Джудит Гулд - Вторая любовь Страница 11

А пока миссис Хейл попросила своего шофера Макса отвезти ее в больницу и сама забрала крошку. Подержав Дороти-Энн на руках и вглядевшись в ее точеные черты, гладкую розовую кожу, золотистые волосы и аквамариновые глаза, она объявила ее подлинной Хейл и отвезла в огромное имение Генри в Территауне, штат Нью-Йорк, с его особняком в сорок комнат, выстроенным в колониальном стиле, возвышавшимся посреди пятидесяти акров отлично ухоженной земли. Там она отдала девочку английской няне, которую лично выбрала и наняла.

— А теперь хорошенько заботьтесь о ней, — предупредила Элизабет-Энн.

Няня, в профиль удивительным образом напоминавшая карту Африки, взяла ребенка на руки и улыбнулась:

— Не беспокойтесь, мадам. Я не собираюсь выпускать эту девчурку из вида.

Несколько дней спустя Элизабет-Энн снова приказала Максу отвезти ее в Территаун. Она подгадала свой визит к деловой поездке Генри.

Покатав коляску по обширному парку, они с няней пили чай на террасе, смотрящей на Гудзон.

— Вы отлично справляетесь, — заметила Элизабет-Энн.

— Благодарю вас, мадам, но с таким милым ребенком это легко. Она похожа на сказочное создание, правда?

— Да, это так, — согласилась прабабушка. Она поставила чашку и поймала взгляд няни. — Мне кажется, я с самого начала дала вам ясно понять, кто вам платит?

— О, да, мадам, это вы.

— И вы также помните, о чем мы договаривались, когда я нанимала вас?

Няня оглянулась, проверяя, не слышат ли их слуги.

— Да, мадам. Что я ничего не стану скрывать от вас из того, что касается малышки.

— Верно. — Элизабет-Энн сложила руки на коленях. — Тогда, может быть, вы расскажете мне, как с ней обращается ее отец?

Няня подумала и заговорила, тщательно подбирая слова.

— Что ж… Он не обращается с ней плохо, если вас это волнует.

— Ах так? — Элизабет-Энн подняла брови. — Тогда что же он делает?

Няня вздохнула.

— Дело именно в этом, мадам. Ничего! Мистер Хейл ни разу не зашел в детскую, чтобы взглянуть на бедняжку. Ни единого раза! Это выглядит так, словно он решил, что ее нет на свете.

Элизабет-Энн кивнула. Этого-то она и боялась.

— И еще…

— Да, няня?

— Он специально распорядился, чтобы я держала ее подальше от него.

От жестокости внука Элизабет-Энн захотелось плакать. И все же она не из тех, кто демонстрирует свои чувства прислуге. Поблагодарив няню за то, что та была так предупредительна, миссис Хейл мягко перевела разговор на другое, указав англичанке на ярко-красный хохолок кардинала, когда тот уселся на ветку стоящего неподалеку дерева.

Но ее очень волновало то, что Генри обвиняет Дороти-Энн в смерти своей жены.

По дороге домой она думала, что этот этап пройдет. Генри все еще страдает. Он выберется из этого. Ради всего святого, он же отец Дороти-Энн!

В течение следующих пяти лет Дороти-Энн ни в чем не нуждалась. Она жила как принцесса, наследница империи Хейл, и ее растили со всей мыслимой роскошью. Элизабет-Энн регулярно навещала ее, и с самого начала между ними установились особые отношения. Дороти-Энн не могла дождаться приезда прабабушки и очаровывала всех своим «пвабабуфка».

Ее окружало множество слуг: от повара и горничных до садовников и шофера. Малышка пленила всех. Они боролись за ее внимание и бессовестно баловали ее, но единственный человек, чьей любви она на самом деле жаждала — ее отец — по-прежнему избегал ее.

Генри оставался посторонним, загадочным человеком, живущим с ней под одной крышей, но его дороги редко пересекались с ее собственной. Несколько раз это все же случалось, но он холодно отталкивал девочку и приказывал прислуге убрать ее с глаз долой.

Таким образом, благодаря своему отцу, Дороти-Энн прочно усвоила правило, что детей не должно быть видно и слышно. Поэтому понятно, что это только укрепляло дружбу между нею и «пвабабуфкой».

Потом наступил пятый день рождения Дороти-Энн. Дождь лил как из ведра и свирепствовала гроза, когда они с няней садились в длинный черный лимузин, чтобы отправиться вниз по реке в Манхэттен, эту величественную волшебную страну, выглядевшую как сказочный замок с его многочисленными башнями.

Но праздник превратился в трагедию.

Элизабет-Энн, понимая, что Генри не может бесконечно отталкивать Дороти-Энн, взяла дело в свои руки. В его расписании на день значился ленч, и Генри пребывал в ошибочной уверенности, что это деловая встреча, а не празднование дня рождения его дочери. Он обнаружил это только тогда, когда Элизабет-Энн пригласила его в свой кабинет.

Прежде чем Генри смог что-то сказать, Элизабет-Энн попросила няню и Дороти-Энн подождать за дверью в приемной. Но это не принесло большой пользы. Они слышали, как бабушка с внуком орут друг на друга, даже сквозь закрытые двери.

Наконец, Генри вылетел прочь, а у Элизабет-Энн случился удар. Четыре месяца и три дня она пролежала в коме. Когда миссис Хейл вышла из этого состояния, у нее оказались парализованными ноги, обрекая ее провести остаток дней в инвалидном кресле.

Женщина послабее постаралась бы изменить свой образ жизни, но Элизабет-Энн это вам не обычная женщина. Она отказала параличу в праве покуситься на свою жизнь. Ее первым делом стало выздоровление при помощи врача, двух медсестер и Дороти-Энн в Европе.

И именно там среди мимозы, жасмина и благоухающих олеандром холмов Прованса, родилась идея создать новую сеть отелей — переделать деревенские дома, французские замки и тосканские фермы в суперроскошные уединенные гостиницы под названием «Ле пти пале» — «Маленькие дворцы».

Для Дороти-Энн это стало уроком на всю жизнь. Прабабушка оказалась непотопляемой, неукротимой и непобедимой, великолепной героиней для израненной души.

Но благодаря Дороти-Энн и пожилая женщина переживала собственную молодость, вновь открывая для себя давно исчезнувшую неискушенность и ожидание чуда, которые она считала давно утраченными; возбуждение от того, что видишь мир свежим взглядом, если вообще не впервые замечаешь его, будь то особенно великолепный закат, аромат диких трав или красота отважного цветка, пробившегося сквозь булыжники, вымостившие двор.

Это было поистине волшебное время. Их любовь друг к другу творила чудеса, лечила душевные раны и выковывала из и так уже прочной дружбы нерушимые узы.

Дороти-Энн казалось, что она умерла и пребывает в раю. Купание в ежедневных водопадах любви, которой она не испытывала раньше, наполняло радостью каждый час. А когда Элизабет-Энн вспоминала прошлое, Дороти-Энн начинала понимать, впервые в жизни, что является частью чего-то большего, чем лишенное любви поместье Территаун. Наследство, принадлежащее ей, и никому другому, даже ее отцу, может перенести ее куда угодно.

Она не могла наслушаться про то, как ее прабабушка создала мощную сеть отелей «Хейл», и здесь, на обвеваемых ветрами ароматных склонах гор над Ниццей, впечатлительный ребенок превратился в страстного ученика. Дороти-Энн сделала первый шаг к предполагаемому в будущем главенству в компании «Отели Хейл». Ведь даже если она сама еще не распознала эту обжигающую страсть в своей душе, то это сделала Элизабет-Энн.

Но любой медовый месяц подходит к концу, и также пролетели эти благословенные волшебные дни. Пришло время собирать вещи, покидать Прованс и возвращаться в Штаты.

Дороти-Энн очень не хотела уезжать. Она вкусила от плода любви и заботы, и словно растение, за которым хорошо ухаживают, только начала расцветать. Никогда раньше она не знала такого покоя и уверенности в себе, такого ощущения собственной нужности, чувства принадлежности… Почему жизнь не может всегда быть такой? И тем не менее, девочка проявила осторожность и не стала высказывать свое мнение вслух. Она понимала, что Элизабет-Энн должна вернуться. Все еще прикованная к инвалидному креслу, она насколько могла восстановила свое здоровье и должна была управлять империей.

В последнюю ночь в Провансе Дороти-Энн не смогла заснуть. Она просто лежала и думала о том, как ее здесь любили и как о ней заботились. Если бы только существовал способ избежать возвращения в Территаун. Ей так хотелось открыть свое сердце прабабушке и попросить ее взять правнучку с собой, но малышка понимала, что это невозможно. После удара Элизабет-Энн постоянно требовались услуги медсестры, и уж меньше всего она нуждалась в том, чтобы взвалить на себя заботу о ребенке.

На следующий день Дороти-Энн молчала в течение всего долгого перелета домой. Большую часть времени она провела с закрытыми глазами, притворяясь спящей и вспоминая потрясающие прошедшие месяцы.

И именно тогда, где-то над Северной Атлантикой, она открыла для себя великую истину. Она покинула Прованс, но Прованс никогда не покинет ее. Он навсегда останется с ней. Воспоминания станут частичкой ее души, и ей только и останется, что воскресить их, когда ей того захочется. Каждый волшебный день с ней и готов поддержать ее.