Наталья Калинина - Театр любви Страница 23

Я замотала головой.

— Тебе не нравится эта книга?

— Он слишком выпендривался перед своей Дэзи. Она была недостойна его.

Кит выпил свой коньяк и засобирался. Он сказал мне, одеваясь в прихожей:

— Давай договоримся о следующем: я согласен потворствовать твоей экстравагантности при условии, что ты не станешь разбивать зеленую лампочку над запасным выходом. Хотя тебе вряд ли возможно навязать правила чужой игры.

— Я стала другой, Кит.

— Не верю. — Он нагнулся застегнуть ботинки. — Правда, когда дело касается тебя, мне обычно изменяет чувство объективности. Пока.

Часть вторая

Я сидела за рулем своей «девятки», безуспешно стараясь сосредоточить внимание на дороге.

Еще утром я обрывала пасынки с вымахавших под самый потолок теплицы помидоров и думала лишь о том, что вечером приедет из Москвы Боря и мы устроим королевский ужин — на террасе, при свечах, под музыку цикад, обожающих наш похожий на уголок ботанического сада участок.

Борис позвонил в пятнадцать минут третьего и сказал, что сегодня, к сожалению, приехать не сможет. У него был какой-то странный — не то испуганный, не то извиняющийся голос. Скорее всего и то, и другое.

Я положила трубку с намерением заняться уборкой мансарды, чтобы скоротать длинный одинокий вечер. Однако минут через пять засобиралась в Москву.

До сих пор мне никогда не приходило в голову, что муж может мне изменять, хотя последнее время возле него крутились разбитные молоденькие девицы. В тот день эта мысль впервые постучалась ко мне.

Шоссе было свободно. Асфальт шипел и, казалось, от жары плавился под колесами. Со стороны Москвы надвигалась темно-синяя туча. Я жала на акселератор, и машина послушно летела вперед, обгоняя иномарки. Она была совсем новенькой — Борис подарил ее мне на сорокалетие.

«Если у него есть другая женщина, я… я просто уйду с дороги. Я не стану бороться за него, как делают другие жены, — размышляла я, уперевшись затылком в подголовник. — Мне не нужна любовь из-под палки. Да, я просто возьму и уйду…»

Вдруг я поняла, что мои глаза наполняются слезами, и велела себе встряхнуться.

…Я встретила Бориса в тот период моей жизни, когда все вокруг рушилось и нужно было начинать с нуля. Я и начала с нуля. Так сказать, на обломках несостоявшейся любви.

В тот день я сидела на лавке в скверике за памятником Юрию Долгорукову и с отвращением представляла, как приду домой, сниму сапоги и дубленку, полезу в холодильник за рыбой для Егора, потом встану под душ, завернусь в свой халат… С каждой секундой я все отчетливей понимала, что больше не смогу пройти весь этот привычный ритуал. Зачем, спрашивается? Какой во всем этом смысл? Никакого. Моя жизнь была бессмысленна. Смерть?.. Но и в этом не было никакого смысла. К чему же делать то, что абсолютно бессмысленно?..

Я инстинктивно отодвинулась к краю — на скамейку подсел какой-то мужчина. Он дышал тяжело и со свистом. От него разило спиртным. Я полезла в карман за сигаретами.

— И мне дайте закурить, — услышала я хриплый голос.

Я равнодушно протянула пачку «Салема», хотя в ней осталось сигарет пять. Он чиркнул спичкой.

— Спасибо. — Я наклонилась над огоньком, как вдруг обратила внимание, что у парня дрожат руки.

Я медленно подняла голову. Передо мной был молодой человек в кепке, с поднятым воротником серого в рубчик пальто. Резкий профиль четко вырисовывался на фоне белизны только что выпавшего снега.

— Холодно? — спросила я у парня.

— Очень. — Он закашлялся. У него был какой-то сухой трескучий кашель, от которого мне стало не по себе. — Такое ощущение, будто у меня в желудке кубики льда. Сегодня ужасный мороз.

— Да нет. Видите лужу? В мороз не может быть луж. Уже весна. — Я вздохнула: — Она в этом году здорово запоздала. Хотя это не имеет никакого значения. И смысла тоже.

— Вы правы. Я подохну на лавке, и в этом тоже не будет никакого смысла. Как и в том, что я, вероятно, выживу.

Он снова раскашлялся.

— Вам нужно принять аспирин и залезть под одеяло. У вас, похоже, температура.

Он кивнул и впервые за все время нашего общения удостоил меня взглядом.

— Вопрос в том, где бы найти это одеяло, — сказал он и жалко улыбнулся.

— Вам некуда идти, — осенило меня. — Тогда пошли ко мне.

— Шутите?

Он смотрел на меня пристально и слегка сердито.

— Сама не знаю. Просто мне кажется, что вам еще хуже, чем мне.

— Мне никак. Мне бы только спрятаться от всех и забыться…

Через полчаса мы уже были в моей пропыленной прокуренной квартире с никогда не раздвигаемыми портьерами и капающими кранами.

Борис прошел на кухню, уселся прямо в пальто на тахту и у меня на глазах стал заваливаться на левый бок.

— Как в сказке, — прошептал он и потерял сознание.

Я вызвала «скорую», и врачи с ходу определили воспаление легких.

— Вы кем ему будете? — поинтересовался долговязый молодой фельдшер в коротком мятом халате.

— Никем. Час назад мы познакомились на лавке возле Долгорукого.

Парень смотрел на меня как на сумасшедшую.

— Тогда мы заберем его в больницу. Можно от вас позвонить?

Я придвинула к нему аппарат.

— В Первой Градской мест нет, в Семнадцатой что-то с отоплением. В Шестьдесят…

— Пускай остается у меня, — неожиданно предложила я.

— Вы на самом деле только что познакомились с ним?

— На самом деле.

— И вы живете одна?

Я кивнула.

— Странно, что я вас раньше не видел. Я живу в соседнем подъезде.

— Мы ходили разными тропинками.

— Этот парень может дать дуба в больнице. Кроме пневмонии, у него еще, если попроще, и нервный перенапряг. Послушайте, а вы не боитесь?

— Чего?

— Того, чего все боятся. Воров, насильников и так далее.

— Мне это не пришло в голову.

— У него есть документы. — Медсестра извлекла из внутреннего кармана его пальто паспорт. — Сеулицкий Борис Антонович, одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Прописан в городе Москве по адресу: Вторая Фрунзенская, дом…

— Он сказал, ему некуда идти, — пробормотала я.

— Женат на Алимбековой Матлюбе Алимовне, — бесстрастным голосом продолжала сестра. — Нужно позвонить ей и сказать, чтоб забрала своего мужа. С какой это стати вы будете ухаживать за чужим человеком? А вдруг он умрет?

— Да нет, — возразил фельдшер. — Выживет. Я наведаюсь после смены, принесу лекарства. У вас есть еда?

Я открыла холодильник. Пакет молока, лимон, два сморщенных яблока…

— Я схожу в магазин.

— Не оставляйте его одного. После смены принесу все из дома — у меня мамочка первоклассный кулинар.

Через три дня Боря уже был на ногах. За это время я убрала квартиру, вымыла окна, перестирала белье. Я действовала как авто мат. Думы о бессмысленности жизни меня больше не посещали.

— Доченька, у тебя какой-то мужчина к телефону подходит. — Мама позвонила мне на работу. — Это…

— Это не Саша, — быстро сказала я. — Это Боря. Мой друг.

— А… Мы с Никитой Семеновичем его знаем?

— Нет. Я сама познакомилась с ним несколько дней назад.

— Он что, живет у тебя?

— Ему больше негде. Его выгнала жена.

Через пять минут позвонил Кит.

— Мы приедем к тебе вечером, — с места в карьер бухнул он.

— Зачем?

— Мама испекла «наполеон» и сделала заливное из судака.

— У меня полно всякой еды.

— Ты не хочешь повидать Рыцаря?

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться.

Они прибыли за пять минут до моего прихода. Боря догадался закрыть Егора в ванную и поставить чайник.

— Симпатичный парень, — шепнула мне в коридоре мама. — А кто он по профессии?

— Закончил режиссерский ГИТИСа. Поставил несколько спектаклей в Калуге и Костроме. Сейчас у него нет работы.

Я целовала Рыцаря в лоб, уши, глаза. По моим щекам текли слезы, и он слизывал их своим теплым мягким языком. Слезы приносили мне облегчение. Мне казалось, внутри меня что-то оттаивало.

— Подбросить деньжат? — поинтересовался Кит, надевая в прихожей ботинки.

— Спасибо. У меня их целая куча. — Я горько усмехнулась, подумав про то, что трачу принесенные Райкой деньги не по назначению. — Мне их некуда девать.

Кит смотрел на меня недоверчиво.

— Я потом тебе все расскажу, ладно?

Когда мы остались вдвоем, Борис сказал:

— А у меня ни одной родной души. Раньше я думал, так лучше, а теперь вижу, что одному паршиво. Ты не была замужем?

— Не пришлось. Когда-то я не смогла простить жениху измену.

Слова вырвались сами собой и тоже принесли облегчение.

— До сих пор не простила?

— Не знаю. Я думала, он позвонит мне. Надеялась, мы сможем начать сначала. Он не позвонил. Потому что сначала начать нельзя, — неожиданно изрекла я.