Колм Лидди - Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях Страница 2

И чем же он там занимается?.. Невеста приложила ухо к двери и, услышав тихие ритмичные звуки, поняла, что его «ошибка» со стриптизершей на мальчишнике теперь повторяется в нескольких дюймах от нее.

С кем? Она и не сомневалась, что стриптизершу заменила вторая подружка невесты. Та самая, которой нечем похвастать, кроме больших сисек. Законченная стерва. И к тому же ее кузина. Вообще-то она не хотела, чтобы та была подружкой невесты, но мама настояла: сказала, что неудобно. Они с кузиной родились в один день, двадцать девять лет назад, и их матери почему-то решили, что они близкие подруги. Упаси господи от таких подруг!

В первое мгновение невеста хотела заколотить в дверь, завизжать, исцарапать лицо этой засранке. Но она все же укротила свой порыв. По большому счету, поступок жениха ее не удивил, она предвидела нечто подобное. Невеста понимала, что подвергнет себя унижению и вызовет жалость у гостей, если устроит сцену здесь, в туалете. На ее крики сбежится вся свадьба. Те, кто не увидит все своими глазами, узнает подробности от других. А потом гости разойдутся по кучкам и начнут перешептываться. Станут говорить, какой он ужасный человек. Чудовище! А невеста? Бедняжка. Подумать только, в такой день! Охо-хо, бедная девочка… Будто им и впрямь ее жаль. Лицемеры. Им бы только посплетничать.

Потом невеста услышала голоса приятельниц с работы и поспешила скрыться в первой кабинке.

В пятой кабинке стали раскачиваться быстрее. Потом еще быстрее. Теперь они стонали и охали, приближаясь к оргазму.

Но не все так гладко. Вторая подружка невесты — девушка крупная, и, отрывая ноги от пола, она всей массой наваливается на жениха. Под ее тяжестью его перекашивает, он чувствует, как ручка для слива воды врезается ему под ребра. По мере того как их слившиеся тела смещаются вбок, неприятное ощущение перерастает в болезненное. Пытаясь сесть прямо, он убирает руку с ее ягодицы и упирается ладонью в стенку кабинки. Выпрямиться ему не удается, зато сливная ручка теперь вонзается в спину. Он перестает раскачиваться. Но это уже неважно: вторая подружка невесты двигается за двоих. Желание у него пропадает, она же — судя по издаваемым звукам — достигает оргазма.

Невеста по-прежнему плачет, но уже не так горько. Она сидит на унитазе, теперь у нее меньше причин для слез: злосчастный деревянный обруч сломан.

Она отрывает два квадрата туалетной бумаги и сморкается. Потом смывает туалет. В эту самую секунду пустеют бачки и в соседних кабинках. Невесте — да и всем остальным — пора возвращаться в зал.

2.

ВСЕГДА И ВЕЗДЕ, ДО СКОНЧАНИЯ ВРЕМЕН

Киншаса, Бельгийское Конго, 1881 г.

— Я люблю тебя, — прошептал он однажды романтическим вечером, перед тем как они поженились.

— Возможно, — ответила она. — Но долго ли ты будешь любить меня?

Во время пребывания в Конго лингвист Фердинанд де Соссюр[4] решил провести удивительный эксперимент. Ученый с задатками гения, он задался целью составить суахили-немецкий словарь. Работа была утомительная, особого удовлетворения не приносила, и тогда он нанял группу местных рабочих, которым поручил поймать в джунглях двадцать семь мангабеев[5] и доставить к нему в дом на окраине Киншасы.

Соссюр жил в трехэтажном особняке, где был огромный полуподвальный этаж «с открытой планировкой»[6]; этот этаж идеально подходивший для вольера. Ученый расставил кадки с ветвистыми растениями, сделал конструкции для лазания и всюду насыпал горы сочных тропических плодов. В центр был помещен украшенный резьбой письменный стол из красного дерева, на нем лежал толстый журнал для записей, рядом со столом стоял стул — только эти предметы выбивались из атмосферы искусственно созданного уголка природы. Соссюр планировал наблюдать обезьян в непосредственной близости, надеясь, что ему удастся изучить основы их языка.

Фердинанд сочетался браком с Мадлен перед самым отъездом из Цюриха. У них был головокружительный роман.

— Я люблю тебя, — прошептал он, глядя, как солнце садится за мост Вальхе.

— Возможно, — отозвалась Мадлен. — Но долго ли ты будешь любить меня?

— Всегда и везде, — сказал Фердинанд, привлекая ее к себе, — до скончания времен.

Очевидно, ответ Фердинанда удовлетворил ее. Она приняла его предложение и, когда они приехали в Африку, зарекомендовала себя замечательной женой. Вздорная француженка оказалась на редкость толковой хозяйкой. Ее не смущали ни тропическая жара, ни привычки незнакомого народа. Пока Фердинанд занимался в подвале своими обезьянами, слуги под чутким руководством Мадлен привели в порядок особняк. К мужу она была предельно внимательна. Тревожась за его спину — он часами сидел на жестком стуле, — она следила, чтобы у него под поясницей всегда находилась подушка. Если Фердинанд бывал настолько увлечен работой, что забывал про обед, она спешила принести ему холодный салат. Если же он засиживался за полночь, работая при свете масляной лампы, она непременно спускалась к нему с печеньем и стаканом теплого молока.

Соссюр обладал хорошо развитой интуицией в отношении скрытых форм системы общения. Позже он станет всемирно известным лингвистом. А в Африке его пока еще неотшлифованный талант позволил быстро выявить четыре способа общения мангабеев между собой. По определению самого ученого, к этим способам относились мимика, жесты, пожимание плечами и голосовые звуки, от шепота до визга.

За неделю Соссюр описал в своем журнале весь комплекс знаков, обозначающих голод и жажду, за две недели — знаки, выражающие радость и гнев. В процессе наблюдения он пришел к выводу, что в более сложных моделях обезьяньего общения задействованы одновременно несколько знаков. Чтобы записать наиболее часто встречающиеся сочетания в свой журнал, он изобрел сложную систему символов.

После каждого сеанса наблюдения Соссюр зачеркивал дату проведения опыта на календаре, помещенном в конце журнала. Из зачеркнутых чисел складывались сначала недели, потом месяцы, и наконец почти весь календарь пестрел косыми палочками. Первоначальный энтузиазм ученого перерос в одержимость. Постепенно журнал превращался в толковый словарь обезьяньего языка.

Примерно во время сотого сеанса Соссюр почувствовал, что находится на пороге важного открытия. Он давно заметил, что в сложных случаях мангабеи используют произвольные сочетания звуков и жестов, и его это приводило в недоумение. Теперь же он понял, что обезьян, при всем их кажущемся сходстве, следует разделить на две подгруппы. При обмене информацией половина обезьян использовала один набор звуков и жестов, а оставшиеся — другой.

В конце долгого изнурительного дня Фердинанд покинул лабораторию уставшим, но вполне удовлетворенным. Мадлен была уже в постели. Расстегивая рубашку, он подумал, что вид у жены слегка раздраженный, и, когда стал снимать брюки, спросил у нее, как прошел день.

— Прекрасно! — ответила Мадлен.

— Рад это слышать.

— Лучше не бывает! — добавила она.

Фердинанд насторожился. А так ли у нее все хорошо?

— Дорогая, что-то случилось?

— Нет, — сказала она.

— Прости, что припозднился. Обезьяны сегодня превзошли самих себя. У тебя точно все хорошо?

— Да, — подтвердила она.

— Значит, ничего не случилось?

— Нет!

Успокоенный, Фердинанд лег рядом с женой и быстро заснул.

Пробудившись на следующее утро, он увидел, что жена уже одета и больше не злится. Напротив, пребывая в великолепном расположении духа, она объявила, что отправляется в город.

— Покупать платье, — объявила она, покидая спальню. Через несколько секунд она просунула в дверь голову и добавила: — Красное платье!

Позавтракав, Соссюр спустился в свою лабораторию, где его оглушила зловещая тишина. Обезьяны исчезли. Зарешеченное окно под самым потолком было распахнуто настежь. Ошарашенный, ученый вскарабкался к окну, выглянул на улицу. На газоне обезьян не оказалось. Все они убежали в подступающие прямо к дому джунгли.

Дрожа от потрясения, с безумным взором, Соссюр спустился вниз и на подкашивающихся ногах подошел к своему столу. Трясущимися руками вынул из выдвижного ящика словарь обезьяньего языка, но, когда попытался открыть журнал, обнаружил, что страницы слиплись. С помощью ножа он разлепил листы: все до единого были залиты чернилами. Залиты густым толстым слоем — так что прочитать что-либо не представлялось возможным. От удивления и растерянности у него перехватило дыхание.

Он открыл календарь в конце тетради. Чернила туда не просочились, поэтому все цифры и буквы пока еще были четко видны. Как и косые палочки, которыми он отмечал даты исследований. Сто пометок, сто дней. Время, потраченное впустую. И вдруг Соссюр обратил внимание на то, что забыл перечеркнуть дату предыдущего дня. Несколько секунд он пристально вглядывался в число, а потом застонал. И не только застонал — стукнулся лбом о стол. Это был день рождения его жены.