Константин Николаев - Брачный сезон, или Эксперименты с женой Страница 11

- Да уж, куда нам до гениев.

Марина оставила мою реплику без внимания. Вместо этого она открыла холодильник и извлекла очередной Катькин кулинарный шедевр. По-моему, это была какая-то рыбина.

- Есть, небось, хочешь?

Я не стал отнекиваться. Вскоре на сковороде зашипело. Мы молча позавтракали. Я засобирался на работу. На вешалке висело выстиранное и высушенное пальто. И когда только Кэт успела?

Одевшись, я выжидательно остановился в дверях.

- Ну давай! - напутствовала меня Марина. - Дуй на заработки!

Я с тоской посмотрел на ее ноги в черных чулках.

- Не расстраивайся! - рассмеялась она. - Как-нибудь встретимся, - и добавила: - Если муж не вернется...

Я вышел из подъезда. В кармане лежали деньги, которые мне всучила Катька ("Как-нибудь отдашь..."). В утреннем свете двор казался довольно уютным. Даже качели целы.

"Вот здесь, значит, меня и того", - мрачно подумал я. Интересно, это и в самом деле был Мухрыгин или мне только показалось?

В школу идти не хотелось. Странное дело, мне было неловко. Как я посмотрю в наглые глаза физкультурника? Но идти было надо. Не отдавать же опять урок Сонечке. Да что я, как школьник, в самом-то деле... Надо поговорить с адидасовцем по-мужски. Завести его к раздевалкам у спортзала и... И что тогда? Хрен с ним, как-нибудь само все устроится. Я уже почти пересек двор, как вдруг меня осенило: надо же позвонить Витальке и отменить встречу! И я зашагал назад, к злосчастной телефонной будке.

Интересно, тот грим, что мне наложила Марина, продержится до вечера? Иначе как я заявлюсь к матери своего ученика с такими фонарями? Тут и цветы не помогут.

Вот и телефон. Так, набираем номер. Ага.

- У аппарата? - Виталька подошел не сразу. Голос у него был сонный.

- Виталь, привет, это я...

- Ты что, старик, обурел, в такую рань звонить?

- Скоро одиннадцать, между прочим.

- Вот я и говорю - рань. Ну давай, выкладывай, что там у тебя стряслось...

- Слушай, еще не поздно отменить нашу встречу с этой... как ее... Ларисой, что ли? Я сегодня никак не могу...

На том конце провода повисло зловещее молчание. После продолжительной паузы Рыбкин поинтересовался:

- Ты шутишь?

- Да нет, - замялся я. - Тут такое дело... Я же не совсем отказываюсь от встречи с этой твоей Ларисой... Просто, может, ты перенесешь?

- Нет, старикан, я так не играю. Я зову бабу в гости, на свой, понимаешь ли, страх и риск, а он мне теперь заявляет "давай перенесем"! Да ты хоть знаешь, какая у нее фамилия?

- Это что, в корне меняет дело? - удивился я.

- Полностью. Я же не буду знакомить лучшего друга юности со всякой шушерой. Я тебе предлагаю качественный товар. С гарантией... Так вот, ее фамилия - Пастернак. Знаешь такого поэта?

- Знаю. Ну и что?

- А то, что она какая-то там его родственница! - гордо объявил Виталька, я почти увидел, как он надулся. - Или однофамилица, - добавил он менее уверенно. - Словом, гонор у нее еще тот. Что ж, мне теперь перезванивать прикажешь?

- А ты проведи с ней совещание. На квартире. Скажи, мол, заболел, нерешительно предложил я.

Виталька захохотал:

- Ну, е-мое, ты даешь, старичок. Совещание... А что, это мысль, внезапно загорелся мой студенческий друг, и я услышал в его голосе знакомые с юности донжуанские нотки. - Она, небось, ухаживать примется... Бабы, они, знаешь, сердобольные...

- Ну вот и хорошо, - обрадовался я.

Уф! Кажется, отделался.

- Но, старик, ты упускаешь отличный товар. Там ведь библиотека из пяти тысяч томов! Может, тебя хоть это как пэ-эдагога заинтересует?

- Нет, - решительно ответил я, - нет.

- Ну как хочешь. Ладно, я пошел досыпать. Не пропадай...

Я ехал в школу на троллейбусе и думал о Мухрыгине. Все-таки он или не он? Нет, не хочется мне с ним встречаться. Я бы с удовольствием никогда больше не заглядывал в его противные зеленоватые, как болото, глаза. Но что поделаешь, я, к сожалению, не школьник, чтобы прогуливать.

Двери троллейбуса фыркнули и закрылись. Я увидел, что проехал свою остановку. Рывок - и заветная кнопка у меня под пальцем. Если водитель сейчас меня не выпустит, я точно опоздаю к звонку.

- Ты на лоб себе нажми, баран ты, блин, - поэтично прохрипело в динамике на весь салон.

Но двери тем не менее открылись и нехотя выпустили меня наружу. Видно, судьба у меня такая. Теперь уж точно придется идти на урок.

Когда я, взмыленный, ворвался в учительскую, Мухрыгина там, слава богу, не оказалось. Зато Марианна Александровна, наша англичанка, была на месте - стояла у кактуса и нервно курила. На мое появление она никак не отреагировала. Лишь выпустила паровозную струю.

Я вихрем подлетел к шкафу с журналами, и только тут до меня донеслись всхлипывания.

- Плачешь, что ли? - неуверенно спросил я.

Мисс Преображенская не ответила. Я подошел к кактусу и развернул англичанку к себе. По лицу Марианны градом катились слезы. Чудеса! Плаксивые они, оказывается.

- У тебя что, урок отменили? - задал я дурацкий вопрос.

Стала бы она плакать из-за урока.

- Да отстань ты, Васильев! - неожиданно взорвалась Марианна. - И без тебя тошно...

- Опять физкультурник? - предположил я.

По молчанию мисс Преображенской я догадался, что так и есть. Дело в том, что Мухрыгин больше жизни любил поиздеваться над бедной англичанкой. Видимо, ему не давала покоя ее врожденная интеллигентность. Шутки нашего физкультурника были все какие-то подростковые. Злые и нелепые.

Он частенько подкладывал на стул Марианне кнопки, мазал воском страницы в ее классном журнале, так что англичанка не могла поставить ни одной отметки; сажал в ящик ее стола различных членистоногих и паукообразных, а зимой, когда насекомые засыпали, - грызунов и лягушек. Но особую радость Мухрыгину доставляли эксперименты с гвоздями. Однажды он прибил красивый беретик Марианны к полу и долго хохотал, наблюдая, как она пытается поднять свой упаднический головной убор. Наверняка что-то подобное случилось и на этот раз.

- Ну что там он опять отмочил? - я внимательно посмотрел в инязовское лицо Марианны Александровны.

Она же выразительно посмотрела на кактус. Я перевел взгляд на растение, которое давно уже смирилось с сигаретным дымом. С виду кактус выглядел вроде бы как всегда. Но, приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что кроме колючек из нашего друга торчали гвозди. Значит, опять Мухрыгин! Нет, это просто маньяк какой-то.

Я, вне себя от ярости, посмотрел на заплаканную Марианну и процедил сквозь зубы:

- А вот это ему просто так с рук не сойдет. Слово даю!

Мое желание расправиться с физкультурником было огромно. Если бы он в ту минуту попался мне под руку, его голова наверняка бы украсилась парочкой дюймовых гвоздей. Пусть знает, каково кактусам. Но Мухрыгин почему-то не попадался. Через два урока мой гнев несколько поутих, однако физкультурника я решил найти во что бы то ни стало.

Началась большая перемена, и я спустился на первый этаж, где находился спортзал.

Открыв дверь, я в первое мгновение никого не увидел. До меня доносился лишь приглушенный стук мяча об пол. В дальнем углу зала замельтешил Мухрыгин. Он самозабвенно отрабатывал какие-то баскетбольные приемы, ни на что не обращая внимания. Я окликнул его. Мой суровый голос жалким эхом задребезжал под высокими сводами, затерявшись где-то среди гимнастических колец и канатов. Физкультурник оторвался от мяча и мутным взглядом наркомана посмотрел туда, откуда, по его мнению, раздавался голос. Взгляд Мухрыгина плутал в противоположном от меня конце спортзала.

- Мухрыги-ин! - опять позвал я.

Физкультурник наконец увидел меня.

- А.

- Выйди-ка, поговорить надо...

- Сено к лошади не ходит.

Пришлось войти в зал и, неловко перелезая через наваленные там и сям маты, подобраться к Мухрыгину.

Он стоял передо мной в своем неизменном адидасовском костюме и белых кроссовках. Его взгляд странно блуждал, никак не желая встречаться с моим. Что ж, ладно...

- Слушай, а ты не забыл прибить к кактусу деньги?

- Какие еще деньги? - не понял он.

- Мои. Те, что ты подло выкрал вчера ночью у беспомощного человека...

Нога физкультурника нервно заплясала по крашеному полу.

- Понимаешь, Васильич, - замялся владелец нервной ноги, - я ж не знал, что это ты... Побаловали с ребятами немного...

- Ни фига себе немного! - взвился я. - А это ты видел? - я ткнул ему в лицо склеенные скотчем очки.

- Да-а... - Мухрыгин сделал движение в сторону тренерской комнаты. Так я тебе сейчас все отдам, Васильич, чего ты ерепенишься...

Суетливо развернувшись, я неловко ударил его в лицо. Вернее, собирался ударить в лицо. На самом деле получилось куда-то в плечо. В лучшем случае. Мухрыгин оказался в родной стихии.

- Ах ты, тля... - с этим воплем он ухватил меня поперек туловища и принялся возить по матам. В самый разгар нашего единоборства что-то хрустнуло.

- Очки! - крикнул я.

Физкультурник тотчас отпустил мое разгоряченное борьбой мешковатое тело.