Марк Криницкий - Три романа о любви Страница 17

— Выехали на Арбат… Только что приехали на Сретенку… Велели вам кланяться.

— Скажи, Агния, что я благодарю и жду сегодня скорее, чем вчера.

В сумерки приходит Раиса… Как нелепо и смешно… Она усаживается молча на стул и смотрит большими черными глазами с фальшивою, напряженною заботливостью. Потом слезливо сморкается. На мгновенье, когда она обращает взгляд к окну, в этом взгляде мелькает неприятный страх. Ее посещения мучат Варвару Михайловну. Ее духи имеют отвратительный сладковатый запах, от которого неприятно кружится голова и щемит сердце.

Она приходит аккуратно через день. Обыкновенно это гадко совпадает с приемными днями у Васючка Просиживает каждый раз до сумерек и уходит, когда Васючок тоже оканчивает свой прием. Должно быть, там, где-то в передней, на мгновение встречаются он и она. И каждый раз Варвара Михайловна вынуждена звонить Агнии, чтобы велеть ей проводить барыню и тотчас вернуться сюда. И каждый раз, пока Агния вернется, Варвара Михайловна лежит, закинув голову назад, вытянувшись всем телом, задержав дыхание, и только ее отросшие за болезнь ногти с болью впиваются в руки выше кистей. Но Агния приходит довольно скоро. Если эти встречи и есть, то они непременно мимолетны. Вслед за Агнией сейчас же приходит Васючок. Он старается глядеть так, как будто ничего особенного не произошло. В самом деле, что в этом такого удивительного? Бывшая Дюмулен приходит ее навещать во время ее болезни? Напротив, это даже очень трогательно. Не правда ли? И разве можно придавать значение таким пустякам, что ее посещения приходятся как раз на те дни, когда у него бывает прием, и как раз на те часы, когда прием приходит к концу? Не все же так нервозны и подозрительны.

По обыкновению, он хочет и сегодня попробовать у нее пульс, но она выдергивает руку. Пусть он отправляется к своей Раиске. В его лице еще не разошлись сияющие морщинки возле глаз, с которыми он смотрел на эту девку там, в передней, прощаясь. И почему он каждый раз непосредственно после этого приходит сюда? Он хочет ей великодушно показать, что не делает тайны из этих мимолетных встреч?

Ей хочется крикнуть ему в лицо:

— Не лги. Я знаю все. Я знаю, что обманута тобою. Спеши пользоваться тем, что я прикована к постели. О, как, наверное, ты был бы счастлив, если бы я не встала с нее совсем? Но почем знать? Может быть, судьба тебе еще улыбнется, и ты вновь получишь свободу. И тогда, наверное, ты сумеешь сделать гораздо более удачный выбор.

— Что с тобой, Варюша? — спрашивает он, делая пошло-страдальческую гримасу.

— Уйди. Ты мне не нужен.

Он выходит на цыпочках с недоумевающим видом. Спина его согнута. Своим наружным видом он хочет сказать, что привык к безумствам всякого рода.

XVIII

…Сегодня Варваре Михайловне вдруг показалось, что непременно что-то случится. Может быть, оттого, что был слишком яркий закат. Стекла круглых фотографий, висящих над комодом, и ряд образов в углу сверкали кровью. Она попросила Раису слегка сдвинуть занавески вместе. Городской гул и звонки трамваев, доносившиеся в открытые окна, были особенно тревожны. И только равнодушно трубили на разные голоса автомобили. Варвара Михайловна не спала всю ночь. И уже неделю не принимала пищи. Теперь, к вечеру, ее охватила жаркая испарина. Но мысли двигались отчетливо.

— Положи меня повыше, — попросила она Раису.

Потом сама себе заплела косы. Ей хотелось убедиться, что ее члены еще не отказались двигаться. И с улыбкою ребяческого удивления она чувствовала странную, прозрачную бодрость. Потом попросила достать из гардероба шелковый желтый пеньюар.

— Ты хочешь встать? — удивилась Раиса.

Варвара Михайловна с печальной усмешкой подержала в руках легкую материю и отрицательно покачала головой.

— Положи возле, — попросила она.

Так. Но где же туфли? Она старалась найти их глазами и, найдя, успокоилась. Закрыв глаза и неподвижно вытянув руки вдоль тела, лежала, не двигаясь и не разговаривая до конца визита.

Когда Раиса распрощалась и вышла, она приподнялась и села на постели. И тотчас предметы поплыли в красном отблеске. Улыбнулась и закрыла глаза. Надела пеньюар и, пошатываясь, встала на ноги, казавшиеся чужими. От предмета к предмету она медленно подвигалась к двери, как смелый ребенок, который в отсутствие старших самостоятельно учится ходить.

Дойдя до двери, перевела дыхание. Захотелось крикнуть и кого-нибудь позвать. Но нет. Разве есть в целом мире хоть кто-нибудь, кому может поверить заболевшая женщина? Пошатываясь и превозмогая дурноту, она пережидает несколько мгновений у двери и потом тихо переступает порог. О, какой полумрак и тишина во всем доме! Так вот как они живут в ее отсутствие. Застегивая ворот дрожащими пальцами, проходит ряд комнат до передней. Отчего здесь тоже так тихо? Внезапно кажется, что не в силах шагнуть последнего шага. Опершись о маленький столик, стоит, не шевелясь. Видно, как проходит Агния, и на мгновение ее белый передник загорается на плече малиновым светом, который теперь начинает переходить в оранжевый. Отчего у них такая тишина?

Собравшись с силами, делает еще несколько шагов. Сейчас… Ей страшно, что под тяжестью тела может скрипнуть паркет. О, она знает, что им сказать. Она скажет им:

— Не правда ли, вы меня не ожидали?

Но в это время выглядывает смеющееся лицо Агнии. Впрочем, улыбка тотчас сбегает с него. Она смотрит на Варвару Михайловну расширенным взглядом, точно не узнавая ее, потом обращается «к ним» и говорит испуганно:

— Барыня идут…

— …Ах, какая ты! — говорит Васючок еще раз, доведя ее до спальни и укладывая в постель.

Здесь уже полутемно, и она плохо различает его лицо. Но хорошо помнит, что оно было некрасиво-испуганно. Лица Раисы она не помнит. Помнит только прикосновение ее вуали к своим губам и осторожное холодное пожатие руки. И еще черные перья шляпы, когда она повернулась, чтобы выйти в дверь. Все ее тело дрожит.

— Хорошо, хорошо, — говорит она Васючку. — Ты поди, обедай.

Что бы ни случилось, он должен в свое время обедать, завтракать и ужинать. Хочется кричать от боли, но она сдерживает себя. Когда она будет умирать, ему все равно вовремя накроют обедать. Ведь это так естественно, чтобы трудящийся мужчина вовремя обедал.

— Иди же и пришли ко мне Агнию.

Входит Агния, но Варвара Михайловна не отвечает на ее вопрос. Молча и враждебно она следит за ее торопливыми, лгущими движениями. Впрочем, та делает вид, что принимается за уборку. В комнате больного всегда найдется, что прибрать. Она переставляет на столике пузырьки с лекарствами и посуду и только несколько раз взглядывает более вопросительно. Но она прекрасно знает, за что барыня недовольна ею. Для этого она слишком умна.

— И что же, Агния, вам очень щедро дают на чай?

— Господи Иисусе!

Она нарочно выпускает из рук конец передника, и бумажки и мусор выпадают на ковер. Но Варвара Михайловна уже хохочет, закинув голову.

— Знаю, знаю.

Присев, Агния подбирает сор. Не торопясь, она говорит:

— Конечно, я не отопрусь, что они хорошо дают на чай. Что же из этого?

Вот как? Она даже находит нужным довести об этом до ее сведения? Не удвоит ли поэтому и она по отношению к ней своей внимательности?

— А барин вам тоже хорошо платит?

— Бог мой!

Агния с видимым удовольствием фыркает, уткнувшись лицом в собранный край передника. Значит, по крайней мере, он ей ничего не платит. О, конечно, Васючок трус.

— Чего только скажут.

— Хорошо. Вы можете идти.

Агния задерживается в дверях.

— Что я, собственно, доложила им: «барыня идут»… Я безо всякого умыслу. Я вижу: Господи, никак идут барыня? Я, можно сказать, испугалась, крикнула: «барыня идут». Вовсе без умыслу. Даже довольно странно…

Варвара Михайловна делает слабое движение рукою.

— Довольно, довольно.

— Очень даже странно. Как это я могу пойти против своей барыни?

— Вам были бы деньги. Кто вам дороже заплатит, тому вы и слуга. Все вы таковы!

Ах, да и почему им следует быть другими?

— Обидеть, конечно, завсегда можно. Уж я ли вам не служила? Пускай послужит так которая другая.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я вам больше ни в чем не верю.

— А раньше верили?

— И раньше вы меня, наверное, обманывали.

— Желаю вам найти такую другую, которая бы согласилась у вас служить. Право. Уж на что глупа эта ваша новенькая, Лина Матвеевна, и то смотрит вон из дома. Вам нужно какую-нибудь особенную, прямо из сыскного отделения, по всем делам вашим…

Гордо выпрямившись, эта отвратительная дрянь выходит. Пусть она собирает свои пожитки и отправляется вон. О ней не будут плакать.

Конечно, подарки и деньги — самая несовершенная система. Против одних денег выдвигаются другие, против одних выгод — другие выгоды. Почем знать? Может быть, уже теперь для Агнии гораздо выгоднее служить Раиске, а не ей. Это невероятно, но это возможно. Самое невероятное есть всегда самое возможное. Было совершенно невероятно, что она выйдет так внезапно замуж за Васючка, и, однако же, это случилось. Все, что случается, всегда случается вдруг. И если принимать меры, то надо их принимать в самом начале. В противном случае, лучше никогда и ничего не предпринимать.