Мор Йокаи - Золотой человек Страница 24

Она оделась и вышла из каюты. Найдя Тимара на носу судна, девушка спросила его:

— Где мой отец?

— Он скончался прошлой ночью.

Тимея, ничего не понимая, уставилась на шкипера своими большими, изумленными глазами. Лицо ее побледнело еще больше.

— И где вы его похоронили?

— На дне Дуная.

Тимея облокотилась о поручни палубы и молча устремила взор на реку. Она не проронила ни слова, из глаз ее не выкатилось ни единой слезы. Неподвижно смотрела она прямо перед собой.

— Когда вы лежали без сознания, вашего отца неожиданно призвал к себе господь. В предсмертный час отец ваш позвал меня. Он говорил о вас и велел передать вам свое отцовское благословение. Выполняя его волю, я отвезу вас к его старому другу, который, кстати, приходится родственником вашей матушке. Он примет вас как родную дочь и заменит вам родителя. У него тоже есть дочь-красавица, чуть постарше вас. Она станет вашей сестрой. Там вас приютят. Все, что есть на этом корабле, принадлежит вам. Вы богаты. Отец проявил о Вас великую заботу, вспоминайте же о нем всегда с благодарностью.

Горький ком встал в горле Тимара, когда он произносил эти слова. «Твой отец принял смерть, чтобы сделать тебя свободной, — подумал он. — Он умер, чтобы ты осталась в живых».

Он с удивлением взглянул на девушку. Лицо ее, казалось, окаменело. «Может быть, она стесняется в присутствии чужого дать волю своим чувствам?» — подумал Михай и отошел в сторону. Но, и оставшись одна, красавица ничем не выдала своих чувств.

Странное создание! При виде тонущей кошки она заливалась слезами, а известие о смерти отца, останки которого ныне покоятся на дне Дуная, не вызвало ни единой слезинки из ее глаз!

А может быть, так уж устроена эта девушка? Когда случается маленькое горе, ей ничего не стоит разрыдаться, а когда приходит настоящая большая беда, она от непомерной боли теряет способность плакать и только все молчит и смотрит, смотрит в одну точку…

Что ж, всякое бывает. Но тут размышления Тимара прервали другие, более земные дела. На северо-западе показались башни Панчовы, и в тот же момент шкипер увидел, что по реке навстречу судну несется шлюпка под королевско-императорским флагом. В шлюпке той было восемь вооруженных солдат с капитаном.

Подойдя к барке, солдаты, не дожидаясь команды, приставили к борту лестницу и взобрались на палубу.

Капитан поспешно направился к Тимару, стоявшему в дверях своей каюты.

— Вы — шкипер?

— К вашим услугам, сударь.

— На вашем судне находится скрывающийся под именем Эфтима Трикалиса турецкий подданный, беглый казначей из Стамбула. Он бежал с награбленными ценностями.

— На моем судне действительно находился греческий купец по имени Эфтим Трикалис, провозивший, кстати, не награбленное имущество, а мешки с пшеницей, о чем у меня имеется документ, составленный по всей форме таможенным досмотром в Оршове. Вот он, извольте прочесть. А о турецком беглеце я ничего не знаю.

— Где этот человек?

— Если он был греком, то сейчас он у Авраама, если турок — то у Мохамеда.

— Не хотите ли вы этим сказать, что он умер?

— Именно это я и хочу сказать. Прошу вас познакомиться со вторым документом — завещанием покойного, в котором он сам подтверждает, что умер естественной смертью от болезни.

Капитан углубился в чтение бумаги, изредка бросая косой взгляд на Тимею, которая продолжала сидеть на том же месте, где впервые услышала весть о смерти отца. Она явно не понимала, о чем говорят эти люди.

— Матросы и рулевой могут дать свидетельские показания о смерти Эфтима Трикалиса.

— Что ж, умер так умер — пусть ему будет хуже. Ему, а не нам. Но в таком случае вы должны были где-то похоронить его. Где же? Мы раскопаем могилу и сами установим факт смерти. Здесь есть человек, который знал его лично и сможет доказать, что Трикалис и Али Чорбаджи — одно и то же лицо. В этом случае мы, по крайней мере, конфискуем награбленное добро. Так где же вы его захоронили?

— На дне Дуная.

— Нечего сказать — подходящее место! А почему именно там, черт побери?

— Спокойно, капитан! Вот третий документ, написанный священником Плесковацкого прихода, вблизи которого Трикалис отдал богу душу. Сим документом подтверждается, что поп отказал в соборовании и из-за протеста крестьян даже запретил выносить труп на берег.

Капитан с яростью схватился за рукоять сабли.

— Тысяча чертей! Проклятые попы! Вечно с ними одни неприятности. Но вы-то, по крайней мере, знаете, где было сброшено тело?

— Давайте по порядку, господин капитан. Не будем торопиться. В Плесковацах местные жители решили снарядить на мое судно четырех сопровождающих, чтобы те не допустили похорон в их округе. Ночью, когда все спали, они, никому ничего не сказав, сбросили гроб с телом покойника в реку. На то имеется их письменное свидетельство. Вот оно, прошу вас. Если разыщете злоумышленников, накажите их по всей строгости закона.

Пробежав глазами четвертый документ, капитан разразился демоническим хохотом. Затем, внезапно прервав смех, он с гневом отшвырнул записку.

— Хороша история — нечего сказать! Сбежавший преступник отдал концы, с него взятки гладки. Поп не разрешил погребение на суше, крестьяне сбросили труп в воду и в доказательство выдали документ, подписанный вымышленными именами. Да и сел, где они якобы проживают, тоже не существует в природе! Вообще этот проклятый турецкий паша спит себе сейчас преспокойно где-нибудь на дне речном, а мне предстоит либо чистить кошкой весь Дунай от Панчовы до Сендрё, либо искать двух мошенников, один из которых, чтобы поиздеваться надо мной, назвался каким-то там Красаловичем, а второй — Стириопицей. А в результате, не установив того факта, что беглец и покойник одно лицо, я не имею права опечатать судовой груз. Нечего сказать, ловко сработано! Славную штуку вы выкинули, господин шкипер! И главное — все подтверждается документально. Один, второй, третий — четыре документа! Небось потребуй я сейчас свидетельство о крещении этой барышни, вы и его мне тут же представите!

— Если вы прикажете, сударь.

Именно этой бумаги Тимар никак не смог бы представить, но лицо его в этот момент выражало такую идиотски-наивную готовность услужить капитану, что тот только покачал головой, снова расхохотался и похлопал Тимара по плечу.

— Золотой вы человек, господин шкипер! Вы спасли все имущество этой барышни. Без ее отца я не имею права взять под арест ни ее самое, ни ее имущество. Можете следовать своим курсом. Да, вы поистине золотой человек!

С этими словами капитан резко повернулся и направился к трапу, мимоходом закатив здоровенную оплеуху замешкавшемуся солдату, который от этого удара чуть не свалился за борт. Был отдан приказ всем оставить судно.

Сев в шлюпку, капитан еще раз пристально посмотрел на Тимара. Тот по-прежнему стоял на палубе и с тупым выражением на лице глядел вслед уплывающей шлюпке.

«Святая Борбала» с ее грузом были спасены.

Конец «Святой Борбалы»

Барка беспрепятственно плыла вверх по течению. Тимару оставалось лишь наблюдать за погонщиками лошадей на берегу.

Плавание по Дунаю через венгерскую равнину быстро наскучивает. Ни скал, ни бурных водопадов, ни развалин древних крепостей на берегах. Куда ни кинешь взор — ничего, кроме ив и тополей по обеим сторонам.

Что можно рассказать об этих берегах Тимее?

Девушка иногда целыми днями не выходила из своей каюты и не произносила ни слова. Она сидела в одиночестве и частенько даже еду уносили от нее нетронутой.

Вечера стали длиннее. Подошел конец октября, и ясные погожие дни сменились дождями. Тимея все сидела взаперти в своей каюте, и оттуда не доносилось никаких звуков, кроме тяжелых вздохов. Вздохов, но не плача.

Смерть отца, вероятно, совсем заморозила ее сердце.

Сколько же тепла нужно, чтобы растопить это сердце, заставить его оттаять?!

Впрочем, к чему эти думы?

Зачем он, Тимар, во сне и наяву мечтает о бледнолицей красавице? Да не будь даже она так красива, все равно она богата, а ты как есть бедняк, так и будешь им вечно. Кому ты нужен, голодранец? Зачем забиваешь себе голову несбыточными мечтами о богатой красавице?

Вот если бы все было наоборот, если бы ты был богат, а она бедна — тогда еще другое дело…

«А так ли уж богата Тимея?» — задумался вдруг шкипер, словно желая окончательно убедиться в беспочвенности своих мечтаний.

Отец оставил ей тысячу золотых наличными и груз зерна, которое по нынешним ценам потянет еще тысяч на десять золотом. Возможно, у нее есть еще и драгоценности, — словом, она имеет чистым золотом тысяч одиннадцать. Да, такие богатые невесты, как Тимея, не так уж часто встречаются в небольших венгерских городишках.