повздорила со своими бабками из-за того, что надумала рожать, вспомнил, как плохо спала она в ту ночь.

— Что с тобой?

— Да нет, ничего.

— Тогда успокойся!

— Уже успокоилась. Но я все равно сделаю то, что решила, я этого хочу!

— Чего ты хочешь?

— Тебя, — сказала Берта, не желая раскрывать, из-за чего произошел весь этот сыр-бор с тетками и вместо ответа обняла Балкана.

Вспомнив слова Берты “Теперь мы ждем тебя вдвоем”, Балкан понял, что из-за своей невнимательности лишил себя такой радости, и выругался: “Вот уж точно, туркмен, не ткнешь, не почувствует, болван, вот кто я…” Вместо того, чтобы крепко прижать к себе женщину, сообщившую ему радостную весть, он повел себя как самый настоящий бесчувственный чурбан.

Ординарец, пришедший с каким-то делом, увидел своего командира радостным, видел, как глаза его искрились от счастья.

Однажды, придя к Берте, Балкан застал ее взволнованной, когда же он спросил, что случилось, Берта, волнуясь, сообщила, что недавно приходил незнакомый офицер, разговаривал вначале с ней, а потом с тетками, задавал очень много вопросов. По описанию, Балкан сразу же понял, что этим незнакомым офицером был тот самый “контра”, который вечно что-то вынюхивал, искал какие-то промахи в поведении воинов и их командиров. Про себя он подумал: “Теперь этот негодяй за меня взялся…” И понял, что Астахов, переведенный в другую часть, не зря негодовал, что он был прав, когда говорил: “Смотри, будь осторожен с этим подлецом, эти люди, если у них получается, обязательно приносят другим зло…”

Оставшись наедине с Балканом, Берта с недовольным видом вспоминала некоторые из вопросов, которые задавал ей “контра”.

— Выходит, вы с первого взгляда влюбились в советского офицера? — с глуповатой усмешкой на лице спросил он.

— А разве мало таких случаев, когда люди влюбляются с первого взгляда?

— Бывает, хотя и не часто… но что-то не убеждает, что такая любовь могла вспыхнуть между советским офицером и немецкой девушкой. — Эти его слова можно было расценить однозначно: разве между двумя враждующими сторонами могут возникнуть какие-то человеческие чувства?