Виктория Холт - Подмененная Страница 13

На этом мы расстались.

На обратном пути бабушка сказала:

- Иногда мне кажется, что миссис Полгенни несколько не в себе. Какая жалость! Она ведь превосходная акушерка.

- И домохозяйка тоже, судя по всему. В их доме всякая вещь знает свое место. Там чисто до неуютности.

Бабушка рассмеялась:

- Это называется сотворить себе кумира, и мне такие вещи кажутся не вполне здоровыми. Да и Ли жаль, конечно. Ее жизни не позавидуешь. Бедняжке, должно быть, трудно постоянно стремиться к совершенству. А уж как мамаша следит за дочерью - это просто неестественно.

- Похоже, она боится, что Ли сделает что-нибудь ужасное.

Бабушка кивнула и сказала:

- Я искренне надеюсь, что у миссис Полгенни все же хватит здравого смысла. Я пыталась убедить ее.

Мне кажется, она проявила интерес, когда зашел разговор о денежной стороне дела.

- Да, я это заметила.

- Ну что ж, поживем - увидим. Я пошлю весточку мадам Бурдон и сообщу ей о результатах. Возможно, если сумма окажется достаточно соблазнительной...

Итак, мы решили подождать.

***

Пришло письмо от матери. Она писала, что необыкновенно счастлива, и выражала надежду на то, что меня радует жизнь в Корнуолле. Домой ее тянуло только желание увидеть меня. Она надеялась, что по прибытии в Лондон я буду встречать ее. Мы пробудем там несколько дней, а затем отправимся в Мэйнорли Все будет просто чудесно.

"Ты сможешь помогать нам в политической деятельности. Это будет очень интересно, и я знаю, что тебе это понравится. Ах, Бекка, мы будем так счастливы.., втроем".

Итак, она хотела видеть меня по возвращении.

Я показала письмо бабушке.

- Она очень счастлива, - улыбаясь, сказала бабушка, - письмо прямо дышит счастьем, верно? Это хорошо чувствуется. Мы должны за нее радоваться, Ребекка. Она заслужила счастье.

- Я должна быть там к ее приезду.

- Да, мы с дедушкой поедем вместе с тобой. Я не прочь провести несколько дней в городе.

Таким образом, все было решено.

Настал последний день. С утра я отправилась кататься верхом, а мисс Браун занялась упаковкой вещей. Во второй половине дня я прогулялась к пруду.

По пути мне встретилась Дженни. Она что-то тихонько напевала, счастливая от уверенности, что вскоре у нее появится ребеночек.

Наверняка она была, как говорила моя бабушка, немножко неуравновешенной. Полагаю, это было справедливо и в отношении миссис Полгенни, которая была слишком уж занята поисками грехов.

Мы узнали, что деньги все-таки соблазнили ее. Ли закончила выполнение заказов для плимутских поставщиков, собираясь на время оставить эту работу, чтобы отправиться в Хай-Тор для починки гобеленов Бурдонов.

На следующий день мы уехали в Лондон. Как обычно, мы поселились в доме дяди Питера и тети Амарилис. Моя мать с мужем должны были вернуться в Лондон на следующий день.

Я ощущала тревогу, сознавая, как мирно протекала жизнь в Корнуолле, как занимали меня вопрос с гобеленами Бурдонов, самосовершенствование миссис Полгенни и Дженни Стаббс, счастливо распевающая на лесных дорожках.

Все это осталось позади, и мне предстояло столкнуться с суровой реальностью, Мне показалось, что дядя Питер ведет себя необычайно спокойно. Как правило, он был в доме главным и всеми командовал. Когда я спросила у него, как идут дела, он ответил, что с ним все в порядке, что дел полно и он с нетерпением ожидает возвращения новобрачных.

- Теперь-то мы посмотрим, - сказал он. - Бенедикт не из тех, кто сидит сложа руки.

Эти нотки гордости и восхищения в его голосе раздражали меня. Почему все непременно должны питать к этому человеку уважение?

Настал следующий день. К дверям, у которых мы все стояли в ожидании, подъехал кеб. Из него вышла моя мама. Она прекрасно выглядела и, как я заметила, одновременно радуясь и ревнуя, так же сияла от радости, как перед отъездом, а может быть, и еще больше.

Я бросилась в ее объятия.

- Ах, Бекка, Бекка! Как мне тебя не хватало! Все было совершенно идеально, если бы ты была рядом.

Бенедикт улыбнулся мне и взял меня за руки. Мама наблюдала за нами, желая, чтобы я проявила радость, и мне пришлось выдавить из себя улыбку.

Мама привезла для меня фарфоровую настенную тарелку. На ней была изображена женщина, очень напоминавшая рафаэлевскую "Мадонну делла Седна".

Копию с этой картины я однажды видела, и она мне очень понравилась. Женщина на тарелке напоминала ту мадонну.

- Она чудесная, - сказала я.

- Мы вместе выбирали ее.

И вновь я улыбнулась Бенедикту. После обеда я должна была отправиться вместе с ними в его лондонский дом, чего мне не слишком хотелось. Я чувствовала, что это будет означать начало новой жизни.

За обедом очень много говорили. Тетя Амарилис желала выслушать все об Италии и медовом месяце; дядю Питера гораздо больше интересовали планы Бенедикта на будущее..

- Мы как можно быстрее вернемся в Мэйнорли, - сказал Бенедикт-- Я не хочу, чтобы мои избиратели считали меня прогульщиком, - У тебя появится масса дел, Анжелет, - сказала тетя Амарилис. - Я помню, как это было с Еленой.

- Ну да, приемы, благотворительные базары, всевозможные благотворительные акции, - сказала мама. - Я к этому готова.

- В Мэйнорли вам будет очень приятно, - продолжала тетя Амарилис. - И, кроме того, у вас есть городской дом. Что может быть удобнее?

- Какое благо, что Мэйнорли так близко от Лон, дона, - сказал Бенедикт. - Нам будет несложно ездить туда и обратно.

- А если бы твой избирательный округ оказался в Корнуолле?

- Я благодарю Бога за то, что это не так.

А я благодарила бы Бога, если бы дела обстояли наоборот. Тогда большую часть времени я проводила бы с бабушкой и дедушкой. Но я все равно буду часто навещать их. Нужно не забывать об этом. Если когда-нибудь мне станет слишком трудно жить с ним, у меня есть, куда бежать.

После обеда мы втроем поехали в дом маминого мужа. Дедушка и бабушка остались у дяди Питера и тети Амарилис и через несколько дней собирались вернуться в Корнуолл.

Пока мы шли к дому, мама держала меня под руку.

Бенедикт шел по другую сторону от нее и тоже держал ее под руку. Любой, глядевший на нас со стороны, посчитал бы нас счастливым семейством и ни за что не догадался бы, какие чувства бурлят во мне.

***

Я чувствовала себя в этом большом доме потерянной, одинокой и никому не нужной. Слишком уж велик был этот дом. Войдя в него, я сразу же почувствовала, будто все его частицы посматривают на меня, желая знать, что это я здесь делаю. Все вокруг выглядело чересчур дорогим. Везде висели тяжелые красные шторы, их мощные складки придерживались толстыми золочеными кольцами, которые в любом другом доме были бы латунными. Белые стены производили впечатление только что выкрашенных. Изящная мебель раннего георгианского периода, как мне кажется, весьма подходила для этого дома. Над широкой лестницей висела огромная люстра. Именно там, на лестничной площадке, моя мама и ее новый муж должны были принимать своих гостей. На втором этаже располагались огромные столовая и гостиная. В таком доме я никогда не смогла бы почувствовать себя, как в родном гнезде.

Моя комната была большой, просторной, с окном от пола до потолка, выходившим на улицу. Тут висели шторы из темно-синего бархата и кружевные занавески. Изголовье кровати было выдержано в тех же тонах, что и шторы, да и ковер гармонировал с обстановкой.

Это была красивая комната, но я не чувствовала ее своей.

Поэтому я обрадовалась, когда мы поехали в Мэйнорли.

Это был дом, который я действительно могла бы полюбить, не принадлежи он моему отчиму. Вообще в деревне я чувствовала себя посвободней. Здесь имелась хорошая конюшня, так что можно было в любой момент выехать верхом. Сам Мэйнорли был небольшим городком, но, поскольку Мэйнор Грейндж находился несколько в стороне от него, казалось, что мы живем где-то в глуши.

Это был избирательный округ Лэнсдона, и дел здесь было полным-полно. Бенедикт хотел продемонстрировать избравшему его народу, каким превосходным депутатом он является, и поэтому поощрял всех обращаться к нему со своими проблемами.

Мама, полная решимости стать идеальной женой политика, целиком отдавала себя его делам. Это была беспокойная жизнь. Они разъезжали по всему округу, простиравшемуся на много миль и включавшему в себя несколько городков и множество деревень.

- Твой отчим не хочет, чтобы кто-то почувствовал себя обойденным его вниманием, - говорила мне мама.

Я испытывала затруднения, упоминая о нем. Мама предпочла бы, чтобы я называла его отцом, но даже ради нее я не могла пойти на это. Что же касается его, не знаю, чего бы он хотел. Слишком умным человеком был Бенедикт Лэнсдон, чтобы не понимать моих чувств по отношению к нему, хотя мама пыталась сделать вид, будто никакой враждебности с моей стороны не существовало. Похоже, это вообще не слишком заботило его. Только мама переживала из-за этого, но старалась ничего не показывать. Это меня устраивало, потому что, если бы она сказала мне о своих переживаниях, мне пришлось бы предпринимать какие-то меры, чего мне делать не хотелось. Теперь-то я понимаю, что находила некоторое удовлетворение, лелея свою обиду Тем не менее, нам с мисс Браун нравился Мэйнорли.