Николай Новиков - Предвыборная страсть Страница 3

— Видишь ли, обстоятельства так сложились, что мы оказались в заведомо неравных условиях, — уверенно сказал Вашурин. Видно было, ждал этого вопроса и заранее приготовил ответ. — Ты здесь у всех на виду, есть определенные успехи, люди знают тебя, верят в тебя. А меня, буду с тобой откровенным, подзабыли. Денег в мою избирательную кампанию вбухано черт знает сколько, а результата пока нет.

— Проиграешь эти выборы, выдвигай свою кандидатуру в мэры Прикубанска. За четыре года представляешь какой трамплин себе создашь для будущего прыжка, — ехидно повторила Агеева слова Вашурина.

— Лера, я и сам люблю пошутить, но сейчас не тот случай. Давай поговорим серьезно.

— Я серьезна, как никогда, сейчас ты убедишься в этом. — Агеева нажала клавишу селектора: — Марина, пожалуйста, засеки время. Если через три минуты Владимир Александрович не выйдет из моего кабинета, немедленно вызывай охрану. Немедленно! Спасибо. — Она демонстративно посмотрела на свои часики, подарила оторопевшему Вашурину улыбку голливудской кинозвезды: — У тебя ровно три минуты, Володя. Привет Борису я передам, и ты передай мои наилучшие пожелания Екатерине Вадимовне.

— Спасибо… — выдавил из себя Вашурин и опустил голову. Минуты две из отпущенных ему трех он разглядывал блестящие носки своих черных ботинок, потом резко вскочил, ногой отшвырнул в сторону кресло. — Ты сумасшедшая, Лера! Такая же самоуверенная кукла, как и три года назад, когда сжигала книги. На кассете отлично видно, что ты — ненормальная! И я был круглый идиот, что поддерживал тебя, участвовал в этой вакханалии! В этом шабаше…

— Твое время вышло! — холодно предупредила Валерия Петровна.

— Ты пожалеешь об этом, пожалеешь, дура несчастная! — сдавленно взвизгнул Вашурин и, еще раз пнув кресло, как ошпаренный выскочил из кабинета.

Он уложился в три минуты, секретарше не пришлось вызывать охрану.

Этот визит лучше всех социологических опросов и политических прогнозов говорил о том, кто победит в Прикубанском избирательном округе. Однако спустя несколько мгновений… О какой кассете он говорил?.. И точно ледяной водой окатило. Как могла забыть? Три года назад, в ноябре 92-го, она решила публично сжечь книги партийных лидеров. Да, было такое. Городское телевидение показало репортаж об этом событии. Но откуда у Вашурина видеокассета с этой записью? Она должна храниться на телестудии, за семью печатями.

Агеева в сердцах шлепнула ладонью по клавише селектора.

— Марина, пожалуйста, свяжи меня с телестудией. С главным редактором Павлом Ивановичем Осетровым. Если он отсутствует, пусть немедленно разыщут. Я жду.

Откинулась на спинку кресла, устало закрыла глаза. Закрутилась, упустила из виду! Вылетело из головы… А этот негодяй, надо же, вспомнил! И сейчас, не задумываясь, использует эту запись, да еще с каким-нибудь гнусным комментарием!

Зазвонил телефон. Агеева выпрямилась, взяла трубку.

— Павел Иванович, — резко перебила главного редактора, отсекая банально льстивые комплименты в свой адрес. — Три года назад вы делали репортаж о сожжении книг перед мэрией. Где видеокассета? Вы знаете, что все материалы обо мне должны хранить до моего особого распоряжения.

— Естественно, Валерия Петровна. Храним.

— Где кассета с этим репортажем?

Осетров засопел в трубку и… замолчал. Агеева терпеливо ждала, когда у главного редактора прорежется голос. Наконец в трубке послышалось глухое покашливание, а потом и осторожный вопрос:

— А что случилось, Валерия Петровна?

— Похоже, проблемы со слухом возникли, — раздраженно бросила Агеева. — Я спросила вас, где эта кассета?

— В сейфе редактора отдела новостей. Это его, так сказать, епархия.

— Вы уверены, что она там?

— А вы думаете, что… что кто-то может воспользоваться ею именно сейчас? На финише предвыборной кампании?

— Хорошо, что вы правильно понимаете ситуацию, Павел Иванович. И отдаете себе отчет, каковы будут последствия, если кто-то воспользуется этим материалом в интересах определенных лиц. Будьте добры, немедленно привезите мне эту кассету. В мэрию. Я жду.

— Извините, Валерия Петровна… — Осетров снова замялся, будто хотел что-то сказать, да не знал — как.

— Я слушаю вас! — гневно крикнула Агеева, теряя терпение.

— Разумеется, я привезу, привезу, но дело в том, что редактор отдела новостей сейчас в городе, снимает сюжет для вечернего выпуска. А ключи от сейфа у него. Как только он появится, тут же и привезу. Тут же, Валерия Петровна, не мешкая ни секунды.

— Я жду, — Агеева бросила трубку.

Почему-то она не сомневалась, что кассеты в сейфе телестудии уже нет.

3

За окном плавали в сыром, холодном воздухе голые ветви старого каштана. На одной из них вот уже много дней трепыхался потемневший, скрюченный лист. Сколько ветер ни дергал его, не мог сорвать, висел как пришитый!

— Несгибаемый, — пробормотал Андрей Истомин. — Умер, но не сдался.

Он сидел за своим рабочим столом, задумчиво помешивая ложечкой горячий чай.

— Что ты сказал? — встрепенулась Маша Лобанкина, секретарша главного редактора.

Она сидела напротив за другим столом, хозяин которого был на задании, и влюбленно смотрела на Истомина, прижав ладони к своей чашке с чаем — в кабинете редактора отдела новостей было прохладно.

— Да так, просто… — пожал плечами Андрей.

— Ну, это самая настоящая умора, — затараторила Маша. — Звонят и требуют прислать съемочную бригаду! Не желают больше жить на улице Шверника, решили переименовать во 2-ю Подгорную. Очухались во мраке! Мы так и не поняли, почему во 2-ю Подгорную, а не в 1-ю Брежневскую или 3-ю Горбачевскую?

Андрей уставился на стройную девушку в голубых джинсах и длинном свитере. Двадцать два года, папа председатель горсовета, учится заочно в Ростовском университете, работает секретаршей. Получит диплом, станет корреспонденткой, а чуть позже и редактором отдела. Вполне благополучная девчонка. Добрая, ласковая, как котенок… Глупенькая, правда. Но какие ее годы? Наберется ума…

— Ты слишком юная дама. Поэтому и не знаешь, что эта улица раньше называлась 2-й Подгорной, потому что — под горой.

— Да ты что?! — Маша с удивлением посмотрела на него, всплеснула руками. — Ой, какой ужас! А твои подчиненные, Демченко и Смирнов, думали сенсацию привезут. Помчались как угорелые… Прежде возвращали улицам старые названия, а теперь наоборот? Оказывается — ничего подобного, никакой сенсации.

— Они тоже молодые ребята, — мрачно сказал Андрей.

— Ты чего такой хмурый, Андрюша? — Маша подошла к нему, нежно поцеловала в щеку, присела на край стола.

— Биоритмы пошаливают.

— У тебя всегда проблемы с биоритмами. Ты говорил, что из-за них от тебя ушла жена…

— Не ушла, а выгнала меня, — поправил Андрей. — Убеждать журналиста заняться коммерцией — гиблое дело. А если он еще и кандидат в мастера спорта по боксу — и опасное. Проще выгнать его, что она и сделала. Это самый надежный способ решения семейных проблем — выгнать. Учти на будущее.

— Обязательно учту. А сейчас я просто рада, что она тебя выгнала и ты, после десяти лет жизни в большом городе, вернулся в наш Прикубанск. Я отлично помню, как ты в мае первый раз появился на студии. По-моему, Богаченко первый понял, что руководить тобой невозможно, и сбежал.

— Не сбежал, а открыл свое фотоателье. Кстати, очень популярное теперь в Прикубанске.

— Все равно, я рада, что ты стал редактором, это правильно и справедливо. И вот что я тебе еще скажу, Андрюша: мне жутко нравятся твои биоритмы. Если бы они не пошаливали, жил бы ты себе в Краснодаре, и мы бы никогда не встретились!

— Маша, ты бы вернулась к себе, а то шеф разозлится, объявит выговор. К тому же мне интересно, что он скажет о тексте моего завтрашнего репортажа.

— Так уж и интересно?

— Да нет, честно говоря, не очень. Осточертела вся эта суета, какие-то выборы… Ну, какое мне дело до того, что некая дама станет скоро депутатом Государственной Думы? Что-то изменится в моей жизни от этого? Нет. Тогда почему я должен сочинять идиотские тексты и ждать, когда шеф созреет, чтобы высказать свои замечания? Надоело… — Андрей махнул рукой.

— Это погода, — заговорщически подмигнула Маша. — Ужасная, дрянная погода. И еще то, что я уже неделю не была у тебя. Мне так нравится там… И твоя мама такая симпатичная женщина, и, по-моему, я ей тоже нравлюсь. А тебе? А ну-ка, живо признавайся, любишь меня или уже нет?

— Ну, Маша, пожалуйста… — досадливо поморщился Андрей.

— Нет, признавайся! — Маша наклонилась к нему, обняла, прижалась щекой к его плечу. — А не то я открою окно, и…

— Выбросишься со второго этажа?

— …и ты замерзнешь тут, вот! И не проси потом, чтобы я отогрела тебя! Ну, правда, Андрюша, давай сегодня завалимся к тебе и устроим вечеринку на двоих, а?