Дмитрий Рыков - Та, что гасит свет (сборник) Страница 40

— Хорошо, хорошо! — расплылся в кислой улыбке заведующий кафедрой.

Борис Антонович вернулся в аудиторию, попросил сдать работы. Каждый текст начинался со слов: «London — the capital of Great Britain…»

«Недоношенные…» — подумал он.

Через одну пару можно было идти в буфет. Взяв пухлую булочку и большую чашку чаю, Борис Антонович пристроился рядом с коллегой Сашей, которого считал единственным своим другом.

— Привет.

— Привет.

— Представляешь, Федорыч предложил мне секс с Вдовиченко за обычную закорючку в зачетке.

— Это красивая баба, — жуя, ответил Саша. — Он всех сам так настраивает. Ребята тащат коньяк и виски, девчата — зады и груди.

— Противно.

— А что тебя здесь вообще держит? Ты до пенсии будешь ассистентом. Лучше занимался бы только переводами, больше времени на них имел.

— Мне переводы, может быть, и дают за то, что я университетский преподаватель. Уволюсь — так и убью жизнь на любимого Жозе Сарамаго, питаясь только гречкой и макаронами.

— Тебе решать. А то, что завкафедрой — гондон, ты давно понял?

— Да лет шесть назад, как только его увидел.

— Вот и не рви на себе волосы, тем более вон как мало уже осталось.

— У меня сегодня нормальный семинар.

— Испанский?

— Итальянский. Хоть душой отдохну…

Они вздохнули и замолчали.

Глава 3

Чужой день рождения как начало новой жизни

В шестом часу Борис Антонович отправился домой. На остановке толпилась куча народу. Это означало, что проникнуть в транспорт можно было только исключительно с помощью локтей. Несколько человек курили, сидя на корточках, — тюремная привычка. Летишь из Екатеринбурга в какую-нибудь Пермь, а под крылом самолета везде зоны, зоны… Широка страна моя родная… Девчонки лет пятнадцати грызли семечки, сплевывая шелуху под ноги. Через годик-другой они натянут на свои попки туго облегающие шорты и пойдут прогуливаться по тротуару по улице Малышева, держась правой стороны, по ходу движения, демонстративно облизывая чупа-чупсы, чтоб иногда рядом останавливались машины, из окон которых высовывались бы «добры молодцы» и предлагали «покататься». Подружки будут критично осматривать средство передвижения, и если тачка старая, отечественная, — «нет, извини, мы по своим делам направляемся». А если тюнинг-шмунинг, а то и вообще иномарка — «можно. Только нас надо потом домой отвезти…» — «Конечно!» И вперед — в ближайшее, укрытое густой листвой местечко. В народе это называется «съем». Впрочем, нельзя быть слишком критичным — во-первых, молодость, во-вторых, должна же хоть как-то демографическая проблема решаться… Грязный бомж обходил присутствующих, выпрашивая «рублик на хлеб»…

В автобусе резвилась поддатая молодежь. Ребята умудрялись в страшной тесноте отхлебывать дерьмовое пиво из громоздких пластиковых бутылок, проливали дурно пахнущую жидкость во время резкого торможения друг на друга, ржали… Как в этом городе могли родиться Шахрины, Кормильцевы, Бутусовы… Тайна сия велика есть.

Вот и родной панельный дом с разбитым домофоном и соответственно лужей мочи у лифта. Да у лифта — еще ладно, у некоторых особый шик прямо в кабине нагадить.

Дома Борис Антонович заглянул в холодильник, а там хоть шаром покати. Хорошо, переоборудовали бывший гастроном в новый супермаркет. Надо купить классических холостяцких продуктов — супов в пакетиках, готовых салатов, кефира. Опять-таки сельдерей не помешает, и в кулинарии — печеночные оладьи. Да и банки три консервов всегда пригодятся. Он доковылял до магазина, набрал всего понемногу, пристроился в конец хвоста в кассу. Посмотрел на кассиршу, стал себя ругать. Фрейдизм какой-то! Столько касс, а он всегда встает к одной и той же девушке!

Увидев ее в первый раз, Борис Антонович во время расчета бросил взгляд на ее бейджик. Она это заметила и сразу пропела: «Да, я Наташа! А вас как зовут?» Так и повелось — все время и «здравствуйте», и «как дела?» Блондинка, груди рвутся ввысь байконуровскими ракетами, пару раз она при нем выскакивала из-за кассы, выбегала куда-то — ягодицы плотные, ноги стройные. И все делала одновременно — покупателя рассчитывала и безостановочно разговаривала по мобильному телефону — ей это работать не мешало. Однажды для какого-то события Борис Антонович купил литровую бутылку водки. Наташа провела ее над сканером и нахмурилась:

— Вы смотрите с этим осторожнее, а то мне разонравитесь.

— А я вам разве нравлюсь? — оторопел Борис Антонович.

— Оч-чень!! — блеснула голливудской улыбкой девушка и даже руку к сердцу приложила.

Сегодня, узнав его, она привычно поздоровалась, но, считывая на аппарате ценники, больше не произнесла ни слова.

— Что-то вы грустны сегодня! — не выдержал Борис Антонович.

Она на мгновение остановилась, задумалась.

— А у меня день рождения! Отмечать решили в воскресенье, а сегодня — четверг, лучшая подруга — в ночную, отец уже «отметил», буду дома с мамой телевизор смотреть… Следующий!

Борис Антонович направился было к выходу, но вдруг, словно приняв какое-то решение, спрятал пакет с покупками в ящик камеры хранения и вернулся в торговый зал. Он снял с полки бутылку шампанского, выбрал коробку дорогущих бельгийских конфет, а в овощном отделе нашел аномально появившуюся в это время года дыню.

Выстоял опять очередь в кассу, вывалил все это на ленту транспортера и произнес:

— С днем рождения!

Наташа засветилась улыбкой:

— Вы серьезно? Это все мне? Борис Антонович, ну вы даете! Можно я вас поцелую! — Она вскочила из-за кассы и быстро чмокнула его прямо в губы.

Вечно торопящиеся люди в очереди начали выражать недовольство, да ему и самому стало неловко.

— Ну ладно, я пошел. Еще увидимся.

— Конечно, конечно! Спасибо, миленький!..

Миленький… Он ковылял к дому быстрее обычного. И что это на него нашло? Ну, красивая кассирша, что дальше-то? Надо заметить, сложность вопроса пола, так мучившая его еще каких-нибудь десять лет назад, сильно упростилась. Приняв свое физическое уродство как данность, Борис Антонович давно смирился с ним, замечая свою неполноценность только при приступах острейшей физической боли. Поначалу, когда появлялись первые деньги, он покупал проституток пачками, но ни одна не отличалась от другой. Все машинально делали свою работу, а иногда (не мачо ведь!) и вовсе спустя рукава. Они мелькали, как тени, и исчезали из его жизни навсегда. На четвертом курсе, правда, у него случился изумительный секс с второкурсницей-красавицей с психологического. Ее пунцовые пухлые губы и получасовые минеты не забыть ему теперь до конца дней. А она ведь еще приезжала к нему на съемную квартиру, чтобы прибраться, мыла посуду. И как-то даже заявила сразу после оргазма: «Ты первый мужчина, который заставил меня дрожать…» Но, во-первых, кто его на самом деле знает, может, женщины говорят это каждому любовнику, чтобы подбодрить и вдохновить на новые подвиги, а во-вторых, девица та все же была дура, и уж Сарамаго понять никогда бы не смогла.

Но, помимо жарких губ и умения делать минет, у нее были прекрасные тугие ляжки и упругая грудь. Он жалел, что тогда не женился. Как-то раз на очередной встрече выпускников она появилась с мужем, солидным господином. Все перепились, и Антонович по старой памяти чуть было не потащил ее в туалет. Хорошо, что не получилось. Была еще жертвенная любовь однокурсницы Оксаны, но в молодости кажется, что все впереди, все еще успеется, и он отверг ее робкие попытки сблизиться, а сейчас… Сейчас на хрен он кому нужен… Или 2000 рэ в час, или подпись в зачетке. Да и то объект сознательно вспыхнувшей страсти потом неделю, наверное, будет блевать от отвращения.

Борис Антонович быстро расправился с печеночными оладьями, выпил чаю, засел за Сарамаго. Вообще-то он с ним тянул, смаковал и финальную точку хотел поставить не ранее чем через пару дней. Его уже ожидала Minha Bela Putana Wander Piroli. Работа для души, без заказа, так, для себя. Очень было интересно!

Но тут — то ли чай крепкий, то ли события дня привели его в какое-то возбуждение, последние страницы пролетели, как чемпион-горнолыжник по старой трассе, — вжик! — и точка! Он проверил еще раз — нет, никаких ошибок, все верно. Конец! Нет, само собой, понадобится еще недели две на окончательную правку, но основное-то дело сделано! Ура-а-а!!!

Надо отметить, не подмажешь — не поедет. Кинулся к шкафчикам на кухню — водка-виски, водка-виски, коньяк початый, клоповник дерьмовый… Но ему хотелось, чтобы душа пела! Давно Борис Антонович перестал отмечать завершение перевода португальским портвейном — уж слишком потом голова тяжелая, но вино, вино! Обязательно открыть бутылку белого вина, еще разок просмотреть последние страницы и потом, просто для удовольствия, все перечитать заново. Читать до утра, сколько сил хватит…