Джоан Айкен - Возвращение в Мэнсфилд-Парк Страница 12

«Ах, ну что за прелесть!» — подумала Сьюзен, и ее сердце возликовало. Помогая леди Бертрам отвечать на письма с соболезнованиями, которые теперь уже реже, но все-таки продолжали приходить, когда кто-нибудь из дальних знакомых узнавал о кончине сэра Томаса, Сьюзен иной раз улучала минутку, чтобы порадоваться записке от Мэри Крофорд. Особое удовольствие ей доставляла мысль, что ее помнят, вспоминают с приятностью, и кто — человек, который до сего дня был для нее лишь пустым именем, а теперь стал предметом самого живого интереса. В последнее время Сьюзен часто думала о нем. Сказать по правде, эти мысли преследовали ее неотступно.

Писание писем было прервано появлением мистера Уодема, который зашел, чтобы оставить мистеру Бертраму заметки о римских раскопках; узнав, что Том в отъезде, он хотел было откланяться, но, поддавшись на уговоры Сьюзен, остался и представился леди Бертрам. Тихий голос и любезное обхождение нового пастора произвели благоприятное впечатление на почтенную даму; она благосклонно выслушала рассказы преподобного Уодема о мэнсфилдских прихожанах, временами в присущей ей сонной манере отвечая на его расспросы о местных семьях: «Неужто?.. Так вот он каков!.. В самом деле?.. Она так и сделала?.. Я понятия об этом не имела… Нипочем бы не отличила одного из их детишек от другого… Уверена, он милейший человек… А я там не бывала… Вот и славно… Прошу, поступайте, как вы найдете лучшим, мистер Уодем… Подобные вопросы я всегда оставляла на усмотрение сэра Томаса или моего сына Эдмунда».

Мистер Уодем, по всей вероятности, покинул усадьбу, зная о жителях деревни не более, чем прежде, однако снабженный щедрым пожертвованием в пользу бедных от леди Бертрам, а также и дозволением поступать по своему разумению, утешая страждущих и наказывая грешников, буде таковые найдутся в благословенном Мэнсфилдском приходе; притом достойная дама предоставила пастору полную свободу действий. По завершении визита настоятеля леди Бертрам объявила, что отправится отдыхать раньше обычного, ибо после беседы хотя и приятной, но потребовавшей изрядного напряжения сил, она чувствует некоторую вялость и тяжесть; сие обстоятельство позволило Сьюзен принять приглашение мистера Уодема прокатиться по парку в его коляске. Пастор рассказал, что намеревается объехать отдаленные уголки прихода, дабы навестить живущих там фермеров, однако с удовольствием отвезет Сьюзен в пасторат, ибо его сестрица будет несказанно рада видеть мисс Прайс. Предложение это как нельзя лучше отвечало желанию самой Сьюзен, которой не терпелось рассказать миссис Осборн о несчастной больной в Уайт-Хаусе и попросить совета, а также и помощи, чтобы облегчить страдания одинокой бедняжки.

Прибыв в пасторат, Сьюзен обнаружила, что с новостями немного запоздала: ее успел опередить мальчишка, подручный мясника, сообщивший кухарке о несчастной больной леди из Уайт-Хауса, всю пищу которой составляет мясной бульон да жидкая овсянка. Миссис Осборн уже сама подумывала, не пойти ли незамедлительно к приезжей даме и предложить помощь; она с превеликим интересом выслушала все, что рассказала ей Сьюзен о леди Ормистон, или мисс Крофорд.

Фамилия Крофорд привела добрую женщину в необычайное волнение.

— Вы, кажется, упомянули, дорогая, что эту леди привез сюда ее брат?

— Да, сударыня, мистер Генри Крофорд. Он проводил сестру и почти тотчас снова уехал.

— Генри Крофорд! Боже милостивый! Ну да, конечно, должно быть, он самый. Весьма любопытно. Генри Крофорд… Боюсь, его бесстыдно оклеветали.

— Дорогая миссис Осборн, что вы такое говорите?

Почтенная вдова в нерешительности посмотрела на Сьюзен.

— Пожалуй, история эта не для ваших ушей, милочка, вы ведь еще так молоды. Однако поскольку, весьма вероятно, вам вскоре предстоит встретиться с мисс Крофорд, вдобавок дело некоторым образом касается и вашей сестрицы Фанни, наверное, будет лучше, если я все вам расскажу, для того хотя бы, чтобы очистить доброе имя несчастного джентльмена, незаслуженно очерненное, что, насколько мне известно, он снес безропотно, не обронив ни слова жалобы.

Это объяснение до того распалило любопытство Сьюзен, что она застыла в изумлении, глядя на миссис Осборн во все глаза.

— Эту историю мне рассказала миссис Норрис, еще до того как силы ее вконец иссякли, — продолжала между тем сестра пастора. — Бедняжка, бывало, часами говорила о своей любимой племяннице, припоминая все перипетии ее злосчастной судьбы. Естественно, миссис Норрис боготворила Марию, считая, что с ней обошлись незаслуженно жестоко. А племянница, как видно, была не на шутку увлечена этим Генри Крофордом; однако ж она решилась на совершеннейшее безрассудство, стала женой другого мужчины, куда более состоятельного, не питая к супругу ни приязни, ни уважения. Казалось, мистер Крофорд не разделяет чувств Марии, и все же она, верно, надеялась на взаимность, ибо, истощив терпение, измученная разочарованием, оставила наконец дом мужа и обратилась к нему. Но мистер Крофорд, по словам миссис Норрис, решительно отверг Марию, сказав прямо, что никогда ее не любил, что любит другую; одним словом, он прогнал ее от своих дверей.

— Боже праведный! Сударыня, вы уверены, что это правда?

— Совершенно уверена, ибо миссис Норрис, желая защитить племянницу от обвинений в адюльтере, показала мне переписку — умоляющее письмо Марии к Крофорду, в котором та заклинала его смягчиться, и суровый ответ — непреклонный отказ; вложив в конверт послание Марии, Крофорд просил ее впредь не искать с ним встреч и не писать ему.

— Так куда же она пошла? Где нашла пристанище?

— Она осталась с сестрой. Миссис Норрис поведала мне, что в то время как старшая сестра столь опрометчиво покинула супружеский кров, младшая, гостившая у друзей в Лондоне, бежала с мужчиной, за которого впоследствии вышла замуж.

— Что? — воскликнула Сьюзен, глубоко потрясенная неслыханной новостью. Бежала? Джулия Йейтс, эта степенная, благовоспитанная (по крайней мере по собственному ее разумению) особа, образец достоинства, похвальной бережливости и непогрешимого добронравия, оказалась способна на подобное немыслимое безрассудство! Ну можно ли такому поверить?!

— О, полагаю, все свершилось так скоро, что история эта не получила огласки; молодая пара отправилась в Гретна-Грин, где сочеталась браком, а вслед за тем отца мисс Джулии уговорили простить и принять согрешившую дочь. Мария оставалась с сестрой и сопроводила ее до самого Стамфорда, все еще надеясь, что Крофорд, возможно, переменит решение. Когда же тот не передумал, терзаемая яростью и отчаянием, она решилась отомстить. Понимая, что доброе имя ее безвозвратно погублено, Мария постаралась очернить и Крофорда, лишив его всякой надежды жениться на той, кого он искренне любил. Она написала отцу, будто находится теперь под покровительством этого джентльмена, дав понять, что именно его следует винить в ее разрыве с супругом.

— Возможно, — с сомнением отозвалась Сьюзен, — он был в некоторой степени виновен в злосчастье Марии; во всяком случае, так всегда говорила мне сестра. По словам Фанни, мистер Крофорд был ужасным ветреником.

— Наверное, вина лежит на них обоих; так обычно случается, когда молодые люди ведут себя безрассудно, позволяя чувствам взять верх над благоразумием. Осмелюсь сказать, сей джентльмен внушал Марии опасные надежды, вовсе не имея серьезных намерений. Однако она сама совершила грех еще более тяжкий, став женой мужчины, которого не любила, прельстившись его деньгами и положением.

— Что ж, бедняжка была жестоко наказана за опрометчивый брак. Ах, Боже мой, но если верно, что Мария не бежала с мистером Крофордом и, уйдя от мужа, оставалась одна, отчего же она предпочла жить в бесчестье, опозоренная, отринутая всеми? Почему не возвратилась в отцовский дом? Мне кажется, она лишь напрасно навлекла на себя проклятие.

— Гордость, мисс Прайс, гордость и гнев побудили ее упрямо стоять на своем, распуская лживые слухи. Она хотела заставить Крофорда страдать; мужчина, которого она желала, отверг ее, и ей невыносима была мысль, что о ее унижении все узнают. Вдобавок однажды в запальчивости она призналась мне, что стерпела бы муку еще горшую, только бы не возвращаться в Мэнсфилд «к поучениям сэра Томаса, к проповедям Эдмунда и к презрению соседей, прежде ее превозносивших». Жизнь, пусть даже уединенная, в затворничестве, с тетушкой, которая души в ней не чаяла, представлялась Марии куда более приятной. «По крайней мере здесь я сама себе хозяйка и могу поступать, как мне вздумается, не отдавая никому отчета», — бывало, говорила она. Мне больно думать, что Мария просто ждала смерти тетушки, но подобные подозрения невольно закрадываются в душу. Натура порывистая, пылкая, решительная, она не из тех, кто прислушивается к мудрым советам. Ее нисколько не заботило, что, притворяясь хуже, испорченнее, чем была на самом деле, она причиняла боль своему отцу, заставляя его жестоко страдать. «Сэр Томас убежден, будто я погрязла в пороке; что ж, не стану его разуверять, — заявила она. — Я заполучила бы Крофорда, если бы смогла; так что отец мой прав совершенно. Я согрешила, пусть не делом, но помыслами. И теперь мне все равно, что обо мне думают!»