Семен Малков - Вертикаль жизни. Победители и побежденные Страница 23

Первые месяцы войны повергли всех в шок. Народ был уверен, что Красная Армия столь сильна, что даст врагу сокрушительный отпор, а она фактически была разгромлена на границе и отступала так стремительно и неорганизованно, что это больше походило на бегство. В жестоких воздушных и наземных боях немцам удалось перемолоть нашу военную технику, и пытающиеся задержать их войска, не имея авиации и танков, несли огромные потери. Используя свое подавляющее превосходство в воздухе и в танках, моторизованные части вермахта то и дело заходили в тыл, окружали, брали в так называемый «котел» крупные соединения, в плену оказались сотни тысяч красноармейцев.

Не помогло даже наше сверхмощное секретное оружие — ракетные установки залпового огня, любовно прозванные «катюшами». Впервые примененные под Ельней, они нанесли огромный урон противнику и заставили его отступить на этом небольшом участке фронта, однако перелома в ходе военных действий не произошло. Удалось лишь немного задержать наступление немцев на главном направлении, в то время как на юге они продвигались столь успешно, что уже захватили почти всю Украину.

Единственным, что на поверку оказалось правдой, так это поразительные стойкость и героизм бойцов Красной Армии; воюя с вооруженным до зубов противником буквально голыми руками, продолжали бесстрашно сопротивляться, и в самых отчаянных, и, казалось, безвыходных ситуациях верили в победу над врагом. Другой народ, другая армия, понеся такой урон, давно бы капитулировали. На это, видно, и рассчитывал Гитлер. И в этом была его роковая ошибка.

Несмотря на тяжелые поражения, на ежедневные сообщения Совинформбюро о все новых и новых населенных пунктах, оставленных врагу «после ожесточенных боев», никакой паники в народе не наблюдалось. Казалось даже, что чем больше терялось территории, тем выше поднималась волна патриотизма и крепла решимость любой ценой прогнать захватчиков с родной земли. Как это ни парадоксально, но чем хуже были военные сводки, тем сильнее люди рвались на фронт.

В семье Наумовых проводили уже двоих. Первым, конечно, отправился на Западный фронт Сергей Ильич. Правда, ему пришлось больше недели побегать по военкоматам, но в конце концов его мобилизовали и назначили начальником санитарного поезда, как он того и добивался. Раненых было так много, что домой отец с тех пор не заезжал даже тогда, когда поезд прибывал в Москву. Тёма только один раз встретился с ним на вокзале, посланный туда за чем-то матерью.

Ушел на фронт добровольцем и дядя Илья. Как связиста, его сразу назначили командиром передвижной громкоговорящей установки, которые использовались для агитации вражеских солдат. Еще со времен революции коммунистическая пропаганда считалась самым мощным оружием, и надеялись, что она поможет образумить сынов немецкого рабочего класса и снизит боевой дух вермахта. И, как вскоре выяснилось, это назначение было смертельно опасным.

— Убьют, наверное, нашего Илюшку, — с горечью сказал Анне Михеевне Борис Ильич. — Ему выпала роль камикадзе. Если на передовой у умелого солдата еще есть шансы остаться в живых, то у него их нет!

Деверь возводил оборонительные рубежи на ближних подступах к столице и, приезжая в город по делам службы, всегда заходил проведать семью брата и чем-нибудь им помочь.

— Но почему его непременно должны убить? Илюша крепкий парень, к тому же неглуп и осмотрителен. И потом, Боря, он же прошел военную подготовку!

— Эти машины с громкоговорителями разъезжают на передовой, и, как только начинают агитировать, немцы по ним сразу открывают бешеный огонь на поражение, — хмуро объяснил Борис Ильич. — По ним стреляют изо всех орудий, их бомбят с воздуха, даже посылают диверсионные группы, чтобы уничтожить.

— Но ведь и Сережа пишет, что их санитарный поезд все время бомбят и обстреливают. На войне все рискуют жизнью.

Похоже, что Борис Ильич оказался прав. Письма, которые Илья регулярно посылал матери, внезапно прекратились, и семье о нем ничего больше не было известно.

Марк Горкин тоже рвался на фронт, но у него пока ничего не получалось. До восемнадцати ему не хватало всего нескольких месяцев, да и кроме того, к началу войны он уже был инструктором аэроклуба по парашютному спорту, и начальство его не отпускало.

«Ты готовишь бойцов для фронта, и куда больше пользы принесешь здесь», — убеждали Марка старшие товарищи, но он не желал с этим мириться и продолжал обивать пороги разных инстанций.

Не охлаждали его пыл просьбы и увещевания Лели. К этому времени Марк уже числился ее официальным женихом. Познакомил свою мать, Клавдию Осиповну, и сестру Машу с родителями невесты, и если бы не война, то наверняка уже сыграли бы свадьбу. Тёма слышал, как уговаривала Анну Михеевну будущая сватья.

— Аннушка, дорогая, не стоит с этим мешкать. Ведь всякое может случиться. Молодая кровь — она горячая! Пускай поженятся!

— Ну какой из Марика муж? — возражала Анна Михеевна. — У него даже специальности нет, а ведь мужчине нужно содержать семью. Разве женитьба не помешает им обоим учиться?

— Не помешает! — стояла на своем мать Марка. — Мой сын — вполне самостоятельный парень. Он еще не решил, куда поступать, но что задумает, то обязательно сделает. Если будет надо, пойдет работать. Он сейчас уже получает зарплату как тренер. Но этого не потребуется, — горячо заверила она. — Ведь они с Лелечкой будут жить у нас, и я обо всем позабочусь!

Клавдия Осиповна давно овдовела, и одна растила двоих детей. Но у нее была вязальная машина и ее трикотажные кофты и свитера пользовались спросом, она хорошо зарабатывала.

— А как же Машенька? Ты что же, отберешь у нее маленькую комнатку? Она ведь обидится, и тогда у вас начнутся раздоры. Пусть уж лучше живут с нами.

— Это будет неправильно! — резонно возразила Клавдия Осиповна. — У тебя совсем другая обстановка. Вы все ютитесь в одной комнате, твой сын — почти взрослый парень. А со мной будет жить дочь. Как говорят в Одессе, — рассмеялась она, — это «две большие разницы»!

— А что касается Маши, то девочка все уже понимает и не обидится.

— И все же не следует торопиться со свадьбой, — не сдавалась Анна Михеевна. — Пусть сначала определятся с учебой. Вот Леля поступит в медицинский, пойдет учиться Марик, — и дай им Бог счастья! — И, понимающе взглянув на Клавдию Осиповну, добавила: — Ну а если что случится, тогда уж придется поспешить с регистрацией. Ты ведь не станешь возражать, Клаша?

Этот разговор состоялся еще до начала войны. А теперь, когда Марк рвался на фронт, он уже не возобновлялся, и Тёма заметил, что больше всех из-за этого переживает Леля. Его сестра, несмотря на свой юный возраст, была сдержанна в проявлении своих чувств и ни с кем не делилась, разве только с матерью. Но однажды она все-таки не сдержалась и высказала жениху все то, что было у нее на душе.

— Вот уж правду говорят, что мужчины делают все, чтобы их было меньше, — с обидой бросила Леля, когда Марк сообщил ей, что наконец-то начальство аэроклуба дало согласие на его призыв в армию. — Неужели, Марик, ты предпочитаешь бросить меня и погибнуть на фронте, чем остаться дома и жить вместе?

— Как ты смеешь говорить такое? — возмутился Марк. — Разве я могу остаться дома, когда нужно бить врага? Я же к этому готовился и смогу лучше других. Мне совесть не позволит отсиживаться за спинами моих товарищей!

И стал горячо ей доказывать:

— Ну почему ты заранее меня хоронишь? Всех немцы не перебьют! Особенно тех, кто их не боится и умеет воевать! А кто же тогда выиграет войну, если самые бойцы будут прятаться под юбки? Значит, по-твоему, пусть другие отдают жизнь за нашу победу?

— А почему ты думаешь, что ты лучше других? — голос у Лели дрогнул и на глаза навернулись слезы. — И без тебя там справятся те, кого ты здесь готовишь. Тебе же говорили, что это дело важнее. А ты меня бросаешь, — она все же заплакала. — Это нечестно после того, что было. Это — преда-ательство!

— Предательство? — аж взвился от возмущения Марк. — Разве я отказываюсь на тебе жениться? Да я хоть сейчас готов! А вот, если я, здоровый бугай и к тому же комсомольский секретарь, призывавший товарищей идти на фронт, буду отсиживаться в тылу — тогда это будет настоящее предательство!

Задыхаясь от гнева, он выскочил из комнаты, а Леля ушла к себе, плотно закрыла дверь, и Тёма долго слышал как она тихо плакала в подушку… Через несколько дней он узнал от Маши, что Марка направили в специальный отряд для заброски во вражеский тыл. Состоялось ли их прощание с Лелей, она не знала.

Всеобщая мобилизация сказывалась. На селе не хватало рабочих рук, и Тёму, как и многих других московских школьников, отправили в колхоз на прополку овощей. Их поселили в местной школе, неплохо кормили, и хотя работать днем приходилось много, зато по вечерам было весело. Играли в лапту и футбол. Даже устроили соревнования по волейболу.