Лиза Альтер - Непутевая Страница 4

Джинни вспомнилась фраза из письма. «Мальчиков я не прошу приехать, — писала миссис Янси. — У них своя жизнь. Сыновья — не дочери».

«Действительно», — пробормотала про себя Джинни, невольно подражая своей наставнице мисс Хед: та в подобных случаях не произносила это слово, а почти пела с самым страдальческим видом.

Пока самолет трясся по так называемой взлетной полосе, Джинни вспомнила, как часто приземлялась здесь в прошлом.

Мать обожала любительское кино и воспитывала Джинни и братьев, наблюдая за ними в глазок кинокамеры: первая улыбка, первый зубик, первый шаг, первый день в школе, первый танец — и так год за годом. «Кадры семейной хроники» — так называли эти фильмы Джинни и братья. Взлеты, посадки, прощания, возвращения… Вот Джинни в черной шерстяной кофте, наглухо застегнутой на все пуговицы, в обтягивающей юбке и красной корейской ветровке покидает дом, чтобы учиться в Бостоне; вот она в элегантном твидовом костюме, очках в роговой оправе, со строгим узлом на голове — спустя год, когда приехала на каникулы; вот она в светлых джинсах, черном свитере и сандалиях «голиаф» — когда стала любовницей Эдди Холзер и сбежала из университета, вот она в красном блейзере Добровольного пожарного отряда — когда вышла замуж за Блисса. Такой уж она была. Даже в ресторане, сделав заказ, она меняла его, заказывала то же, что и сосед, потому что не верила, будто кухня станет возиться с ее оригинальным блюдом. Нищие, клянчащие деньги на автобус, чтобы навестить умирающую мать; лысые кришнаиты, играющие на тарелках под неряшливым плакатом «Доверься судьбе — и никто не бросит в тебя камень», — такие люди неизменно находили ее в толпе. Надо признать, Джинни была легкой добычей. Наверное, она выглядела несчастной, ранимой и очень доверчивой, и это тот случай, когда внешность не была обманчивой. Джинни была готова поверить во все что угодно.

Она вспомнила, как высматривала в иллюминатор свою мать и майора — они всегда приезжали вместе, чтобы сразу увидеть, в каком виде предстанет их непутевая дочь. Но в этот раз никто не стоял у ограды, приготовившись снимать кинокамерой это чудовище в пестром деревенском платье, походных ботинках, с кудрявой африканской прической, с рюкзаком на спине и в пончо из перуанской ламы. «Натуральная ведьма, — вздохнула про себя Джинни, — тринадцатая ведьма из «Спящей красавицы». Никто ее не встречал. Мать лежала на больничной кровати, а майор ушел год назад из этой жизни. Она совершенно самостоятельна.

Возвращение домой было совсем невеселым. Никто не бил в барабаны, не маршировал на лужайке перед домом, не бежал навстречу, когда аэропортовский лимузин подвез ее к особняку. Она с трудом поднялась по гравийной дорожке — кое-где пробились пучки травы, чего не было раньше. Тяжелый рюкзак заставлял ее идти неестественно прямо.

Над парадной дверью приветливо блестело веерообразное окно. Джинни улыбнулась: дом обманывал, но по крайней мере делал это со вкусом. Перед зарослями магнолии висела табличка: «Продается».

— Надеюсь, вы не продадите дом? — спросила она майора, когда приезжала ненадолго в Халлспорт перед его смертью.

— Не сомневайся, — ласково ответил он, раскуривая трубку. Левой рукой с изуродованным безымянным пальцем он зажигал одну спичку за другой. — Почему тебя это волнует?

— Потому что это наш дом, вот почему!

— Неужели вы с мужем станете жить здесь?

— Нет, но…

— Что «но»?

Меньше всего она хотела вернуться в Халлспорт, но иметь что-то стабильное было приятно.

Джинни подергала за ручку парадной двери. Заперто. Она сбросила рюкзак и громко постучала большим медным кольцом, на удивление плохо начищенным. От кого она ждала ответа? Мать в больнице, отца нет. От собственного детства? В кино и книгах ключ всегда прячут под ковриком у двери. Джинни наклонилась: так и есть! Интересно, зачем запирать дверь, если ключ кладут туда, где его сразу найдут?

Тяжелая дверь качнулась, и Джинни почувствовала затхлый запах. Она взяла рюкзак, вошла и осторожно осмотрелась. Ничего не изменилось. Это чертово место — как капсула времени. Мать всегда отказывалась от ремонта или перемены обстановки, утверждая, что предпочитает вещи, которые помнит с детства. Зеленый ковер, устилавший прихожую и всю лестницу, почти весь был в пятнах. Перила красного дерева немного наклонены наружу — Карл, старший брат Джинни, всегда скользил по ним вниз, таща на поводке собаку. Чуть выше ступенек зеленые с белым обои были сплошь запачканы грязными ручонками, пытавшимися удержать неустойчивые тела. В письменном столе матери не хватало двух ручек. Ее младший брат Джим вырвал их когда-то ради удовольствия свалить вину на Джинни, Над столом висела скопированная карандашом надпись с могильного камня прапратетки Хетти: «Остановись и посмотри, раз проходишь мимо», а на столе стояла самая большая драгоценность матери: часы орехового дерева высотой около фута, наполовину закрытые крышкой. Зеленая стеклянная дверца закрывала циферблат и часовой механизм. По обеим сторонам футляра поднимались пилястры. Римские цифры, филигранные стальные стрелки… Часы принадлежали бабушке Джинни, потом перешли к матери. Один Бог знает, где их изготовили. Они пылились не один десяток лет на столах и полках в домах южновиргинских шахтеров, прежде чем бабушка Халл купила и привезла их сюда, в Халлспорт. Джинни любила заводить их большим металлическим ключом — восемь оборотов, — как делали до нее мать и бабушка Халл.

У противоположной стены стоял огромный дубовый шкаф. Одна дверца по-прежнему перекошена. Когда-то Джинни любила прятаться там среди скатертей и белья. Сборный шкаф был еще одной семейной реликвией. Она помнила, как его втаскивали в мамину спальню. В окно над лестницей врывался солнечный свет. Джинни, Карл и Джим когда-то часами наблюдали, как кружатся в лучах света пылинки, и дули на них, заставляя плясать. Карл служит теперь в Германии, в чине капитана, обзавелся семьей: женой и четырьмя детьми. Джим рубит сандаловые деревья где-то в Калифорнии. Джинни мельком видела братьев несколько часов на похоронах майора и удивилась, обнаружив, что им нечего сказать друг другу.

Дом был пуст. Джинни охватило знакомое ощущение: она просто не слышит шума. Он есть — этот звуковой аккомпанемент кадров семейной хроники. Собака непременно услышала бы его. Смех, споры, скандалы — этими звуками дом был полон с тех пор, как его построили. «Наверное, нужно только найти подходящую точку», — подумала Джинни, поворачивая голову из стороны в сторону. Снова тишина. Нет, лучше она поживет в хижине.

— Вы что-нибудь можете сказать о маме? — спросила Джинни миссис Янси, когда провожала ее на самолет.

— Да. У нее тромбоцитопеническая пурпура, — любезно ответила та.

— Простите?

— Тромбоцитопеническая пурпура.

— Это болезнь крови?

— Да.

— Вы сказали… она принимала гормоны. А это… помогает?

— Ты видела новый рыбный ресторан? — спросила миссис Янси, показывая на красное здание с неоновой рекламой: одноногий пират танцует танго с меч-рыбой. — Называется «У длинного Джона Сильвестра». Подают гамбургеры с рыбой.

— Нет, не видела. — Джинни облегченно вздохнула, не получив определенного ответа на свой вопрос. — А вы их пробовали?

— Да, очень вкусно. Обязательно зайди.

— Непременно, — пообещала Джинни. — Так как насчет мамы? Что мне делать? — Она хотела спросить о здоровье матери, но почему-то постеснялась, словно спрашивала о ее интимной жизни.

— Доктор и сестры все держат под контролем, — заверила миссис Янси. — Но ей очень одиноко. Навещай ее каждый день. Только должна предупредить тебя, Джинни, не пугайся, выглядит она ужасно. Вся в синяках, в носу тампоны. Но такое с ней уже было.

— Почему же она ничего мне не говорила?

— Потому что не чувствовала в этом необходимости, детка. Не хотела тебя тревожить. В тот раз она принимала таблетки, и все прошло. Современная медицина творит чудеса.

— Тогда почему же мне сообщили на этот раз, если нет ничего серьезного?

— Ну, детка, на этот раз все иначе. Я уезжаю на Землю обетованную, а оставлять ее одну просто стыдно. Ты ведь знаешь, как твоя мама чувствуют себя в чужом месте.

— Я рада, что приехала, — поспешила заверить Джинни. — Ей больно?

— Не очень.

Помахав на прощание миссис Янси, Джинни вспомнила, как год и три месяца назад провожала майора. Тогда она в последний раз видела его живым. Это было в тот приезд, когда она познакомила родителей с Айрой и Венди. Она заехала за майором в час дня и повезла в аэропорт.

— Скажи Айре, что в столике у камина — патроны двадцать второго калибра, — бросил он тогда небрежно, будто речь шла о яйцах или молоке в холодильнике.

— Зачем? — растерялась Джинни.

— Если кто-нибудь начнет приставать к тебе, не стесняйся, — посоветовал отец. Джинни знала, что он не шутит. Неважно, если те, кто пристанут к ней, выдают себя за продавцов Библии. — Если не уверена, что это приличные люди, — стреляй!