Барбара Картленд - Запертое сердце Страница 29

- Но потом все-таки Астрида схватили, - продолжал герцог. Он стал говорить намного быстрее, как бы стараясь поскорее закончить свой печальный рассказ. Состоялся суд, на котором я и узнал всю правду.

- Правду? - удивленно переспросила Сирилла.

- Он был ее любовником. Именно его любила Зивана - его, а не меня!

- О.., нет! - еле слышно промолвила Сирилла.

- На суде зачитали ее письма к нему, - сказал герцог. - Письма дали мне понять, что той Зиваны, которую я себе вообразил, никогда не существовало. Она оказалась самой обычной русской дикаркой, которую привлекали грубые и жестокие мужчины, - мужчины, которые относились к женщине как к вещи и использовали ее для удовлетворения своих скотских желаний.

Для Сириллы было невыносимой мукой слушать его слова, исполненные такой горечи.

Она не подозревала, что в его ушах все еще звучит голос судьи, зачитывающего письма Зиваны, представленные для того, чтобы выявить причины, которые могли бы смягчить Астриду приговор.

Письма были столь пылкими и страстными, каждое их слово дышало таким желанием, что все слушали их как завороженные. Только герцог испытывал чувство крайнего унижения, ему казалось, что его втаптывают в грязь.

В своих излияниях Зивана упомянула его имя.

"Аристид очень молод и совершенно несведущ в любви, - писала она, раскрывая тем самым свое пренебрежительное отношение к нему - но он богат, а нам нужны деньги. О, какая же для меня мука проводить время с ним, когда я могла бы быть с тобой! Я лежу в его объятиях и спрашиваю себя, с кем ты сейчас. Я хочу тебя, ты нужен мне, все мое тело взывает к тебе, я сгораю от любви к тебе!"

Таких писем были десятки - писем, написанных женщиной, которая любила мужчину с той присущей славянам необузданной страстностью, заставлявшей ее метаться между состояниями глубокой депрессии и крайнего возбуждения.

Из писем выяснилось, что Астрид, доведенный до неистовства ревностью, нещадно бил ее, а она наслаждалась его жестокостью.

Она любила Астрида. Но в то же время рядом находился герцог, который, как она опять и опять повторяла в своих письмах, был богат и из которого она старалась вытянуть как можно больше, потому что и она сама, и Астрид крайне нуждались в деньгах.

Но деньги не усыпили ревности Астрида. Очевидно, они поругались из-за того, что у Зиваны был еще один любовник помимо Астрида, и он в приступе бешеной ярости задушил ее.

Судебное разбирательство, через которое пришлось пройти герцогу, стало для него олицетворением самых страшных мук ада.

Приговор, в котором преступление Астрида было расценено как "убийство из ревности", превратил герцога из идеалиста и романтика в циника. В его сердце не осталось места другим чувствам, кроме горечи и ненависти.

Он повернулся спиной к Сирилле и устремил свой невидящий взор вдаль.

- Я не буду рассказывать тебе, как я жил в Париже все эти девять лет, проговорил он. - Ты просто не поймешь меня, к тому же - Бог свидетель - я не хотел бы, чтобы ты старалась что-либо понять.

Он помолчал.

- Но я хочу, чтобы ты уяснила себе, что я был далек от той благородной деятельности, которую ты мне приписываешь. Как раз наоборот, я совершил множество самых невообразимых преступлений против моральных устоев общества. Мне было больно, поэтому я хотел причинять боль другим.

Его губы сжались. - Все женщины, с которыми я встречался в эти годы, сказал он, - через какое-то время превратились для меня в средство возмездия. Я ненавидел их и в то же время использовал в своих целях, стремясь отомстить за себя Зиване. Я получал несказанное удовлетворение, если разбивал им жизнь или бросал их, оставляя в слезах и горе. Из-за того что мне была нанесена страшная рана, - во всяком случае, я именно так объяснял себе причину своих поступков, - я желал причинить им как можно больше страданий!

Его голос гораздо яснее его слов дал понять Сирилле, какой болью отзывались в его душе воспоминания.

- Мое поведение навлекло позор на мое имя и на славную историю моей семьи, - продолжал герцог. - Окружающие пытались образумить меня, ноя только смеялся над ними. - Глубоко вздохнув, он добавил:

- Никто не решился сказать тебе правду, Сирилла, о том, что я превратился в олицетворение низости и разврата - в распутника, в человека, который втоптал в грязь свое достойное имя.

В его словах было столько самоосуждения, что у Сириллы навернулись на глаза слезы.

По всей видимости, он не ждал от нее ответа и, помолчав немного, проговорил:

- Когда моя мать попросила меня жениться, дабы произвести на свет наследника, который продолжил бы наш род, я сказал ей, что не собираюсь искать себе невесту. Я намеревался после свадьбы остаться в замке на одну ночь, а потом сразу же вернуться в то общество подонков, которого мне на время пришлось бы лишиться.

Внезапно Сирилла обрела способность говорить.

- Тогда.., почему.., вы так.., не сделали?

- Потому что я увидел в тебе то, что, как мне представлялось, уже не существовало в этом мире, - ответил он. - Потому что ты верила в меня, потому что ты смогла вернуть мне умение мечтать, которое казалось мне навсегда утерянным. Мечтать о женщине, способной своей невинностью и чистотой возродить мужчину как духовно, так и физически.

- А потом?.. - спросила Сирилла.

- Я полюбил тебя! - воскликнул герцог. - Знай, что я сопротивлялся этому чувству! Я сопротивлялся всему, что ты собой олицетворяла, что было тебе дорого. Но когда я увидел, как ты борешься с Астридом, когда я нес тебя на руках, решив, будто ты умерла, я понял, что мое сердце отдано тебе полностью и бесповоротно, что я люблю тебя так, как не любил никогда в жизни!

Он вновь заговорил, но теперь его голос звучал глубже:

- Я понял, что то чувство, которое я испытывал к Зиване, было самой обычной влюбленностью, столь характерной для не знающих жизни и не имеющих представления об истинных ценностях юношей. К тебе, Сирилла, я отношусь совершенно иначе. Моя любовь - зрелая, я люблю тебя и сердцем, и разумом, и душой - хотя существование последней вызывает у меня сомнения.

Он взмахнул рукой.

- Ты стала для меня самым главным в жизни. Ты воплощаешь в себе все самое совершенное. Но в то же время я сознаю, что не достоин тебя.

Возглас, который издала Сирилла, не остановил его.

- Я не уверен, что для "раскаявшегося грешника" вроде меня, отягченного грузом своего непозволительного поведения в течение последних лет, существует дорога назад. - Его слова преисполнились страстности. - Ты нужна мне, Сирилла, я хочу, чтобы ты была моей женой, - женой в истинном понимании этого слова. Но что я могу дать тебе взамен? Ведь я вовсе не тот рыцарь, которого ты видела во мне. Герой существовал только в твоем воображении!

Помолчав, герцог цинично добавил:

- Прекрасно представляя, в какое испорченное создание я превратился, я не могу с уверенностью утверждать, что моя любовь к тебе чиста.

Вобрав в себя побольше воздуха, он с вызовом произнес:

- Итак, тебе решать. Если ты согласна принять меня таким, каков я есть, я клянусь, что постараюсь стать тем, кем ты хочешь меня видеть. Я не собираюсь лгать тебе, потому что я не желаю, чтобы ты строила какие-то иллюзии в отношении меня! Но я не буду тебя осуждать, если ты поступишь так, как и следует поступать в подобных ситуациях: просто отвернешься от меня как от человека, преступившего все границы дозволенного, как от человека, с которым у тебя не может быть ничего общего. Выбор за тобой.

Отзвуки его голоса замерли, и наступила тишина.

Однако витавшее в воздухе напряжение почти лишило Сириллу способности дышать. Да и герцог, казалось, замер в ожидании ее ответа. Внезапно она поднялась и подбежала к нему.

Он не повернулся к ней, продолжая смотреть в окно.

- Скажите мне... - донесся до него ее дрожащий голос, - почему.., после свадьбы.., когда я рассказала вам.., о своих.., чувствах..., вы не сделали меня своей.., женой, как.., намеревались?

- Я так и собирался поступить, - ответил герцог, - но в первую ночь я был настолько ошарашен твоими словами, что просто не нашелся, как ответить тебе. А на следующую ночь, когда зашел в твою комнату, я увидел, как ты стояла и молилась, и понял, что не способен испортить или причинить боль такому чистому и совершенному созданию.

Он услышал, как Сирилла с облегчением вздохнула:

- Но ведь рыцарь, в которого я.., верила, именно так.., и поступил бы... Вы сказали, что вы.., изменились, что.., ваше чувство ко мне.., отличается от того, что вы испытывали раньше.., и со мной произошло то же самое.

Герцог, внимательно прислушивавшийся к ее словам, ничего не сказал, и через несколько мгновений Сирилла мягко проговорила:

- Теперь я люблю в тебе не своего "монсеньера", не человека, посвятившего себя служению идеалу, а мужчину! Я люблю тебя, Аристид, и я жажду стать твоей-, женой - настоящей женой.., если ты все еще хочешь видеть меня в этом качестве.