Фред Стюарт - Титан Страница 37

Она прекратила свои упражнения.

— Он позволил себе пошлость, и я предупредила, что, если он посмеет приставать ко мне, ты из него душу вытрясешь. Ты ведь это сделаешь при случае, правда?

— Послушай, это Голливуд, а не Виндзорский замок.

— Да, это заметно.

— Актеры — нетвердые люди. Им приходится немного запугивать женщин.

Эдвина рассмеялась:

— Он? Запугивать? О, милый, я знаю что он — Американская мечта, но это на экране, а в жизни это — взрослый ребенок. Ему нечем меня запугать. Если честно, я никак не пойму, что эти миллионы простушек нашли в нем!

В Нике поднялось смешанное чувство облегчения и досады.

— Так, выходит, ты не находишь его привлекательным?

— Нет, почему же? Он, кстати, внешне похож на тебя, а ты знаешь, что я считаю тебя самым красивым мужчиной в мире. Но Род никогда не заставит меня прерывисто дышать от желания, как заставляешь ты.

— Но тебе так или иначе придется делать вид, что ты прерывисто дышишь.

— Знаю, глупый! Это и называется актерским мастерством. В любовных сценах я буду на высоте, вот увидишь. — Она перешла на бег на месте.

— Да можешь ты постоять спокойно?! — заорал он.

Она остановилась и изумленно посмотрела на него.

— Милый, ты бесишься. Что случилось?

— Мы поставили на этот фильм очень много. Мы оба. Пойми, это серьезный бизнес.

— Я знаю.

— Мужчина не может заниматься любовью с женщиной, если он не чувствует в ней ответного желания. Я знаю, что это всего лишь фильм, но даже Джон Бэрримор не смог бы убедительно показать постельную сцену с куском айсберга, а Род — не Джон Бэрримор.

— Что ты мне пытаешься втолковать?

Он раздраженно всплеснул руками:

— Я пытаюсь тебе втолковать, что ты должна пробудить в нем надежду! Чуть-чуть. Будь с ним поласковей. Пококетничай, в конце концов! Пусть он поверит в тебя.

Она пожала плечами.

— Ладно, если ты считаешь, что это так важно. Но это будет такая скука! — Она с минуту молчала, над чем-то размышляя, потом рассмеялась: — Знаю! Я буду представлять себе, что он — это ты!

— Вот-вот! Представляй, что это я. — Он обнял ее и поцеловал. — Тогда мы получим самые знойные любовные сцены в истории кинематографа!

— Самонадеянный кривляка, — засмеялась она, легонько укусила его за ухо и шепнула: — Но ты прав!

На следующий день снимали сцену с гимназией города Шенди, штат Коннектикут, где герой фильма Бэк Рэндольф впервые встретился с Лорой Харди. Рэкс Симпсон из кожи вон лез, лишь бы сделать каждый кадр картины максимально приближенным к реальности: съемочная площадка превратилась в настоящий актовый зал. Правда, казалось маловероятным, что какая-то там школа из маленького городка в Новой Англии могла позволить себе пригласить оркестр из двенадцати человек, которым руководил молодой дирижер в щегольском смокинге. Все юноши-старшеклассники были в вечерних костюмах, что было еще меньше похоже на правду, но зато создавало «классическую» атмосферу, согласно желаниям Ника. Всякая связь с реальной жизнью была окончательно утеряна, когда из гримерной на съемочную площадку вышла Эдвина. На ней была белая накидка из песца, которая одна стоила, наверное, всего бюджета такого городка, как Шенди. Но Ника не волновала правдоподобность, ему важно было представить свою жену публике во всем ее великолепии. Для этого он нанял самого дорогого в Голливуде костюмера, который разодел главную героиню фильма в пух и прах.

В Голливуде тогда фильмы делали быстро, но даже при этом подготовка к съемке сцены, в которой было занято более пятидесяти статистов, требовала времени. Поэтому Эдвине пришлось ждать минимум полчаса, пока ее допустят к камере. Ник подошел к ней и ободряюще стиснул ей руку. Поцеловать жену он не мог, так как мог испортить ее грим-макияж.

— Ты выглядишь сказочно, — сказал он. — Они все сдохнут от восхищения.

— Сомневаюсь, что многие школьницы могут позволить себе такое одеяние. Но выглядит оно действительно ослепительно, правда? Знаешь, а я совсем не так сильно волнуюсь, как думала. Наверное, это плохой признак.

— Вовсе нет.

— А вот и Род. Ну что, мне идти к нему и быть милой?

— Именно, малыш.

Она стала продираться через толпу статистов, техников и декораторов, переступая через толстые электрические шнуры, которые расползались повсюду. Род сидел в шезлонге. Американская мечта маленькими глотками пил черный кофе.

— Доброе утро, — весело сказала она, садясь рядом с ним в свое кресло. — Как ты сегодня?

— Перебрал вчера, — прохрипел Род, и Эдвина увидела обращенные на нее налитые кровью глаза. — Слава Богу, утром не будет крупных планов. Ну и рожа у меня сейчас, да?

— Совсем нет! Ты очень красив сегодня.

Лицо Рода вытянулось от удивления.

— Э-э… спасибо. А я скажу, если ты, конечно, не возражаешь, что ты выглядишь просто обалденно! Только не думай, что я пристаю, — поспешно добавил он.

Она мягко улыбнулась:

— Вчера я была с тобой немного резка. Хочу попросить прощения. Надеюсь, ты не будешь дуться на меня за это?

— О нет, что ты!

— Я так жду, когда мы появимся на площадке вдвоем! У тебя гораздо больше опыта, чем у меня… Ты ведь подскажешь мне, если я начну делать что-нибудь не так, ладно?

Несмотря на похмелье, Род Норман просто просиял.

— По правде, я и сам боюсь, что начну делать что-нибудь не так, — сказал он, и они вместе рассмеялись.

От него здорово разило. Представив себе их любовные сцены, она внутренне содрогнулась.

Ник провел тот день в бегах между своим офисом и съемочной площадкой. Несмотря на то, что Вильгельмина ван Дейк всячески уверяла его в том, что у Эдвины врожденный актерский талант, несмотря на то, что жена выглядела бесподобно в первых кинопробах, Ник очень волновался: так много было поставлено на совершенно новое дело. Но к середине дня, когда отсняли первый крупный план с участием Бэка и Лоры, всем присутствующим стало ясно, что на площадке происходит нечто небывалое, нечто волшебное. Согласно сценарию, Бэк должен был танцевать с Лорой, потом прижать ее к себе и поцеловать, что по тем временам было равноценно изнасилованию. Лора должна была дать ему пощечину.

Первые два дубля были не совсем удачными, и вовсе не из-за того, что от Рода разило: перед съемкой он догадался-таки прополоскать рот. Но в третьем дубле поцелуй выглядел настолько страстным, что у Ника в глазах потемнело от ревности, несмотря на то что он постоянно успокаивал себя тем, что, мол, Эдвина представляет себе, что целуется со споим мужем. Потом Лора оттолкнула Бэка и отвесила ему пощечину. Искры летели от поцелуя и от пощечины. Когда Рэкс крикнул в мегафон: «Снято» — павильон взорвался аплодисментами.

Ник аплодировал вместе со всеми, но одновременно думал: а только ли игра это?

Игра или нет, но он понял, что ненавидит Рода Нормана. «Сукин сын занимается любовью с моей женой, а я еще плачу ему за это!»

Но более всех присутствующих в павильоне изумлена была сама Эдвина. Страстный поцелуй Рода Нормана взволновал ее!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Понимая, что оказалась слишком наивной относительно степени коррумпированности турецкого правительства и мало информированной о состоянии финансов у султана, Диана решила впредь быть предусмотрительней и постараться узнать как можно больше о Мустафе Кемале, прежде чем устраивать с ним встречу. Однако она обнаружила, что, несмотря на его стремительно растущую популярность, в прессе информации о нем было немного. Объяснялось это желанием правительства явно к своей выгоде принизить подвиги Кемаля.

Мустафа родился сорок один год тому назад в Салониках. Его родителями были никуда не годный таможенный чиновник Али Реза и неграмотная, но волевая македонка по имени Зубейда. Его отец умер во время эпидемии тифа, когда Мустафе исполнилось всего десять лет. Мать с мальчиком переехали в крестьянское хозяйство его дяди. Зубейда хотела видеть сына ходжой или священником, но тот, наслушавшись в детстве сказок о завоеваниях своих легендарных предков турок-османов, твердо решил стать солдатом. В учебе ему не было равных, особенно в математике. Мустафа был зачислен в турецкий кадетский корпус, где изумлял преподавателей своей энергией и неиссякаемой жаждой знаний. Он проглатывал учебники по военной стратегии, увлекался Клаузевицем, Мольтке, читал биографии Наполеона. Несмотря на то что в четырнадцатилетнем возрасте он пристрастился одновременно к спиртному, табаку и противоположному полу, старшекурсники прозвали его Кемалем, что в переводе с турецкого означает «Совершенный».

После окончания корпуса и поступления на службу в турецкую армию он воевал и отличился в различных боевых операциях. Он заигрывал также с радикальными политиками, что в итоге обернулось для него трехмесячным заключением в печально известной константинопольской Красной тюрьме. Когда младотурки свергли султана Абдула Хамида Проклятого, Мустафа был направлен в качестве военного атташе в Софию, где самостоятельно изучил французский, постоянно вращался в высшем обществе, играл в азартные игры, превратился в денди, подхватил почечную болезнь, пил ракию и мягкий румынский коньяк «пуика» в непомерных количествах, и еще, если верить слухам, пару раз занимался любовью с мальчиками.