Роксана Гедеон - Хозяйка розового замка Страница 41

— Так это из-за вас Маргарита ушла? — пробормотала я, сама не зная, почему на меня накатило такое замешательство.

— Да. Она очень любезна, эта милая Маргарита.

— А… а как же вы вообще вошли? Мы с ней заперлись. Она открыла вам?

— Вы забыли, у меня же есть ключ.

«Говорим о каких-то пустяках», — подумала я. Александр смотрел на меня, и замешательство мое не проходило. Я присела на краешек постели, впервые вдруг задумавшись: а прилично ли герцогине дю Шатлэ сидеть вот в таком виде, босой, в одной простыне, чтобы все понимали, что она только что из ванны… Вот глупость-то, решила я, сама себя обрывая. Что это на меня нашло? Может, это из-за того, что мы в Белых Липах? Или это просто мои нервы?

— Вы говорили с Анной Элоизой? — спросила я.

— Довольно долго.

— И что она такое обо мне сказала?

— Всякий вздор, чепуху. Она уже стара, дорогая. Не думайте об этом.

Я промолчала, нервно теребя край простыни. Александр вдруг наклонился в мою сторону. Глаза его в нынешнем освещении казались почти черными.

— Вы не рады, что я пришел, cara? Мне уйти?

— О, нет-нет! — воскликнула я поспешно. — Если быть честной, то я очень рада. Я все думала, вспомните ли вы обо мне здесь, когда мы уже дома…

— Так в чем же дело?

Я сама не понимала до конца причину той легкой смутной тревоги, что одолевала меня. У меня были только догадки, я еще недостаточно поразмыслила, чтобы понять. Нерешительно взглянув на мужа, я попыталась улыбнуться:

— Первая ночь в Белых Липах — все-таки это…

— Что, милая?

Это была грань между тем счастливым периодом — периодом медового месяца, и жизнью, которую мне теперь придется вести год за годом. Завтра начнутся будни. Обычные дела. Домашние хлопоты. Никакой романтики, разнообразия, всплесков свежести. То есть поначалу это будет свежим, но потом? И как долго это продлится? Как теперь пойдет моя жизнь? Не утратим ли мы то, что имеем?

Сама эта роскошная спальня — моя спальня, — где мы сейчас находились, напоминала об этом. Ее стены будто говорили: вот, именно нас вы будете видеть год за годом. Гроты, морские пляжи, горные плато, корабельные каюты, теплые волны Средиземноморья — все это кануло в прошлое. Отныне мы будем любить друг друга только здесь. Ну, за редкими исключениями. Все это напоминало о браке, о чем-то официальном, законном и… скучном. Наше чувство будет испаряться, испаряться, таять… до тех пор, пока от него не останется мокрое место. Или пока мы не станем терпеть друг друга по привычке.

Я постаралась высказать все это Александру как можно яснее, но и сама понимала, что говорю сбивчиво.

— Дорогая, здесь в Белых Липах, все будет так же великолепно, как и в любом другом месте, — сказал он мягко.

— Не знаю… Может быть, да. А может быть, это просто меня волнует больше, чем вас!

Я и мысли не хотела допускать о том, что мною он дорожит меньше, чем я им, — по крайней мере, я имела возможность убедиться, что это не так, — но ведь в чувства другого человека никогда до конца не проникнешь. Он мужчина… Он может быть непостоянным… И он такой страстный… Возможно, ему не так уж и важно, останутся ли наши чувства прежними?

Мысли, отражавшиеся на моем лице, тронули его. Он потянулся ко мне.

— Иди сюда, красавица!

Едва мои пальцы коснулись его протянутой руки, как он сам потащил меня к себе, усадил на колени.

— Вы смеетесь? — спросила я недовольно, видя, что Александр улыбается.

— Чертовски приятно вдруг узнать, как вы меня цените, cara. Что ж вы так долго молчали?

— О чем?

— Что так дорожите мною.

Все так же смеясь, он зарылся лицом в мои волосы, потом прильнул губами к моему рту. Я отвечала не слишком восторженно. Тогда он чуть отстранился, взял мое лицо в ладони.

— Ты даже не представляешь, что ты за сокровище. Знаешь, что терзает меня больше всего? Что когда-нибудь ты уйдешь. Ты не думай, cara, что если я не проявляю ревности, то я не ревнив. Ты и мое чудо, и моя любовь, и мое вечное мучение. Я готов потерять что угодно и кого угодно, только не тебя. И вдруг эти нежные, милые губы, которые сводят меня с ума, открываются и говорят, что ты то же самое думаешь обо мне… Ну не приятно ли?

— Значит, — прошептала я, — значит, мы совсем одинаково чувствуем?

— Ну конечно, — проговорил он, нежно обводя округлость моего подбородка. — Я сразу, едва тебя увидел, понял, что ты создана только для меня и ни для кого другого…

— А я то же самое могу сказать о вас.

В конце концов мы оба рассмеялись.

Еще смеясь, он за плечи рванул меня к себе, его рука на ощупь разыскала узел на моей груди и сбросила простыню на пол. Он принялся целовать меня так жадно, что поначалу я почувствовала себя полузадушенной и ослепленной этими поцелуями. Он очень спешил нынче, это я видела, но не противилась ему. Он приподнял меня, расстегивая кюлоты, а я была благодарна ему за то, что только что услышала, и не нуждалась сейчас ни в каких ласках. Еще миг — и я почувствовала, как его сильная, невероятно твердая плоть погружается в мою глубину, заполняет ее до самого дна.

Легкий дискомфорт, который я почувствовала, когда ощутила его в себе, быстро прошел. Пытаясь нащупать свой ритм, я стала двигаться, закрыв глаза и судорожно вцепившись в его плечи, — но, хотя мое движение было медленным, по крайней мере, мне так казалось, он был слишком возбужден. Он попытался удержать себя и не успел.

— Cara, cara… — проговорил он, но вдруг спина его изогнулась, и он, до боли сжав мне бедра, кончил.

Я даже не почувствовала разочарования. Я припала щекой к его щеке, ощутив легкую испарину на его коже. Он мягко тронул меня за волосы.

— Прости. Это небольшая неудача.

— Все хорошо, — прошептала я вполне искренне.

— Просто я слишком хотел тебя. Весь день.

Он отыскал мои губы, поцеловал, и мне стало приятно от того, что его рот сейчас такой ласкающий…

У меня не было причин огорчаться. Я по опыту знала, что Александр не из тех мужчин, которые, удовлетворившись, лежат пластом и ждут, пока у них снова появится возбуждение, — так, будто обладают одной лишь мужской плотью и полностью лишены губ, языка, рук.

Откинув покрывало, он перенес меня на постель, уложил, осторожно опираясь на локти, накрыл своим телом. Лицо его сейчас было так близко, что для меня весь окружающий мир исчез в его глазах. Я даже видела в них два своих миниатюрных личика.

— Ты никогда не уйдешь? — прошептала я вдруг.

— Ну что ты, милая. Если я уйду, то только с тобой.

Ах, подумала я, если бы это было правдой…

Во второй раз он был так нетороплив, так контролировал себя, так не спешил проникать в меня, словно поставил себе целью вырвать у меня из груди жалобу или нетерпеливый стон. Это была будто особая, возбуждающая игра — кто сколько выдержит… И я, со своей стороны, не думала сдаваться слишком легко.

Сначала он целовал мой подбородок, потом нежно искусал беззащитную шею и надолго задержался на обеих грудях, взяв меня за руки и осторожно заведя их мне за голову, так, что груди при этом красиво приподнялись и устремились в потолок напряженными сосками. Как я ни старалась оставаться невозмутимой, я почти начинала стонать от блаженства, когда его язык легко, а потом сильнее ласкал самые кончики моих грудей, нежно зажимая их губами, — соски становились твердыми, почти как мрамор, к груди горячо приливала кровь.

У меня предательски заныл живот и ниже. Я вытянулась в струнку. Я ждала, чувствуя, как непередаваемое возбуждение прокатывается по телу, — такое пронзительное, что лишает меня дыхания, дара речи и способности двигаться. Его обжигавшие губы коснулись моего упругого лона — я прогнулась, но не издала ни звука. Наклонившись, он принялся целовать маленькие пальчики на ногах — я с содроганием ощутила, что таю под его умелым языком.

Потом его рука оказалась на теплом бугорке между моими широко раздвинутыми ногами, и его палец стал продвигаться к центру моей плоти, к самому чувствительному местечку женского естества. Я попыталась еще поиграть в сопротивление, но его горячее дыхание коснулось моих губ, а его палец был так умел и коварно настойчив, нежно прогуливаясь по краю раскрытой расщелины, а потом чуть погружаясь вглубь, что все мои мысли исчезли, поглощенные накатившей на меня мучительно-сладкой волной. Он продвинулся еще немного вглубь, и я неожиданно даже для себя кончила.

— Ага, — прошептал он насмешливо. — Я выиграл?

Я не смогла ответить. Новое желание мгновенно вернулось ко мне, когда еще не затихли последние спазмы, и я снова ощутила, как каждая клеточка моего тела наливается страстью. Невольно мои бедра начали делать толкательные движения, я была почти совсем мокрой от собственной влаги и сама ускорила его движение, буквально извивалась, прижимаясь к его пальцу, чтобы усилить ощущения. Мне хотелось чего-то большего, в прямом смысле слова… И когда он медленно, растягивая и мое, и свое удовольствие, стал входить в меня, в моем затуманенном сознании мелькнула короткая мысль о том, что ничего на свете не может быть лучше и сладостнее слияния, которое я сейчас переживаю.