Наталья Калинина - Не жди моих слез Страница 20

Я изнемогала от наслаждения.

Вдруг с шумом раскрылась дверь и вспыхнул яркий свет. Раздался громкий хлопок. Я почувствовала острую боль в затылке. Стало темно.

— Ты стрелял в меня, — прошептала я, глядя Патрику в глаза. — Ты хотел убить меня.

— Я был невменяем. Если бы ты знала, что писали газеты. Этот мерзавец… О, я готов был стереть его в порошок. Как ты могла, Нэнси?

— Я люблю его. С ним… с ним все в порядке?

— Он недостоин тебя. Опомнись, Нэнси. Ты — моя жена.

— Где Джордан? Пускай он придет. Я хочу видеть его.

Я впала в беспамятство.

Когда я открыла глаза в следующий раз, я увидела Джордана с большим букетом белых роз. Они упали на меня, и я чуть не задохнулась от их волнующе свежего аромата.

Джордан мне подмигнул, нагнулся и поцеловал в лоб.

— Этот пройдоха хочет выйти сухим из воды. Но я считаю, мы могли бы его хорошенько пощипать. Малышка, ты в порядке? Не волнуйся — твои волосы отрастут очень быстро.

Я инстинктивно потянулась к голове. Она была вся в бинтах.

— Мне остригли волосы?

— Я сохранил их и ношу при себе. — Он показал мне прозрачный пакет, полный светло-русых локонов. — Пришлось их помыть и снова накрутить — они все слиплись от крови.

— Меня оперировали? — догадалась я.

— Пустяки. Доктор Смитсон настоящий виртуоз. Пулю я, к сожалению, не могу тебе показать — ее забрала полиция.

— Что со мной будет, Джордан?

— Ну уж не хуже, чем было. — Он взял мою руку и медленно поднес к губам. — Твои фотографии во всех французских газетах. Ты стала знаменитостью, малышка.

— Но Патрик разведется со мной.

— Сперва он позолотит тебе ручку. Мы заставим его не просто позолотить тебе ручку, а сделать ее золотой. И ты будешь свободна, как…

— Как кто?

— Думаю, тебе не захочется лезть в новую клетку, а?

— Но нам было так хорошо…

Он присел на край моей кровати и посмотрел на меня так, что внутри у меня все перевернулось. Я готова была отдаться ему прямо на больничной койке.

— Я помогу тебе сделать карьеру. У меня есть связи. Эта история послужит тебе рекламой. О, ты не представляешь, как наша публика обожает подобные истории. Патрику повезло — женщины всегда считали его куском черствого хлеба и плохо покупали его книги. Теперь же он стал в их глазах…

— Вы были в сговоре, — осенило меня. — Все было задумано заранее. Быть может, еще тогда, когда ты в первый раз появился в нашем доме.

— Нет. Клянусь тебе. В ту пору я еще не знал, что это пугало женилось на такой красотке — фото в газетах были такими неразборчивыми. Но я сгорал от любопытства. Понимаешь, я не поверил этим писакам, которые называли тебя красоткой и даже сравнивали с Катрин Денев. Оказывается, эта образина на самом деле сумела…

— Какой же ты подлец, — прошептала я. — Ты никогда меня не любил.

— Но нам было хорошо вместе. Неужели ты смогла бы отказаться от такого…

— Возможно, и не смогла бы, не знаю. Но я постараюсь.

— Зачем? Только мазохисты способны лишать себя подобных удовольствий.

— Ты никогда не любил, Джордан? — вдруг спросила я, стараясь смотреть ему в глаза.

— Я не знаю, что это значит. — Он отвел взгляд. — Девушка должна быть слишком чистой и невинной, чтоб я смог полюбить ее. Но я обладаю отвратительной способностью видеть все на несколько ходов вперед. Из чистых невинных девушек получаются скучные занудливые жены. Я не переношу скуки. Поэтому мне гораздо веселее в обществе… таких, как ты, моя крошка.

Он улыбнулся и снова мне подмигнул.

Когда доктора разрешили мне вставать, Патрик с Джорданом начали обрабатывать меня с двух сторон. Патрик сулил мне златые горы, только бы я не преследовала его по суду. Потом он привез адвоката, и я подписала какую-то бумагу, смысл которой так до конца и не постигла — у меня все время ломило затылок, и я не могла сосредоточиться. Единственное, что до меня дошло, так это то, что Патрик положил на мой счет в банке десять тысяч фунтов стерлингов.

— Он заплатил за твое лечение, — сказал Джордан. — Потом ты поедешь лечиться в…

— Я поеду домой. Пускай он оплатит мне дорогу домой.

Я смотрелась в свое старое зеркало в мансарде. Волосы отросли сантиметров на пять и торчали во все стороны. Они стали какого-то странного — светло-каштанового с позолотой — цвета. Послеоперационные шрамы почти незаметны, хотя опытный глаз отца на них, разумеется наткнулся. Родители не задали ни одного лишнего вопроса. Ленька вырос и поначалу прятался от меня.

— У папы были неприятности на работе, — проговорилась мама на второй день моего пребывания в отчем доме. — Он очень переживал. Наверное, его бы прогнали из главврачей, а может, вообще из больницы, если бы не августовские события. — Мама вздохнула. — Нет больше нашей партии. Не знаю, как дальше жить и во что верить.

Они оба переживали август 91-го. Мне это казалось нелогичным. Ведь если бы не августовские события, и отец, и мать могли бы потерять из-за меня работу.

Что касается веры, то мне тоже словно крылья обломали. После предательства Джордана я больше не могла верить в любовь.

Я лежала ночами без сна, глядя в звездное небо. Я думала о том, что отныне могу спокойно передвигаться по всему свету. Что у меня довольно приличный счет в банке. Что Джордан, провожая меня на самолет, еще раз подтвердил свою готовность помочь мне сделать карьеру.

После больницы мы с Джорданом уже не занимались любовью. Патрик сказал, что у Джордана есть подружка. Патрик мог и солгать — несмотря на их совместные действия по одурачиванию глупой русской девчонки, он недолюбливал Джордана.

Джордан стал чуть ли не секс-символом Шотландии и всех Британских островов. Книги Патрика теперь покупали и женщины тоже. А глупая русская девчонка получила пулю в затылок и заработала счет в банке.

Как хорошо, что русская пресса редко публикует отчеты о скандалах, которые случаются за кордоном.

Мои мысли часто возвращались к Лене. Он в Алжире. Туда наверняка доставляют французскую и прочую европейскую прессу. Он должен все знать.

Его инфанта превратилась в шлюху, которая заработала деньги, выделывая па на краю могилы.

Отец показал мне Лёнино письмо. Всего несколько строк. Он писал, что зарабатывает 500 долларов в месяц, из которых половину откладывает в банк.

Я невольно улыбнулась. Пятьсот долларов в сутки стоили апартаменты в отеле, где меня подстрелил Патрик.

Еще Леня сообщал, что собирается приехать в отпуск. В ноябре.

Уже минула середина ноября.

Я гуляла с Ленькой по нашему едва припорошенному снежком саду, ходила за продуктами в магазин, разговаривала с родителями на домашне-бытовые темы.

Внутри и вокруг меня была пустота. Я могла уехать в любой момент, но я знала наверняка, что и там, куда я уеду, тоже будет пустота. Даже если Джордан снова сумеет затащить меня к себе в постель.

Я не думала о будущем. Я не вспоминала прошлое. Я существовала в настоящем.

…Я услышала внизу его голос и с трудом приподняла от подушки голову, мутную от двух таблеток радедорма. Потом вдруг натянула одеяло до самого затылка и, сжавшись в комок, отвернулась к стенке.

Через минуту Леня был рядом.

— Инфанта, — тихонько прошептал он. — Ты не спишь? Я так по тебе соскучился.

Не помню, как я очутилась у него на груди. Я рыдала так громко, что разболелось горло.

Леня носил меня на руках по комнате. Целовал в макушку. Кончиком языка ласкал шрамы на голове.

— Я ужасно выгляжу, — бормотала я. — Ты… ты разлюбишь меня.

— Ты выглядишь лучше, чем когда бы то ни было, инфанта. — Он провел рукой по моему каштановому ежику на голове. — Я очень волновался за тебя.

— Ты все знаешь?

— Не все, наверное. Думаю, в газетах было много вранья.

— Я любила Джордана Хэрлоу.

— Ты говоришь об этом в прошедшем времени?

Он встряхнул меня и заставил посмотреть ему в глаза.

— Мерзавцев нельзя любить вечно. Удовольствия в постели и любовь вещи разные.

— Ты не ошибаешься, инфанта?

— Нет. Но, понимаешь, если ему захочется, я думаю, он сможет затащить меня в постель.

— Ясно.

Взгляд его померк.

— У меня развращенная плоть, — прошептала я. — Это ты сделал ее такой.

Он усмехнулся и осторожно посадил меня на кровать, а сам устроился на корточках на полу.

— Но это доставляет тебе удовольствие, верно? Я хочу, чтобы ты получала от своего тела удовольствие.

— Удовольствие, пуля в затылке, а потом возвращаешься домой и вдруг понимаешь, что дом перестал быть тебе домом.

Из моих глаз снова готовы были брызнуть слезы.

— Не надо раскисать, инфанта. — Леня смотрел на меня снизу вверх и улыбался. — Ведь у тебя есть шут.

Ночами он делал мне массаж, втирал в тело какие-то благовония, которые привез из Алжира. В этом не было ничего сексуального. С каждым сеансом мое тело делалось все более крепким и упругим. И пустота внутри заполнялась чем-то очень теплым.