Рут Валентайн - Дочь Луны Страница 11

— Чарли, проводи миссис Уильямс в пустой кабинет напротив и позаботься о чашечке горячего чая.

Фэйт встала, с трудом покидая надежные объятия Мика.

— Прошу прощения, мистер Пэриш, — сказала она, заметив смешение чувств на его лице. Затем она поглядела на шерифа. В глазах Мика тот, вероятно, являлся важной фигурой, и сейчас шериф, надо полагать, недоумевал, с чего это вдруг его помощник бросился защищать незнакомую женщину, явно и открыто манкируя своими профессиональными обязанностями.

— Мистер Пэриш и я много лет назад уже были знакомы, шериф. Я его тогда воспринимала как брата, и неудивительно, что он счел своим долгом заступиться за меня, — тихо, но внятно произнесла она, покидая кабинет.

Едва дверь за Фэйт закрылась, Нэйт откинулся в кресле и, насмешливо прищурившись, взглянул на Мика.

— Не верю глазам! Большая Гора сдвинулась с места?

Один уголок рта Мика дернулся вверх. Холостяцкие убеждения Пэриша-младшего со времен вьетнамской войны были излюбленным предметом шуток для Нэйта.

— Не думаю.

— И значит, она не станет пылесосом, высасывающим баксы из твоего кошелька?

— Глупости! — пробурчал Мик. Чертовское неудобство жизни в округе Конард — бесконечное общение с приятелями, вроде Натана Тэйта и Рэнсома Лэйерда, которые знают его как облупленного. Они уж точно в курсе того, сколько денег у него в кошельке, да и вообще знают все его слабости, каковых по большому счету всего одна: хлебом не корми этого верзилу, но только позволь выручить кого-нибудь из беды.

— Что ж, остается поверить тебе на слово, — проворчал Нэйт. — Припоминаю, в джунглях ты что-то рассказывал мне о каком-то там лете; теперь я начинаю кое-что понимать. Ну и что ты думаешь обо всей этой истории, старик?

Мик покосился на техасца. Гэррет Хэнкок не показался ему удивленным или озадаченным.

— Полагаю, — помолчав, сказал Пэриш, — что с этой женщиной отвратительно обращались. Эта скотина Фрэнк запугал ее до смерти, и она сломя голову бросилась сюда, в места своего детства, надеясь хоть здесь обрести видимость покоя и безопасности для себя и будущего ребенка. Как я понял, в Техасе иначе смотрят на все это дело?

Гэррет поджал губы.

— Мы не можем забывать о том, что эта женщина четыре года была замужем за Уильямсом. Она может быть в курсе его делишек. Нам надо было выяснить для себя этот вопрос.

— Допрос с пристрастием — не лучший способ при данном раскладе, — сухо заметил Мик. — С ней начинается истерика, едва лишь мужчина повысит голос. Видели бы вы, что с ней творилось вчера вечером, когда я всего-навсего неудачно пошутил. Этот мерзавец, судя по всему, давил ее, как мог.

— Да уж, досталось ей от этой сволочи, — согласился Гэррет. — Сначала она пыталась обращаться в полицию. После первого звонка они приехали, обнаружили, что Уильямс свой, из полицейских, и тихо отчалили. А часом позже соседка привезла ее в госпиталь со сломанной рукой, подбитым глазом и прочими следами побоев. Но она заявила, что упала с лестницы…

Мик прямо-таки заскрипел зубами от ненависти, и даже Нэйт вздрогнул.

— В следующий раз полиция вообще не прореагировала на ее звонок, — продолжал Гэррет. — А Фэйт тем же вечером снова угодила в госпиталь со следами зверских побоев. Больше она в полицию не звонила. Даже в ту ночь, когда он ворвался к ней и пытался убить. К тому времени, когда мне удалось высадить дверь, он уже успел нанести ей несколько ударов в живот.

Гэррет вздохнул, помолчал и угрюмо поглядел на Мика.

— Что касается меня, Пэриш, то я не думаю, что она в курсе дел своего мужа. Но мое мнение не решающее. Мне почему-то кажется, что Уильямс идет по ее следу. У него и прежде были разные заскоки, объяснить которые я не в состоянии. Страшно вспомнить, как он бил ее в последний раз; хорошо, что я вовремя подоспел. Боюсь, он не успокоится, пока не разделается с ней.

— Но зачем ему это? — тихо спросил Мик.

— Зачем? — Гэррет пожал плечами. — Психолог, возившийся с Уильямсом, все объясняет очень просто: Фрэнк не может допустить и мысли, что кто-то другой может спать с его женой. Ему легче убить ее, чем представить себе это!

Это было блаженное лето, из тех, которые никогда уже не повторяются, а лишь остаются сладким воспоминанием, чем-то хрустально чистым, что освещает серую, рутинную жизнь каким-то особым светом. Фэйт было шесть, этакое крошечное существо, растерянное и перепуганное тем, что ее выдернули из дома в Хьюстоне и без мамы отправили в округ Конард на ранчо отца, которого она почти не помнила.

Мику тогда было семнадцать. Как-то при переезде через овраг, отделявший пастбище Уайетов от владений Монроузов — Мик тогда подрабатывал в этих краях, пася скот, — лошадь его внезапно захромала. Сидя на корточках, он ощупывал переднюю ногу своего Голландца, как вдруг увидел крохотную девочку с заплаканным лицом и глазами цвета июльского неба. Длинные белые волосы девочки ниспадали до пояса, и жаркий, сухой июльский ветерок играл ими.

— С тобой что-то случилось? — тут же спросил Мик, очарованный и встревоженный одновременно.

— Нет, — прошептала она тоненьким голосом.

— Ты потерялась?

И снова в ответ только грустный голубой взгляд.

Присутствие девочки удивило Мика, потому что ближайший дом — ранчо Монроузов — находился в четырех милях. Пытаясь развеселить девчушку, Мик по-турецки уселся прямо в грязь рядом с Голландцем. Но она даже не улыбнулась.

— Где ты живешь? — поинтересовался он.

— В Хьюстоне.

Мик понял, что перед ним дочь Джейсона Монроуза. Все в округе знали, что к нему приехала из далекого Техаса дочка и должна была пробыть здесь все лето.

— А где твой папа? — спросил Мик.

Девчушка топнула ножкой в белом носочке.

— Я хочу к маме, — и тут губы у нее задрожали.

Семнадцатилетние парни, как правило, не отличаются особой сентиментальностью, но сердце Мика уже распахнулось навстречу крохотной собеседнице.

— Я тебя понимаю! — сказал он со вздохом.

— А у тебя мама тоже далеко?

— Очень. Она умерла.

Нижняя губа Фэйт задрожала еще сильнее.

— А моя мама сейчас в Хьюстоне, и я пошла искать ее.

— И что же мне теперь с тобой делать? — с усмешкой спросил Мик. — До Хьюстона слишком далеко, — пояснил он. — Можно идти и идти все лето напролет, и все равно не дойти.

— Ну и пусть!

— Ты замерзнешь, проголодаешься, а кроме того, твои мама и папа будут очень за тебя беспокоиться. Ведь ты не хочешь, чтобы твоя мама плакала? Давай-ка лучше я отвезу тебя к папе!

— Нет, не надо.

Мик тяжело вздохнул, а девчушка шагнула ближе.

— А ты индеец, правда? — вдруг спросила она.

Мик дернулся, как от удара хлыстом, но прочел в голубых глазах девочки лишь обычное детское любопытство. Этим летом Мик назло всем, а скорее — себе самому, отрастил волосы почти до плеч и стал повязывать голову цветастым платком.

— Наполовину, — откровенно признался он.

Девчушка приблизилась еще на шаг.

— Я ни разу не видела настоящего индейца.

— Что ж, посмотри.

— Можно я теперь буду всегда играть с тобой?

Мик, перепугавшись, недоуменно уставился на нее.

— А что скажет на это твой папа? — спросил он наконец.

— Мне все равно, потому что он меня не любит. Он ушел от нас, когда я была еще маленькой.

Мику показалось, что он слышит голос ее матери: столько упрямства и жестокости, совершенно несвойственных ребенку, было в этом заявлении.

— Чтоб ты знала: твой папа души в тебе не чает. Он только и делает, что ходит да рассказывает всем соседям, какая у него чудесная дочка, и как он рад, что она приехала к нему в гости. Ты его ужасно огорчишь, если будешь так говорить.

И снова остренький подбородок задрожал. Мик вздохнул.

— Хочешь, я прокачу тебя на коне до самого дома? Это будет настоящая поездка на настоящей индейской лошади.

Последовало долгое молчание, а затем неуверенный кивок. Мик быстро посадил ее на лошадь, велел покрепче держаться за луку седла, и за уздцы повел лошадь к дому Монроуза.

Дружеский прием и гостеприимство Джейсона ошеломили юношу-метиса, привыкшего к другому обращению. Когда Мик собрался уходить, он решил вытянуть из Фэйт обещание не пытаться больше уходить из дому. Девочка неожиданно легко согласилась — при условии, что ее друг Майк навестит ее на следующий день. Мик с опаской поглядел в сторону Джейсона, ожидая увидеть недовольное лицо, но тот весело кивнул:

— Присоединяюсь к приглашению, — сказал он. — Приходи в гости завтра и в любое другое время, когда сочтешь удобным.

Последующие дни навсегда остались в памяти Мика самым светлым воспоминанием. Он учил Фэйт ездить на лошади, плавать в пруду, доить корову. Возможно, благосклонное отношение Монроуза к Мику объяснялось всего лишь тем, что он хотел хоть как-то развлечь дочь, но для юноши это не имело ровным счетом никакого значения. Фэйт стала для него сестренкой, которой у него никогда не было.