Маурин Ли - Счастливый билет Страница 12

До войны в мясной лавке на здоровенных крюках рядами висели окровавленные туши, но сейчас на белой мраморной полке витрины сиротливо лежали лишь несколько жалких кусков мяса, предназначенных для продажи людям по продуктовым карточкам. В каждый кусочек был всажен небольшой вертел. Поглощенная своим горем, Лиззи, почти ничего не видя перед собой, вдруг вспомнила, как братья однажды нашли похожий вертел, только ржавый. Они хранили его вместе со своими немногочисленными сокровищами и проделывали им дыры в каштанах, которые собирали в Северном парке.

Лиззи глубоко и отчаянно вздохнула. Мясник увидел, как она смотрит на витрину, улыбнулся ей и подмигнул. Но Лиззи не улыбнулась в ответ. Он не стал бы лучиться дружелюбием, если бы узнал о ней правду.

Ее разум словно оцепенел, и не только от холода и снега, но и от полного замешательства. Лиззи вдруг всем сердцем захотела остаться стоять здесь, у окна мясной лавки, с замерзшими ногами, которых она почти не чувствовала, в промокшей насквозь одежде. Она бы с радостью осталась стоять здесь, глядя на окровавленные куски мяса на витрине, пока не замерзла бы до смерти. Гибель тут, на этом самом месте, представлялась ей решением всех проблем.

Но этому не суждено было случиться.

Добродушный мясник подошел к дверям.

— С тобой все в порядке, дорогуша?

Лиззи уставилась на него с раскрытым ртом, и на мгновение мужчине показалось, что она сошла с ума, потому что, опомнившись, девушка метнула на него совершенно дикий взгляд. А потом, не говоря ни слова, Лиззи развернулась и бросилась прочь.

Прибежав домой, Лиззи с облегчением обнаружила, что мать ушла в магазин, взяв с собой Дугала и Шона.

В доме было пусто.

Наконец-то девочка дала волю слезам, которые душили ее и рвались из груди все утро. Она повалилась на ступеньки прямо в мокрой одежде, и ее тело затряслось от долго сдерживаемых горестных рыданий.

И тут она кое-что придумала. Она нашла решение!

Тереза Гарретт почувствовала раздражение, когда буквально через несколько минут после ухода Лиззи О’Брайен в дверь вновь постучали. Ну, если это опять та девчонка, сейчас она у нее получит!

Но это оказался всего лишь сосед, который вернул ей пустые чашки. Миссис Гарретт и владелец мясной лавки, мистер Шоу, заключили соглашение: он оставлял ей каждую неделю фунт лучших сосисок, а она взамен готовила крепкий чай с сахаром для него и его напарника по утрам и в полдень.

— Было очень вкусно, — поблагодарил ее мясник. — Чай получился просто замечательный.

Он всегда так говорил. Миссис Гарретт взяла чашки и только тогда заметила, что мистер Шоу забыл сказать своему помощнику, чтобы тот вымыл их, что было крайне необычно.

— Это к вам только что приходила девочка? — поинтересовался вдруг мясник. — Худенький, темноволосый подросток?

— Да, ко мне, — с негодованием откликнулась миссис Гарретт. — Но я уже выпроводила ее вон.

Разумеется, она не сказала почему. Она никогда не сможет обмануть чье-либо доверие, как бы ни сложились обстоятельства. Несмотря на свои угрозы, миссис Гарретт не собиралась рассказывать Китти и Тому О’Брайенам о визите Лиззи.

— Вот как! — Похоже, ее слова привели мистера Шоу в замешательство. — А мне она показалась славной девочкой, да и выглядела она… э-э… немного не в себе, если можно так сказать.

— В самом деле?

— Это ведь одна из дочерей О’Брайена? Точно! — Мясник с торжеством хлопнул себя по лбу. — А я все пытался вспомнить, кто же она такая. Когда я вижу этих детей, то всегда думаю, какими славными они выросли, учитывая, кто у них папаша. Неотесанная деревенщина — вот кто такой этот Том О’Брайен, по моему скромному разумению.

После того как мистер Шоу попрощался и повитуха закрыла за ним дверь, ужасное подозрение закралось в душу миссис Гарретт, и она вздрогнула всем телом.

— Господи милосердный, что же я наделала? — прошептала она, обращаясь к пустому дому. — Я поняла: это Том. Это он надругался над девочкой.

Китти О’Брайен не была беременной вот уже больше года. Она по-прежнему спала в гостиной. Значит, Том остался в спальне с тремя дочерьми, из которых Лиззи была старшей. И, очевидно, он нашел замену Китти.

Схватив пальто, Тереза Гарретт то бегом, то вновь переходя на шаг, устремилась на Чосер-стрит.

Китти только что вернулась домой и едва успела поставить чайник на огонь. Теперь, когда Тони и Крис работали, а Кевин и Рори регулярно присылали ей часть своего жалованья, отправляя его на адрес соседа — о чем Том и не подозревал, — у нее появилось столько денег, сколько никогда еще не было. Китти даже потихоньку начала покупать рождественские подарки для детей — ничего экстравагантного, чтобы Том ни о чем не заподозрил.

Она взяла в руки нож для резки хлеба, который только сегодня точила на задней ступеньке крыльца, и начала готовить бутерброды для малышей, размышляя о том, не купить ли ей новые пальто для девочек, поскольку старые были очень уж тонкими и не годились для такой погоды. И тут во двор вбежала Тереза Гарретт. Она влетела в кухню через заднюю дверь, не дав себе труда хотя бы постучать.

— Что вы себе позволяете, миссис Гарретт?! — с негодованием воскликнула Китти.

Какое бы уважение она ни питала к повитухе, той следовало постучать, прежде чем врываться в чужой дом.

— Где Лиззи? — не слушая ее, требовательно спросила пожилая женщина.

— Как где? В школе, разумеется.

— Нет, ее там нет. Она уже вернулась домой?

— Домой? Нет. То есть… я не знаю. А почему она должна уже вернуться? Я сама только что пришла, — пробормотала Китти, совершенно сбитая с толку.

Дугал и Шон сосредоточенно сосали леденцы, глядя на взволнованную гостью широко открытыми серьезными глазами.

— Я могу подняться наверх?

— Да. Да, конечно, но зачем?

Поведение повитухи напугало Китти. Что происходит, ради всего святого?

Миссис Гарретт поднялась по лестнице так быстро, как только позволяла ее тучная фигура. Она не знала, что заставляет ее спешить и почему ее одолевают дурные предчувствия.

Лиззи лежала на кровати. Глаза ее были закрыты и так глубоко ввалились в глазницы, что лицо девочки походило на обтянутый пергаментной кожей череп мумии. Она лежала неподвижно, и Тереза решила, что Лиззи уже умерла, и при мысли об этом у нее самой едва не остановилось сердце. Но стоило ей подойти поближе, как глаза девочки распахнулись.

Сверкающие бездонные озера темно-золотистого цвета взглянули на повитуху, и Лиззи прошептала:

— Простите меня. Я была очень гадкой девочкой. Я молю Господа, чтобы он простил меня. Как вы думаете, Он услышит мои молитвы?

Миссис Гарретт почувствовала, как слезы потекли у нее по щекам, и осторожно положила руку на живот Лиззи. К ее изумлению, та отчаянно закричала от боли.

Предчувствие того, что случилось нечто ужасное, нечто еще более страшное, чем зло, совершенное Томом О’Брайеном по отношению к своей старшей дочери, то самое предчувствие, что гнало ее по заснеженным улицам к этому дому, заставило миссис Гарретт отдернуть грубое одеяло, которым укрылась Лиззи. От увиденного желудок повитухи рванулся к горлу.

От пояса и ниже вся одежда девушки и постельное белье были насквозь пропитаны темно-красной кровью, и Китти О’Брайен, застывшая в растерянности в дверях, завизжала от ужаса.

Но со своего места Китти видела лишь залитую кровью постель. Она стояла недостаточно близко, чтобы увидеть то, что видела миссис Гарретт: круглую деревянную ручку ржавого вертела, который Лиззи воткнула в себя, чтобы избавиться от зачатого в грехе ребенка.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В то утро, когда в больницу привезли Лиззи, в хирургическом отделении дежурил новый врач. Он отличался не только молодостью, но и наличием некоторых идеалов, среди которых не последнее место занимало желание помогать беднякам. Он не желал иметь ничего общего с богачами. В деревне графства Норфолк, где он родился и где его отец был лордом, его знали под именем сэра Родни Хьюитта-Грэндби, но для сотрудников больницы и пациентов Ливерпуля он был просто доктором Грэндби.

Увы, Лиззи не суждено было насладиться тем, как ее бережно заворачивают в пушистое красное одеяло. Потрясенные санитары с величайшим трудом уложили ее на носилки, а едва карета «скорой помощи» примчалась в больницу, как Лиззи повезли на экстренную операцию, где первым делом сделали ей анестезию.

Так что Лиззи даже не почувствовала, что ее ноги пристегнули холодными зажимами к операционному столу, после чего врачи извлекли из ее тела металлический вертел, за которым последовал мертвый плод, мальчик. Беременность, по мнению хирурга, продолжалась уже три месяца. Затем Лиззи продезинфицировали, зашили и напичкали лекарствами.