Мариена Ранель - Маски сброшены Страница 19

Елизавета слушала её лишь краем уха. Ее занимало другое, гораздо более значимое и более важное, чем корсет.

"Еще когда я познакомилась с ним на рауте, мне показалось, будто я его уже где-то видела, - вспомнила Елизавета. - Я даже ему об этом сказала. А он в ответ возразил мне. Впрочем, это понятно. Между мной и той юной соблазнительницей мало общего. К тому же тогда на мне была маска. А его я видела без нее. Правда мельком. Я едва помню его лицо. И за двадцать лет люди сильно меняются. В том, что я его не узнала и до сих пор не могу узнать, нет ничего удивительного. Так же, как и нет ничего удивительного в том ощущении, что я его уже где-то видела. Вполне возможно, что в моей памяти остались какие-то черты его лица, подобно мозаике, которую я не могу собрать".

- Кажется, вы где-то далеко, княгиня, - заметила Софи.

- Прошу прощения, - произнесла Елизавета, оторвавшись от своих размышлений.

- Замечательный кофе! - похвалила Софи. - Но отчего же вы не пьете? Мне, право, неловко одной.

Елизавете не хотелось кофе. Однако, чтобы поддержать компанию, она сделала два глотка.

- Так вот, я утверждаю, что корсет, так же, как каблук, никогда не исчезнет из гардероба европейской женщины, - произнесла Софи с напряжением в голосе, внимательно следя глазами, как Елизавета отпивает кофе. - Даже через сто, двести лет женщины будут стремится к стройности. А стройность достигается при помощи каблуков и корсета.

- Кто знает, какие нравы и идеалы женской красоты будут через сто, двести лет? - с сомнением произнесла Елизавета. - Может быть, женщины будут, наоборот, стремиться к естественности, как в начале века, когда женщины отказались и от корсета и от каблуков.

- И долго же это продолжалось! Лет двадцать, а то и меньше. А затем все вернулось к прежнему.

Эти разговоры о корсетах стали понемногу раздражать Елизавету. Впрочем, её стали раздражать не столько сами разговоры и их тематика, сколько поведение девушки: её навязчивость, отсутствие такта, непонятливость. По мнению Елизаветы девушка давно должна была понять, что её не особо расположены принимать, и уйти. Но та, будто бы назло, играя на нервах хозяйки и пользуясь её воспитанностью, распивала кофе и вела разговоры о корсетах. Елизавета пыталась деликатными намеками дать ей понять, что её визит с целью - показать товар - несколько затянулся. Но до Софи, казалось, это не доходило. Присутствие этой девушки становилось в тягость. Елизавета с трудом поддерживала с ней разговор, из вежливости стараясь не проявлять раздражительность и недовольство.

Наконец, Софи будто бы почувствовала, что порядком поднадоела княгине, и принялась довольно резко приближать свой визит к завершению. Но вернее будет сказать, что Софи просто сделала свое дело, ради которого она, собственно, и пришла, ради которого завела разговор и ради которого оставалась. Но после того, как дело было сделано и более её ничего не удерживало в доме княгини Ворожеевой, она, к облегчению Елизаветы, оборвала разговор и стала поспешно собрать разложенные вещи в свой саквояж.

- Вас ещё что-нибудь привлекло из того, что я вам показала? - в заключение спросила Софи.

- Нет, - ответила Елизавета, затем вежливо прибавила: - У меня сегодня не слишком подходящий настрой для каких-либо приобретений. Но вам спасибо большое, что оказали мне внимание.

- Ну что вы, княгиня! К тому же одну вещь вы все-таки приобрели у меня или почти приобрели.

- Обещаю обязательно посетить вашу лавку и приобрести много вещей, но в другой раз, - выдавливая из себя вежливую улыбку, произнесла Елизавета.

- Буду очень рада вас видеть, княгиня!

Как вежливая хозяйка, Елизавета проводила свою навязчивую визитершу до вестибюля. Они распрощались. Когда девушка исчезла с поля зрения, Елизавета облегченно вздохнула.

"Наконец-то", - подумала она.

После визита этой девушки она чувствовала себя сильно утомленной.

"Неужели на меня так подействовали мои предположения? - удивилась она, когда обнаружила, что её ноги и руки стали вялыми, а дыхание затрудненным. - Еще бы! Со вчерашнего вечера я только об этом и думаю. От такого перенапряжения мыслей можно и слечь. Однако я не могу об этом не думать! Это настолько важно для меня! Я чувствую, что граф именно тот человек, с которым я когда-то была близка. Это судьба! Она решила наконец-то сжалиться надо мной и послать мне его. Это необычное ощущение, словно между мной и графом есть какая-то связь, - оно не может быть случайно. Это предзнаменование!"

Она с трудом поднималась по лестнице, держась обеими руками за перила и останавливаясь через каждую ступеньку, чтобы отдышаться. Наверху лестницы она увидела Алексиса. Его образ был расплывчатым и неясным. На какое-то мгновение он принял черты того незнакомца, с которым она двадцать лет назад предалась сладкому и запретному безумству. Она хотела кинуться к нему и крикнуть: "Не исчезай! Я была легкомысленной, я слишком поздно поняла, что ты - моя Судьба", но ноги не подчинились ей, а вместо крика из её горла вырвался хрип. Где-то в её голове прозвучал встревоженный голос сына:

- Матушка, что с вами? Вы нездоровы?

Она почувствовала, как силы покидают её. Увидев, что она теряет равновесие, Алексис молниеносно подскочил к ней и подхватил её на руки.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Алексис с заботливостью любящего сына и с усердием сиделки смочил пересохшие губы Елизаветы водой и поправил подушки на её кровати. Она спала тем сном, который приходит вслед за тяжелыми физическими страданиями или кризисами болезни, когда страдания и болезнь преодолевают критическую точку и отступают. Именно такую критическую точку накануне вечером преодолела страшная болезнь Елизаветы.

Всю ночь Алексис не сомкнул глаз. Он выглядел усталым, вымученным и встревоженным. Через полчаса у него была назначена важная встреча с Владимиром Вольшанским. Эта встреча так или иначе была связана с тем тяжелым состоянием, в котором находилась Елизавета, и пойти на неё Алексис считал для себя необходимым. Но перед уходом он решил ещё раз зайти в комнату матери, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.

- Когда она проснется, дай ей две ложечки вот этого средства, наказал он Анфисе.

- Хорошо, барин, - ответила та.

- Проследи, чтобы питье или еда, которую она будет принимать, никоим образом не проходила через чужие руки. По возможности, не оставляй её одну и не впускай к ней никого.

- Будьте спокойны, барин. Я все сделаю, - заверила его Аафиса.

Алексис уже собирался уходить, когда Анфиса его окликнула:

- Барин, кажется, она проснулась!

Алексис поспешно вернулся к изголовью кровати своей матери. Растерянный взгляд Елизаветы остановился на нем.

- Матушка, как вы себя чувствуете? - поинтересовался он.

- Ужасная слабость, - еле слышно произнесла она. - И в голове... Все шумит, стучит... Как в аду. Что со мной?

- Вчера вам стало плохо, - объяснил Алексис. - Вы потеряли сознание прямо на лестнице. Вы помните?

- Да, - растерянно произнесла она. - Как странно!

- Вы нас очень напугали, - сказал Алексис.

- Нас?

- Меня, графа Вольшанского, Анфису и всех домашних, - перечислил он.

- Да, барыня, - подтвердила Анфиса. - Уж как мы тревожились за вас! Вы были такая бледненькая и совсем не дышали. А потом приехал доктор. Мы ещё пуще испужались за вас, когда увидели, как испужался доктор. Он достал какой-то странный предмет: какую-то трубку, и стал через эту трубку вливать в вас жидкость. Уж одному богу ведомо, сколько он влил в вас жидкости!

- Что она говорит? - изумилась Елизавета и впилась глазами в своего сына, ожидая объяснений. - Что со мной произошло?

- Не волнуйтесь так, матушка! Никто ещё толком ничего не знает. Но мы постараемся выяснить.

- А граф? - спросила Елизавета, вспомнив, что сын упоминал его. Откуда ему стало известно обо мне?

- Он был здесь, - ответил Алексис. - Вчера вечером он отправил кого-то из своих людей с запиской для вас. Его человек приехал как раз в тот момент, когда здесь был доктор, и в доме был ужасный переполох из-за вас. Он рассказал графу обо всем, что происходило здесь. Граф немедленно примчался сюда. Он первый высказал предположение... Он оказал некоторое содействие доктору в определении вашей болезни. И как знать: быть может, если бы не удалось установить причину и правильно оказать первую помощь... Я и представить не могу!

- И все-таки, что со мной было? - ещё раз спросила Елизавета.

- Не знаю, матушка.

Алексис многое не договаривал, однако она не настаивала и не требовала от него откровенности. Она была слишком слаба для этого.

- А теперь, извините меня, матушка, - сказал Алексис, - коли уж речь зашла о графе, я должен сказать вам, что у меня сейчас назначена с ним встреча.

- Встреча с графом? - в недоумении переспросила она.

- Да, - подтвердил он.

Вопреки его предположениям, она не стала интересоваться, зачем им понадобилось встречаться. Она только сказала: