Ирина Тарасова - Не бойся, малышка Страница 27

— Я сейчас печенья принесу, — повторил Максим и скрылся на кухне.

Когда он минут через пять вернулся, Таня спокойно сидела, поджав под себя ноги, и доедала яблоко. Максим поставил перед ней блюдце с печеньем, и она, опустив ноги на пол, подвинулась ближе к краю, положила огрызок на салфетку и взяла чашку.

— Спасибо, — сказала она. Голос ее звучал тихо, на губах играла улыбка.

— Ну как чай?

— Не жасминовый, но вкусно.

— Сахар надо?

— Нет, я с печеньем.

Ее рука потянулась к блюдцу.

— А вы почему не пьете?

Максим, нажав на паузу, сел рядом с ней, обнял за плечи, почувствовав ее невольное сопротивление.

— Танюш, мы с тобой столько уже знакомы… Ну что ты мне все время выкаешь?

Таня поставила чашку на стол, положила руки на колени. Он притянул ее к себе, ощущая, как напряжено ее тело.

— Ну что ты? Я тебя не съем. Я вот лучше печенье.

Он отпустил ее, уловив, с каким облегчением она вздохнула.

— Я хочу досмотреть, — сказала она и робко взглянула на него.

— Смотри.

Он снова нажал на пульт. Мужчина с седыми висками, озираясь, шел по улице и вдруг как вкопанный остановился около стеклянной стены. Рядом с входной дверью висела вывеска: «Дамский салон «Леди».

— Ух ты, «Леди»! Фильм не про тебя ли? — спросил Максим, трогая ее волосы.

— Нет, — серьезно ответила Таня, тряхнув головой.

Максим опустил руку. Пока не пошли титры, он больше не пытался дотронуться до нее. Когда фильм закончился, Максим несколько раз нажал на пульт, видеоплеер выключился, экран погас.

— А теперь давай поговорим, — сказал он, поворачиваясь к Тане. — Расскажи о себе.

Таня потупилась, как ученица, не выучившая урок.

— Что рассказывать? Вы все знаете.

— Тебе необходимо держать дистанцию?

Таня приподняла голову.

— Не поняла…

— Ты какая-то холодная. Чуть-чуть потеплеешь, и опять. Мне кажется, что ты очень одинока и в то же время никого к себе не пускаешь. Поэтому все время выкаешь. Или не так?

— Не знаю…

— Может, боишься, что, если примешь меня за своего, что-то с тобой случится?

Таня нерешительно посмотрела прямо в его глаза, и Максим в ее взгляде уловил растерянность и в то же время скрытую мольбу о помощи.

— Тебе нужно мне все рассказать, — продолжил он. — Все плохое надо выплеснуть, иначе это съест тебя изнутри, как ржавчина. Так что говори, я смогу тебя понять. Тебя отчим изнасиловал?

Таня вздрогнула и закрыла уши руками.

— Нет-нет-нет, — зашептала она, мотая головой из стороны в сторону.

Максим прижал ее к себе. Таня опустила руки и вздохнула.

— Рассказывай, — спокойно сказал он.

— Мне нечего рассказывать, — повторила она. Несколько минут она сидела, будто ждала, когда Максим ее отпустит. Но он держал ее крепко. Он тоже ждал. Наконец, вздохнув, она начала:

— Ничего я не понимаю. Все фильмы и книги — о любви, а в жизни — всякая дрянь. В детстве все так просто было! Меня любила баба Софа, я ее тоже любила. Потом у меня появилась подружка, Нинка. Она была славная, как ребенок, я всегда рядом с ней чувствовала себя взрослой. Вот сейчас и дружить девчонке с девчонкой по-настоящему нельзя, все «татушки» испортили. А я скажу, что я Нинку любила без всяких там пошлостей. С ней было хорошо, она была какая-то… — Таня задумалась, подбирая слово, и незаметно для себя теснее прижалась к Максиму. — Она была теплая… настоящая…

— Ты тоже настоящая. Поэтому ты мне и нравишься.

Он взял ее за подбородок, но она тут же высвободилась.

— Не надо.

— Не буду, — согласился он. — Рассказывай дальше.

— Почему мужчины всегда хотят этого… этой дряни?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… этого… — Таня сняла его руку со своего плеча и чуть отодвинулась.

— Ты имеешь в виду секс?

Она кивнула.

— Это же так противно.

Максим с недоумением посмотрел на нее.

— Разве? У тебя еще никого не было? — удивился он.

Таня ничего не ответила. Он посмотрел на ее опущенные плечи и вздохнул.

— Значит, у тебя пока негативный опыт.

Таня кивнула.

— Кто он? Отчим?

— Генка, сожитель матери. Я почему из дома тогда удрала… этот, последний у матери, тоже напился и стал приставать. Ну почему, почему вы все такие козлы?!

— Теперь понятно. — Максим встал. — Значит, ты меня тоже в это стадо записала.

Таня вскинула голову.

— Нет! — выкрикнула она. — Я не хочу, чтоб и ты…

— Ну наконец-то…

Максим снова сел, положил ее голову на свое плечо, погладил по волосам.

— Ты не бойся, я тебя никогда не обижу.

Она подняла голову, заглянула в его глаза:

— Никогда?

— Нет.

Она обняла его, прижалась к груди. Его сердце билось часто и как-то неровно.

— Ой, что это я? Нужно только о хорошем, а я негатив лью, — сказала Таня, отстраняясь. — В больницу сегодня вернешься?

— Вообще-то надо бы, с утра консилиум. Ты когда завтра наведаешься?

— Когда нужно?

— Как сегодня, нормально. Сейчас такси вызову, а ты чем займешься?

— Надо еще белье постирать, постельного — целая гора.

— Хозяюшка моя…

Он осторожно поцеловал ее в висок. Его рука медленно коснулась ее шеи, и ему неимоверно, до спазма где-то внутри живота, захотелось ощутить всем своим телом ее тело, но он только провел своей ладонью вверх, где начинались ее волосы.

— До завтра, — прошептал он и еще раз прикоснулся губами к ее лбу.

ГЛАВА 7

«Волга» остановилась рядом с оградой больничного комплекса. Таня вышла из машины и нос к носу столкнулась с Виталием Михайловичем.

— Вот и хорошо, — сказал он, не здороваясь, и взял ее под руку. — Пройдемся.

Таня поежилась и попыталась высвободиться, но он продолжал бесстрастно сжимать ее локоть с таким видом, как будто задержал Таню на месте преступления.

Они сделали несколько шагов по неровному асфальту, свернули на песчаную дорожку, ведущую к небольшому скверу. Здесь, вероятно, любили прогуливаться выздоравливающие. Пока же аллея была пуста.

— Вроде распогодилось, — сказал Виталий Михайлович, опуская ее локоть. — Черемуха отцвела, теперь тепло будет.

— Да… — Таня облегченно вздохнула и сделала движение рукой, будто стряхивая воду. — В этом году черемуха поздно цвела.

— Ты в платье, это хорошо, — сказал друг Макса, закуривая. — Как настроение? — спросил он.

— Нормальное.

— Нормальное — это тоже хорошо.

Они продолжали шагать по тропинке между деревьями. Земля была сухая, плотно утрамбованная, и Таня подумала: «Наверное, много людей гуляли здесь, о чем-то думали, мечтали, может быть, страдали».

Виталий Михайлович остановился, бросил недокуренную сигарету себе под ноги и посмотрел по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Таня тоже настороженно оглянулась.

— Никого, — сказала она.

— Тихо-то как…

Он еще немного помолчал, словно обдумывая свои слова, а потом произнес:

— Мужик один сегодня умер. Максимка от этого сам не свой. Я его хочу к себе за город отправить. Поедешь?

Он посмотрел на Таню. В ее взгляде читалась настороженность.

— Задание свое помнишь? — спросил он.

— Какое? — растерялась она.

— Положительные эмоции. Я разговаривал с врачом, опять ничего путного не услышал. Единственное, что я понял: отдых ему нужен и положительные эмоции. Отдых обеспечу я, ты — остальное. Поняла?

Он взял ее за подбородок.

— Поняла? — повторил он так, что от страха у Тани пересохло в горле.

Он опустил руку.

— Я хочу, чтоб ты усвоила: для меня Максимка как брат, больше брата. Мы с ним — семья.

— Я знаю, — кивнула Таня. — Максим мне сказал. Он вас из реки вытащил, когда вы тонули.

— Значит, помнит…

Виталий Михайлович постоял, словно размышляя, стоит ли продолжать разговор.

— Запомни: ты для меня — ничто, — наконец сказал он. — Про косоглазого — забудь, Максимке о нем — ни гугу. Если еще с кем свяжешься…

Он стиснул ее пальцы так, что Таня вскрикнула.

— Ты — только функция, — продолжал говорить он, наклонясь к самому ее уху, как будто бы их могли подслушать. — Все, что Максим скажет, для тебя закон. Захочет тебя трахнуть — ложись, не кривляйся. Если все будет в порядке — не пожалеешь.

Таня вырвала руку и сделала шаг в сторону, будто готовясь к побегу.

— Вы так со мной обращаетесь потому, что заступиться за меня некому. Потому что сирота, — сказала она и тут же пожалела, заметив, как в усмешке искривился его рот.

— Ах, ты, оказывается, сирота… Значит, в случае чего искать тебя никто не будет.

— Нет! — выкрикнула Таня. — У меня мать есть… и отчим…

На ее глазах появились слезы.

— Да ладно тебе, — снисходительно сказал он, — шуток не понимаешь. Не такой уж я и Бармалей. Просто жаль мне Максимку.