Ларри Макмертри - Вечерняя звезда Страница 41

Разумеется, Джерри понимал, что комедия с Фрейдом, Юнгом и прочими вряд ли будет хорошо принята в Лас-Вегасе — городе, где шикарная грудь в шикарном боа, не говоря уже о выстреле боевым снарядом из пушки, зачастую не могли даже на несколько минут отвлечь публику от игральных автоматов или покрытых зеленым сукном столов. Поэтому в один прекрасный день Джерри купил билет на автобус, поцеловал на прощание рыдающую мамочку, и отправился в Нью-Йорк. Там, чтобы не умереть с голоду, он показывал фокусы на улицах и принимал заказы на срочное приготовление пищи. Потом он придумал свою программу, которую исполнял со средним успехом, пока Нью-Йорк не достал его. Но, по крайней мере, он теперь мог позволить себе что-нибудь получше автобуса, — перебираясь в Лас-Вегас, он решил по-новому познакомиться с тем, как светит солнце. Он решил попробовать увидеть солнце таким, каким его видят американцы с Запада. Он сел в самолет.

Солнца в Лос-Анджелесе было достаточно — хотя и не в таком изобилии, как у них в пустыне, — но намного больше, чем в Нью-Йорке. Правда, его карьере пародиста на ангажементе пришел конец. Многие лос-анджелесцы знали, что такое психоанализ, но для них это было убийственно серьезным занятием, и им не нужно было, чтобы кто-то издевался над ними. Искушенные ньюйоркцы любили слушать, как высмеивают этот самый психоанализ, а смеяться над ним в Лос-Анджелесе было верным способом схлопотать по физиономии. Когда Джерри пародировал Юнга или Адлера, могло хмыкнуть всего несколько человек, но никто не катался в проходах между столиками, когда он исполнял свою пародию на Анну Фрейд. После нескольких месяцев спартанского существования, почти без денег, выдержав все только потому, что работал в баре «Оранж Джулиус» на пирсе в Санта-Монике, Джерри отправился домой в Лас-Вегас — опять сдавать карты игрокам в блэк джек и скрашивать существование своей нежной матушки, умиравшей от рака.

Умирающая Лола чаще всего лежала на кушетке в маленьком домике, доставшемся ей от Марти, и смотрела по телевизору старые фильмы с Кэрол Бэрнетт. Часто они смотрели фильмы вместе с Джерри. Он садился в большое полукресло у кушетки и держал в своей руке ее слабую, иссохшую руку. Лола никогда не теряла веры в его талант комика. Иногда, чтобы развлечь ее, он пародировал некоторые сцены из фильмов с Бэрнетт, или же из фильмов Люсиль Болл, или Боба Ньюхарта.

— Помнишь, когда ты был еще в школе, тебе нравились только точные науки — напомнила ему Лола за день-два до смерти. — А я думала, что тебе лучше бы стать врачом. Ты такой милый, Джерри. Из тебя вышел бы прекрасный врач. Людям так нужно, чтобы кто-то был ласков с ними, когда они болеют. Вот взять нас с тобой. Ты так ласков со мной, что я даже не замечаю, что умираю.

Но Лола, звезда кордебалета в казино «Звездная пыль», несмотря на его ласковое к ней отношение, умерла. Оставшись после ее смерти совершенно один, Джерри полюбил семнадцатилетнюю танцовщицу по имени Черри. Их любовь продолжалась всего какую-нибудь неделю, и ее уволили — был завальный период позднего лета, и Черри решила воспользоваться этим и съездить домой в Хьюстон на свадьбу к своей младшей сестренке. У Черри были длинные ноги и великолепная грудь. Она была совершенно уверена, что ее снова пригласят на работу, как только закончится летний застой.

Поразмыслив немного, Джерри согласился ехать с ней в Хьюстон. Правда, он все еще был опечален смертью Лолы и настроение у него было совсем не то, чтобы ездить по свадьбам, но когда Черри чего-нибудь хотелось, слова «нет» она не принимала. Так было и в этот раз. У нее были длинные ноги и превосходная грудь, какое уж тут могло быть «нет»!

Джерри Брукнер был тихоня, а атмосфера в семье Черри, где к неудачникам относились по-дружески, ему показалась шумноватой и пришлась не по вкусу. Если уж на то пошло, то и сама Черри была слишком шумной для него. В ней было столько энергии, что она порой подавляла его. Когда они танцевали, ей нравилось орать изо всех сил, а в постели она все время визжала и кричала, и тоже изо всех сил. У ее отца была небольшая сварочная мастерская, и он специализировался на ремонте оборудования для нефтяных скважин. Мать Черри работала старшим диспетчером в местной автотранспортной компании, а три ее взрослых, превосходно созревших сестры добавляли к этому шуму свои крики и визги. Все это, разумеется, шло от души, крепкого здоровья и желания повеселить окружающих, однако Джерри почувствовал, что он вот-вот потеряет слух, даже до свадьбы, а при мысли о том, какой топот и рев будет стоять на самой свадьбе, он почувствовал, что у него начинается депрессия. Черри настояла, чтобы они с Джерри приехали в Хьюстон за неделю до свадьбы и не пропустили бы ни одной встречи с друзьями и подругами, в программу которых входило пение с утра до ночи и беспрерывные пирушки с колоссальным количеством еды.

Будучи гениальным пародистом, Джерри был гениален еще и тогда, когда речь шла о езде на попутных машинах. За два дня до свадьбы он выбрался из постели, напоследок взглянул на великолепную грудь спящей Черри и спустился к ближайшему шоссе. По счастью, шоссе 1—10 находилось всего в трех кварталах от дома Черри. Но даже не добравшись до шоссе, Джерри подсел на попутку с чернокожей медсестрой, которая возвращалась домой в Голвестон. Часом позже он уже шел по серому песку почти безлюдного голвестонского пляжа, наслаждаясь тишиной. К полудню Джерри уже нашел себе работу — он должен был чистить крабов в большом ресторане морской кухни. Закончилась еще одна короткая глава его жизни, глава под названием «Черри».

С полгода Джерри был вполне доволен своей жизнью, перебиваясь случайными заработками в пригородах Голвестона, и в конце концов получил должность швейцара в единственном на пляже отеле, в котором и знать не знали, что такая должность должна была существовать. Техасские чаевые были так обильны, что, когда ему надоело работать, он купил новенький фургон и поехал обратно в Лас-Вегас. Там он продал маленький домик Лолы и забрал огромную библиотеку по психоанализу Марти Мортимера.

Пока он совершал свое длительное путешествие по просторам Запада, Джерри и себе устроил мини-психоанализ. Он пришел к выводу, что относится к тем, кто может испытать сильную любовь — и не одну. Познакомиться с девушкой для него никогда не было проблемой, они нравились ему все, а в нескольких он просто влюблялся, но сильные страсти, казалось, были не для него. Спустя какое-то время либо он удалялся от них, либо они — от него. Расставаясь с кем-нибудь из них, он частенько испытывал чувство утраты, но никогда у него не было глубокого разочарования. Единственное, что его сильно огорчало — это смерть Лолы. Он много времени проводил в размышлениях о годах жизни, связанных с матерью. Больше всего он скучал по ее нежности и ее прекрасным манерам. Даже когда ей бывало невыносимо больно и она чувствовала разочарование, ни то ни другое ей не изменяло.

Джерри снова вернулся в Лос-Анджелес и поступил на службу швейцаром в шикарный отель «Беверли-Хиллз». Он замечательно исполнял свои обязанности, всегда был в курсе всего и получал хорошие чаевые. Он сразу же начал проходить сеансы психоанализа у лысого и мрачного психотерапевта-фрейдиста в Вествуде, оплачивая их из своих чаевых. Почти четыре года прошли в воспоминаниях о Лоле и ее манерах. Он часто думал о том, что, возможно, чрезмерно любил свою мать. Возможно. Правда, он винил ее в отсутствии отца. Параллельно с этим он встречался с актрисами, которые пока еще не вышли на большую сцену, и чуть не женился на одной из них. Ее звали Шерил, и грудь у нее была едва ли менее совершенной, чем у Черри. Ему нравился доктор Рау, у которого он проходил свой курс психоанализа, — это был аналитик тонкого ума, который вечно был всем на свете недоволен. Правда, сеансы анализа внезапно прекратились, когда однажды жена доктора Рау, женщина лет сорока пяти, встретила своего мужа на пороге с заряженным дробовиком в руках и убила на месте. Ей только что стало известно, что он затеял какие-то шашни с соседской девочкой, которой еще и восемнадцати не было.

Миссис Рау оставила мужа умирать в прихожей их скромного домика в западной части Голливуда, а сама поднялась наверх, наполнила водой ванну, вошла в нее полностью одетой и, оголив с помощью маникюрных ножниц провода фена, включила его в розетку и бросила в воду. В живых она осталась чудом.

Соседская дочь, хорошо сложенная семнадцатилетняя девушка, дала показания, что ничего непозволительного между ними не было, но, как многим показалось, ее протесты были недостаточно убедительны. Вот, например, не поверила ей официантка Норма, которая работала в небольшом кофейном баре в том же квартале Вествуда, где находился и кабинет доктора Рау. Норма обмолвилась, что доктор Рау и ей делал намеки, поэтому лично она полагала, что если ему что-нибудь шло в руки, он, скорей всего, не отказывался от этого.