Ольга Воронцова - Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах) Страница 19

Монахи в рясах, белых от морской соли и меловой пыли дуврских дорог, зачастили между Пуатье и Лондоном. Генрих II заподозрил неладное слишком поздно. На пятый день большой королевской охоты его сын куда-то пропал. Поиски по горячим следам ничего не дали. Лишь спустя двое суток к Генриху привели рыбака с побережья, который долго не понимал, чего хочет от него сам король, а потом, когда кто-то из баронов наконец вытянул ножнами меча ему между лопаток, сообразил, что ему всего лишь надо рассказать, как молодой принц отчалил из их деревушки во Францию.

- Он всегда отплывает из нашего поселка, когда едет к матери, хвастливо добавил рыбак, далекий от высокой политики.

Снаряжать погоню было поздно. Людовик VII уже встречал беглеца на другом берегу Ла-Манша. Взбешенный Генрих переправился в Нормандию и послал гонцов к сюзерену с просьбой вернуть его сына и наследника. Людовик, выслушав послов своего неспокойного соседа и вассала, любезно поинтересовался:

- А кто просит меня?

- Король Англии! - ответили послы.

- Как странно, - удивленно произнес Людовик. - Может быть, вы не знаете, добрые люди, но король Англии сейчас гостит у меня и не о чем таком меня не просил.

Людовик с трудом подавил торжествующую улыбку. Наконец-то пришел его час: бывшая его жена отныне в полной от него зависимости и, конечно, понимает это. Вольно же ей, глупой женщине, бегать от мужа, чтобы снова вернуться к нему, но на этот раз уже униженной просительницей.

Людовик иронически взглянул на послов английского короля и потер себе лоб, словно что-то припомнив.

- Впрочем, вы, наверное, имеете в виду отца короля, который тоже был когда-то королем. Но если я правильно помню, он отказался от своей короны и отдал ее сыну. Только все время об этом забывает. Так напомните ему, повысив голос, продолжил Людовик, - что король Англии его сын, а не он!

Пока гонцы добирались обратно до Нормандии с ответом короля Франции, Алиенора с сыновьями развернула бурную деятельность по подготовке войны против своего мужа. Но, к сожалению для Алиеноры, Генрих не растерял навыков военного дела. Он предпринял неслыханный шаг для того времени. Набрал армию из наемников и в кратчайший срок подавил назревавшую войну, а саму королеву взял в плен.

* * *

Алиеноре было уже пятьдесят три года, но она не утратила своей красоты, по обе стороны Ла-Манша трубадуры по-прежнему слагали песни о ее очаровании и уме.

Попав в плен, "самая прекрасная из королев" на какой-то миг утратила веру, что ее сыновья когда-нибудь станут королями. Особенно расстраивалась королева о своем милом Ричарде, ведь у него отец отобрал ее вотчину Пуату. Но подолгу предаваться унынию, даже будучи в заточении у когда-то любимого, а ныне ненавистного мужа, было не в характере Алиеноры.

В разлуке с детьми и Францией королева прожила девять лет. Старшего сына Генриха III она больше не увидела. Когда пришла весть о его смерти, Алиенора покорно скрестила руки на груди и подошла к окну. За ней, как две змейки, по ковру потянулись длинные рукава ее темного платья. Принесший это печальное известие архидиакон пытался обнаружить хоть какое-то смятение на спокойном лице королевы. Стоило бы поучиться такому терпению и смирению, невольно подумал он, снова опустив свой взгляд за струящимися по полу рукавами.

- Святой отец, - грудным голосом прервала размышления монаха королева. - Вчера я видела сон.

- Какой сон, моя королева? - спросил монах, по-прежнему не отрывая взгляда от пола.

- Мне снилось... - Королева выдержала паузу и продолжила: - Мне снилось, будто мой сын Генрих лежит на кровати со сложенными на груди руками, на его пальце сияет кольцо с драгоценным сапфиром. Он очень бледен, но в то же время видно, что он счастлив. Над его головой я увидела два венца. Один тот, что надел на него отец при коронации, а другой был подобен святому Граалю, из чистого света. Что это, святой отец, как не вечное блаженство и вечное царствование на небесах. Я ведь знала, что не сегодня-завтра мне скажут о смерти сына, - закончила королева.

- А известно ли вам, ваше величество, о даре отца сыну перед его кончиной?

- Каком даре? - переспросила королева.

- Ваш сын, предчувствуя свою смерть, отправил гонца Генриху II с просьбой простить его и отпустить вас, и в знак своего прощения Генрих подарил сыну кольцо. Перед смертью тот надел это кольцо и практически сразу предстал перед Господом, - сказал монах.

- Что ж, это хорошо. Сын ушел с миром.

На этом архидиакон откланялся, но всю свою оставшуюся жизнь вспоминал об удивительной встрече с прекрасной королевой Англии.

Прошло еще шесть лет. К удивлению окружения королевы, в свои шестьдесят семь лет Алиенора выглядела по-прежнему стройной и все еще красивой. В ее светлых волосах, несмотря на все пережитые лишения, почти не было седины, ее голубые глаза чуть посветлели, и в них уже не было той страсти, как тридцать лет назад, но зато теперь они светились мудростью и спокойствием. В то же время ее неверный муж, который был младше Алиеноры, уже выглядел обрюзгшим стариком. От былого мужества и красоты не осталось ничего - лишь хромая нога, придавленная лошадью в бою, и худшая из всех болезней, подаренная на долгую память королю какой-то красоткой.

Королева закончила свой утренний моцион и смотрела в зеркальце, примеряя новый эннен. Чепец с легким покрывалом, удачно маскировавшим уже не молодую шею, очень шел ей, королева это отметила про себя и грустно улыбнулась своему отражению.

Вдруг дубовые двустворчатые двери распахнулись, появились приближенные Генриха в монашеских рясах. Один, почтительно склонив голову, проговорил:

- Король Англии, Генрих II умер с восходом солнца.

"Свободна, я свободна наконец-то, надо ехать к Ричарду, вот достойный король Англии", - пронеслось в голове у Алиеноры. Но к своему удивлению, радости от этого известия королева не испытала. Ей по-настоящему было жаль своего когда-то любимого мужа.

* * *

После похорон Алиенора с неистовой энергией стала готовиться к коронации своего любимого сына Ричарда. Казалось, что за пятнадцать лет заключения она только и делала, что копила силы. "Мне немного осталось, говорила она Ричарду, - а нам еще так много надо успеть". Могла ли знать Алиенора, что остаток ее дней будет для нее самым насыщенным и самым удачным отрезком жизни.

Для начала Алиенора засадила Ричарда изучать английский язык. Нормандское дворянство, правившее Англией с конца XI века, времен Вильгельма Завоевателя, говорило между собой по-французски. На языке своего народа новый король Англии не мог и двух слов связать. Впрочем, Ричарду легко давалось учение. Королева-мать слишком долго ждала этого часа, чтобы упустить хоть что-нибудь из виду. "Как встретит Англия Ричарда?" беспрерывно думала Алиенора, пока шли приготовления. Наконец этот день настал.

Колокола всех церквей Лондона возвестили о том, что будущий король въезжает в город. Восторженная толпа заполнила улицы, люди бросали под копыта коня Ричарда цветы. Фасады домов были украшены яркими гирляндами из листьев и венками из свежей травы. Сколько раз приходилось видеть подобную картину Алиеноре, но теперь встречают не ее, а любимого сына. Сердце матери готово было вырваться из груди от переполнявшего ее счастья.

Праздничный кортеж въехал на площадь перед Вестминстерским собором. Сын и мать спешились и в сопровождении многочисленной свиты направились в собор для коронации. Королева была в роскошном шелковом платье, поверх которого была надета красная мантия, подбитая белкой и соболем; Алиенора гордо возглавляла шествие. Двенадцать пэров несли облачение для коронации Ричарда: длинные облегающие штаны-шоссы, шитые золотом, пурпурную тунику, льняное покрывало, далматику с длинными до пола рукавами и королевскую мантию из горностая. За одеяниями на алой подушке несли золотую корону, усыпанную драгоценными камнями. Замыкал шествие Ричард с двумя епископами, он шел под шелковым балдахином, который несли на концах копий четыре барона.

Ричард, опустившись на колени перед алтарем и положив руку на Евангелие, произнес так называемую клятву справедливости. После клятвы он разделся и остался в нижней рубахе, на ногах у него сияли золотые сандалии. Архиепископ приступил к миропомазанию. Трижды помазав Ричарду мирром голову, грудь и руки, благословляя ум, славу и силу короля, наследника престола облачили в королевскую одежду. На голову, поверх льняного покрывала, обозначающего мирные намерения, надели шелковую шапочку, каждодневный головной убор короля. Потом надели тунику из золотой парчи, а сверху нее далматику, символизирующую церковную власть короля. На сандалии нацепили золотые шпоры, а в руку королю епископ вложил меч, дабы тот истреблял врагов церкви, и, наконец, на плечи Ричарда легла мантия. Ричард во всем своем великолепии подошел к архиепископу, стоявшему возле короны, и склонил голову.