Миранда Гловер - Шедевр Страница 13

9

Выходные пролетели в тумане вечеринок, марихуаны и беспробудном воскресном сне. В понедельник утром Петра уехала, а я в приподнятом настроении отправилась в офис Сотби, где Эйдан планировал провести первую встречу с менеджером по работе с клиентами, Жаклин Квинет. Все в темноволосой, утонченной и прилизанной Жаклин олицетворяло европейский шик: от модельного костюма угольного цвета до аромата «Шанель № 5», исходящего от ее тонких запястий. Я с тревогой заметила, что Эйдан слегка ею взволнован. В этих вопросах он всегда был весьма азартен. Возможно, они зайдут достаточно далеко, панически подумала я. Еще недавно мы с Эйданом были вместе, но теперь между нами разверзлась пропасть отчуждения. Жаклин может проскользнуть в трещину, возникшую в наших отношениях.

Первая встреча подразумевала предварительные переговоры. Тем не менее у меня осталось ощущение неуверенности. Раздумывая над этим, я не могла понять, то ли причиной стало неожиданное влияние Жаклин на Эйдана, то ли меня раздражает финансовая сторона вопроса. Сидя рядом со своим агентом в офисе Жаклин и обсуждая условия моей предстоящей продажи, я тщетно старалась найти причину своей тревоги.

Жаклин начала, прежде чем мы успели сесть:

— Поздравляю вас с действительно сенсационной идеей! Вы будете самой ценной вещью за все последние годы! — воскликнула она, пристально глядя на меня ореховыми глазами. — Мы не можем назначить вам самую высокую цену, но зато ваше имя целый год не будет сходить с обложек.

Я испытывала к Жаклин подсознательную неприязнь, но понимала, что могу не волноваться за свой проект благодаря ее профессионализму. Она относилась к работе очень ответственно.

— Скажите, — продолжала Жаклин, переходя к нужной ей теме, — что лежит в основе вашей идеи? Мне хотелось бы знать все подробности, чтобы мы могли наиболее выгодным образом организовать вашу продажу.

Я понимала, что должна понравиться Жаклин, если хочу, чтобы она все устроила лучшим образом. Она наклонилась вперед, положив свои изящные локотки на стол, уперлась подбородком в маленькие утонченные руки; и я начала объяснение. Я рассказала о семи образах, представлении, сути продажи. Она сосредоточила на мне сто процентов своего внимания.

— Это восхитительная мысль, — уверенно сказала Жаклин, когда я завершила описание. — Не могу дождаться дня, когда вас будут продавать: это станет сенсацией в Лондоне и Нью-Йорке.

У меня создалось впечатление, что, если бы это зависело от нее, результат таким бы и был.

— А кто потенциальные покупатели? — осторожно прервал ее Эйдан. Наши стулья стояли рядом, напротив кресла Жаклин; обтянутый кожей стол отделял клиентов от менеджера. Я чувствовала со стороны Эйдана возрастающее давление на свое бедро. Вообще он казался довольным ходом беседы. Пока говорила я, Жаклин неотрывно смотрела на меня. Но после вопроса Эйдана она на десятую долю секунды — не больше — перевела взгляд на него. Одновременно я ощутила, что давление на мою ногу ослабевает.

Эйдан развернул лист бумаги и, прижимая пальцами, разложил его на столе в качестве предварительного варианта.

— У меня пока что есть три или четыре заинтересованных лица, — сказал он непривычно мягким голосом.

Я наблюдала, посмотрит ли Жаклин на его руки, прежде чем не спеша прочитать список.

— Хорошее начало, — наконец сказала она, кивая, потом бесстрастно посмотрела на меня. Мы вернулись к обсуждению финансовой стороны вопроса.

— Кажется, британцы переживают вторую волну международного интереса. Но, Эстер, с какой суммы мы начнем в случае с вами?

Я выдержала ее взгляд, но ничего не ответила.

— Мы не можем себе позволить продать ее менее чем за двести тысяч, — заметил Эйдан; давление на мое бедро усилилось.

Жаклин бросила на него недовольный взгляд.

— Я скорее думала об отправной цене в сто пятьдесят тысяч.

— Уверен, что немцы выложат не менее двухсот с половиной, — решительно заявил Эйдан.

Мне хотелось напомнить им, что мы еще не на аукционе, но годами выработанная привычка подсказывала, что надо молчать: Эйдан всегда умел договориться о цене. Жаклин снова кивнула, на этот раз охотнее. Разговор о деньгах, очевидно, ее тоже воодушевлял. В этом они с Эйданом были схожи. Мне вдруг показалось странным отсутствие на ее столе личных вещей, не было даже семейной фотографии.

— Давайте пока не будем называть более конкретных цифр, — мягко ответила она, и ее улыбка стала широкой, а глаза заблестели. — Посмотрим, как будет расти интерес с приближением аукциона.

— Кто еще, по вашему мнению, Жаклин, может вызвать такой же интерес? — спросил Эйдан, намереваясь перейти к более важному вопросу.

Пробежав список со знаменитыми именами, Жаклин начала приподниматься с места, понимающе улыбаясь и одобрительно махнув рукой. Переговоры подходили к концу. Пожимая ей руку, я почувствовала частые удары сердца. Разве можно пытаться противостоять Лукиану и Фрейду с одной стороны и Фрэнсису Бэкону[7] — с другой? Впервые после того, как идея пришла мне в голову, я задалась вопросом, не является ли серия «Обладание» огромной ошибкой. Может, я поступаю опрометчиво из-за страха, вызванного Кенни? Может, лучше просто заплатить ему и не бросаться с головой в этот безумный проект? Но сейчас уже слишком поздно для сожалений. Мы улыбались друг другу, но в глубине души мне было страшно. В комнате царило оживление, которое, казалось, не имеет никакого отношения к искусству, а вызвано предвкушением денег, большого количества денег. Замечательный, наверное, повод для оживления, но меня волновало одно важное обстоятельство: на этот раз объектом продажи была я сама.

10

— Эйдан говорит, что надо поехать, — сказала Кэти.

Я прямо взвыла в трубку:

— А нельзя ли отменить? Мне нужно съездить в Клэфем на деловую встречу. Это очень важно.

— Продолжай работать. Я еще позвоню, — ответила она и повесила трубку.

К моему разочарованию, когда я позвонила, Эйдан был занят. Я должна была устроить повтор «Обнаженной в росписи» для универмага «Селфидж». Представление должно было состояться в четверг. После того как я расстанусь с деньгами, мне совсем не захочется в чем-либо участвовать. К тому же времени оставалось все меньше.

— Ты в долгу перед Селиной, — сухо сказал Эйдан, когда, наконец, подошел к телефону, — и это хорошая реклама перед аукционом.

Селина — это независимый организатор выставок, пару лет назад мы с ней поссорились. Я должна была стать основным художником на запланированной ею выставке, но не смогла представить работы, что не только провалило выставку, но и испортило отношения с найденными ею спонсорами. Сейчас у меня есть возможность все исправить. Я не собиралась разубеждать Эйдана. Это хорошая возможность залечить старую рану, ведь с тех пор как я занялась серией «Обладание», позиция Эйдана по отношению ко мне ужесточилась.

— Ты поедешь со мной? — спросила я.

— Нет-нет, я не могу, — ответил он.

— Может, заедешь после? — я пыталась подлизаться. — Как тогда? Поможешь мне смыть с себя хну?

Я надеялась, что воспоминания о том счастливом времени растопят его сердце, но тон Эйдана остался отстраненным.

— Не знаю, смогу ли я приехать. Позвони, когда закончишь. О, кстати, Линкольн обещал быть там вместе с оператором. Он сказал, что ему нужен материал для документального фильма, который будет идти по четвертому каналу. Для него это прекрасная возможность снять несколько замечательных кадров.

Я вызвала такси до Клэфема. Со своих двух счетов в банке я сняла двадцать пять тысяч купюрами по пятьдесят фунтов, и теперь деньги лежали в старом красном чемодане. Сидя на заднем сиденье машины, ехавшей по указанному адресу в южную часть города, я чувствовала невероятное напряжение. Я не знала, чего мне ожидать. Кенни ничего не объяснил. Я переживала, что это, возможно, надувательство, а также изо всех сил надеялась, что он не причинит мне зла. Это был риск без возможности отступления. Единственная предпринятая мною мера предосторожности — это оставленная на кухонном столе записка с адресом. Если со мной что-нибудь случится, то будет, по крайней мере, известно, куда я поехала.

Когда машина свернула на пригородную улочку и подъехала к ничем не примечательному дому с балконами, я попросила водителя подождать. Стоял полдень, вокруг царила атмосфера повседневного спокойствия и скуки. На мне были темные очки и шляпа, чтобы никто не узнал; я подошла к двери, нажала на кнопку звонка и стала ждать. Я заметила, как шелохнулась тюлевая занавеска, затем дверь медленно приоткрылась. Из-за нее на меня смотрела женщина примерно моего возраста, чем-то напоминавшая мышь. Рядом с ней, цепляясь за ее колени, стоял ребенок. Судя по всему, женщина нервничала сильнее, чем я, и мне тут же стало жаль ее. Было заметно, что за время жизни в этом квартале она повидала многое. Вокруг ее глаз залегли морщинки, вызванные постоянным беспокойством, волосы давно нуждались в мытье. Старые рваные джинсы и укороченная футболка выдавали ее полноту, в пупке торчал фальшивый бриллиант.