Луиза Вильморен - Жюльетта. Письмо в такси Страница 4

Склонившись над журналами, Жюльетта рассеянно листала их страницы, и проступавшие в ее воображении картины, накладываясь на журнальные иллюстрации, терзали ее сердце. Она думала о будущем и не могла думать ни о чем другом. И не столько об отдаленном, сколько о том совсем уже близком будущем, когда князь встретит ее у подножки вагона, возьмет за руку и будет искать ее взгляда. Улыбающаяся г-жа Валандор, без сомнения, примет его предложение проводить их, и там дома, в гостиной, наполненной благоуханием огромных присланных им букетов, они останутся одни, и он, приблизившись к ней, склонится, чтобы поцеловать ее. Как же избежать этого? Объяснить ему, например, что у нее насморк, или сказать правду? «Любите ли вы меня?» — «Какое еще доказательство вы от меня ждете?» — ответит он, показывая на огромные букеты. «Прекрасно! Но тогда если вы меня любите, я прошу вас или, лучше, я вам советую не целовать меня. Ваши поцелуи для нас опасны. Эти обнаженные розовые зверьки внушают мне ужас и превращаются в камни, которые мне хочется бросить вам в лицо». Нет, это невозможно, она не сможет выговорить это, она скажет иначе: «Ваши поцелуи — это камни, с помощью которых мы против нашей воли, я прошу меня извинить, воздвигаем мавзолей для нашей любви». Найдется ли он, что ответить? Может, смеясь, обвинит ее в кокетстве, в капризности или в инфантильности? А может, и скажет: «В моем распоряжении тысяча различных поцелуев. Позвольте мне представить вам несколько образчиков и извольте сделать свой выбор. Нет ничего проще». Какой ужас! Но может, он скажет: «Прощайте, вы посмеялись надо мной». И, безусловно, это было бы идеальным вариантом. Ну а вдруг он начнет плакать, встанет на колени, будет повторять: «Я люблю вас, я люблю вас, сжальтесь надо мной, Жюльетта, сжальтесь!» Вот это будет ужасно.

А если, если, повергнутый в отчаяние, он потеряет сознание, упадет в обморок, если он опрокинется навзничь во всю длину своего роста и станет сначала теплым, потом холодным, потом совсем ледяным? Тогда она побежит в комнату к матери, чтобы сообщить ей эту новость: «Князь умер. Я ни в чем не виновата, уверяю тебя. Я просто не смогла этому помешать». Они вместе вернутся в гостиную, чтобы осмотреть жениха, затем сложат ему руки на груди и замрут у его тела в траурных позах. «Это радость от встречи с тобой убила его, — торжественно произнесет г-жа Валандор, — это настолько же известный, насколько редкий случай». Она приведет ряд примеров и добавит: «Да, это прямо княжеская смерть». А Жюльетта повторит: «Да, это радость, это радость, уверяю тебя, я ни в чем не виновата», — и будет засыпать князя огромными букетами, будет заваливать доказательствами той любви, которой он ее окружал. Эта смерть наделает много шума. «Он умер от любви к моей дочери. Какой красивый жест, какое свидетельство благородства», — будет говорить г-жа Валандор своим подругам. «Какая честь! — отзовутся эти дамы и сочтут необходимым отметить, насколько в наши дни избалованы юные девицы: — С ними обращаются как с женщинами, причем мужчины не знают, что и выдумать, чтобы доставить им удовольствие». Жюльетта, видевшая в подобном конце грациозную развязку своего несчастного обручения, еще оставалась во власти своих фантазий, когда в ее ушах веселым звоном прозвенел колокольчик, призывающий пассажиров в вагон-ресторан, прозвенел и призвал ее к реальности. Далеко унесенная своим воображением, она не заметила исчезновения своего соседа. Держа под мышкой кожаный портфель, тот беседовал в коридоре с другим пассажиром. От звона колокольчика г-жа Валандор проснулась.

— Сходи поужинай, если хочешь, — сказала она Жюльетте, — у меня нет даже сил, чтобы добраться до вагона-ресторана.

Но Жюльетте есть не хотелось.

Поезд замедлил ход и остановился.

— Двадцать три минуты седьмого. Мы уже в Ангулеме, — сообщила г-жа Валандор. Потом протяжно зевнула и добавила: — Нам повезло, что к нам никто не подсел. Не люблю спать в присутствии посторонних. А ты спала?

— Нет еще.

— Ну так отдохни, — посоветовала ей мать, — жизнь видится совсем иначе, когда глаза закрыты. — Она устроилась поудобнее, отвернулась к окну и мгновенно опять уснула. Пассажир вернулся в купе и снова углубился в чтение. Жюльетта принялась искать в ковровом рисунке кушетки очертания, похожие на лица, потом, чтобы ни о чем не думать, начала читать про себя молитвы. Незаметно поезд подошел к следующей остановке. Сосед Жюльетты какое-то время продолжал еще читать, но вдруг, осознав, что поезд больше не движется, вскочил, быстро побросал бумаги в портфель, взял шляпу и вышел. Жюльетта в это время наблюдала из окна коридора за снующими по платформе людьми. Сосед по купе прошел мимо нее быстрым шагом. Г-жа Валандор опять проснулась и позвала дочь. Та вернулась в купе.

— Где мы?

— Не знаю, — ответила Жюльетта, — я не смогла прочитать название станции, и к тому же уже темно.

Г-жа Валандор бросила взгляд на часы:

— Без четверти восемь. Это, должно быть, Пуатье.

У меня нет сил встать. — Она прошептала еще несколько слов, не то жалуясь на что-то, не то извиняясь, поменяла позу и со стоном вновь погрузилась в сон.

Именно в этот момент Жюльетта, выходя в коридор, увидела, что между подушкой и спинкой кушетки поблескивает портсигар ее недавнего соседа. Движимая естественным чувством, она схватила его с намерением вернуть его владельцу и не раздумывая выбежала из купе. Столкнувшись на подножке с поднимавшейся в вагон пожилой дамой, Жюльетта спрыгнула на платформу. Забытый портсигар был инкрустирован многоцветными камнями и, безусловно, являлся драгоценным изделием. Жюльетта поискала глазами пассажира и, не увидев его, направилась бегом к выходу, находящемуся на достаточном расстоянии от поезда. «Мсье! Эй! Мсье!» — крикнула она. При этом возгласе все женщины как одна обернулись, но ни один мужчина, казалось, его даже не слышал. «Мсье! Эй! Мсье!» — повторяла Жюльетта, и женщины останавливались при ее приближении, смотрели на нее, а мужчины по-прежнему никак не реагировали. Запыхавшаяся, оглушенная гулкими ударами собственного сердца, она была уже у выхода, когда наконец заметила своего недавнего соседа, который, стоя перед дверью, перекладывал свой портфель из одной руки в другую и рылся в карманах, как человек, что-то потерявший. Жюльетта коснулась его руки. Изумленный, он обернулся лицом к ней и лицом к поезду.

— Это ваше, — сказала она, — ваш портсигар, вот он, вы его забыли.

Безусловно, сказать спасибо этому господину помешали не удивление и не какая-нибудь присущая его натуре неблагодарность, а то, что он увидел, как поезд тронулся. Он взял Жюльетту за плечи, развернул ее и, изрядно подтолкнув, сказал:

— Быстро, быстро, бегите, видите, поезд уходит, у вас еще есть время.

Она побежала, и незнакомый господин тоже побежал вместе с ней. Ему удалось открыть одну дверцу, и, поддерживая Жюльетту за локоть, чтобы помочь ей взобраться, он говорил:

— Ну давайте, давайте, поднимайтесь. Гоп! Ну давайте же, гоп! Поднимайтесь.

Но поезд уже набрал ход. Ее охватил страх, она заколебалась и, сделав еще несколько неуверенных шагов, выпустила ручку и осталась на платформе.

— Мадмуазель, это моя вина, какая незадача, я в отчаянии.

Она смущенно улыбалась:

— Да, какое невезение, особенно для вас.

И, не обменявшись больше ни словом, они покинули вокзал.

Тут незнакомец представился:

— Меня зовут Ландрекур, я адвокат, и я из этих мест. Теперь нужно выяснить, сможем ли мы вас устроить на ночь.

— Но у меня нет денег, — сказала Жюльетта, показав свои пустые руки. — Видите, у меня ничего нет, ни единого су, ничего, кроме носового платка.

— Об этом вы можете не беспокоиться. Это мелочь, не думайте об этом, прошу вас.

Спустя некоторое время они входили в отель «Три шпаги». Консьерж объявил им на своем изысканном языке: «Мест нет». Они вышли. Ландрекур хмурил брови. Жюльетта, чувствуя себя виноватой и думая, что суровое выражение на его лице относится к ней, сочла уместным выказать абсолютную беззаботность и сказала:

— Не беспокойтесь за меня, я прекрасно могу провести ночь и под открытым небом, прямо здесь, например, на скамейке у вокзала.

Андре Ландрекур нетерпеливо махнул рукой:

— Это не решение вопроса, не будем медлить, пойдемте.

Чуть позже, когда они шагали, направляясь к центру города, он извинился за свое плохое настроение.

— Извините меня, я тороплюсь. Я живу в двадцати километрах отсюда и здесь оказался сегодня проездом. Мне нужно успеть сегодня же вечером добраться домой и уложить багаж, потому что завтра на рассвете я уезжаю, как минимум, на три недели.

— В таком случае, — вскричала Жюльетта, — разве я не была права, когда сказала, что это прежде всего вам сильно не повезло?

Он не ответил, и они молча дошли до гаража, где стояла машина Ландрекура.