Деннис Робинс - Невеста рока. Книга первая Страница 43

Фауна чувствовала себя так, будто только что пробудилась от долгого необыкновенного сна, перемежающегося странными видениями: то чувственными и красивыми, то зловещими и беспредельно страшными. Но большинство этих снов — все же кошмары, сказала она себе. Перед ее мысленным взором промчалось множество лиц, она слышала разные голоса — и чужие, и знакомые… Но плохо помнила их. Словно напуганные птицы, в ее голове кружились воспоминания. Ужасное лицо миссис Клак… да, это она хорошо помнила. Она помнила угрозы, мучения, горькие слезы и жестокое разочарование. Затем перед ее взором появилось лицо мужчины с зелеными сверкающими глазами. И оно тоже пронеслось как бы сквозь ее разум — это было самое доброе воспоминание. Она ощущала прикосновения сильных молодых рук, слышала нежный тихий голос, зовущий ее:

«Фауна! Фауна!»

Но этот милый голос вдруг смешался с ее отчаянными криками. Затем появился мелодичный звук цитры и чьи-то злобные руки крепко вцепились в ее лодыжки.

Она закричала, испытывая страх, который совершенно не вязался со спокойной и роскошной обстановкой, окружающей ее сейчас.

— Гарри! — вырвалось из уст имя, так много значащее для нее.

И тут за спиной раздался мужской голос:

— Полно, дитя мое, тебе нельзя волноваться. Не расстраивайся. Ты попала в хорошие руки. И тебе нечего бояться.

Она оглянулась и сквозь пальцы, которыми закрыла лицо, увидела невысокого, но стройного человека, чьи не напудренные волосы были завязаны на затылке в косичку. У него было тонкое аскетическое лицо со множеством морщинок. Перед ней стоял мужчина средних лет, одетый в расшитый серый камзол, воротник и рукава которого украшали тончайшие кружева. В руке он держал кружевной носовой платок. Она опустила руки, глядя на него бессмысленным взором, но постепенно страх начал исчезать. Очевидно, этот человек не собирался причинить ей боль. Элегантным жестом он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их.

— Тебе уже лучше, — произнес он. — Намного лучше. Это подействовало последнее лекарство, которое дал тебе мой французский врач, месье Суренн. В первый раз я вижу твои глаза такими ясными. А теперь мне хотелось бы, чтобы ты рассказала, кто такой Гарри и почему ты беспрестанно повторяешь его имя.

Он пододвинул к ее дивану позолоченный, обитый шелковой тканью стул и добавил:

— Я только что закончил свой обед, а ты — свой. И, насколько мне известно, сегодня ты ела с отменным аппетитом.

Фауна посмотрела на него огромными удивленными глазами, словно не понимая, о чем идет речь.

— Я… ела? Не помню.

Он улыбнулся.

— Верно. Последние два дня и две ночи ты пребывала в забытьи, словно марионетка. Ты жила в мире фантазий. Я дернул за ниточки — и ты ожила, задвигалась. Ты даже стала пить и есть, чтобы порадовать меня. Но я не очень-то люблю марионеток. Посему мне бы хотелось, чтобы ты очнулась и зажила настоящей жизнью.

— Ради Бога, сэр, — запинаясь, проговорила Фауна. — Объясняйтесь более ясно. Это все… так странно. Я плохо понимаю…

Белыми изящными пальцами Люсьен открыл золотую табакерку, достал щепотку табаку и поднес к ноздрям. Он трижды громко чихнул, затем улыбнулся своей обычной холодной улыбкой. Однако в его глазах не было такого холода. Скорее в них стояло любопытство. Его интересовало, осознает ли это дитя, насколько совершенно выглядит оно в вышитом бирюзовом пеньюаре, так прелестно открывающем восхитительные плечи. К тому же сегодня девушка была не такой бледной, как обычно. Ее щеки слегка порозовели, в удивительной красоты глазах появился блеск. Люсьен мог смотреть на нее безотрывно. С тех пор как он привез Фауну в Бастилию, он неоднократно приходил в ее комнату и разглядывал девушку, пребывающую в тяжелом наркотическом сне. Он рассматривал ее так же пристально и критически, как произведения искусства. Но никогда, никогда он не приобретал ничего более совершенного! И ему нравилось созерцать новоприобретенное сокровище с бесстрастным восхищением.

— Так кто это — Гарри? — тихо переспросил он.

Он заметил, как девушка вздрогнула. Ее лицо зарделось, и даже белоснежная шея залилась краской. Маркиз нашел это очаровательным. Он давно, со времен своей молодости, не видел, чтобы женщина так краснела. Значит, юная невольница не окончательно очнулась. Ибо женщина, охваченная любовью и страстью, не могла ответить так, как Фауна ответила ему:

— Он… Я… Я когда-то любила его…

— Когда-то? — переспросил маркиз.

Девушка печально опустила голову. Сейчас она вспоминала происшедшее, и ею начала овладевать жажда мести. Мощный поток чувств вырвался наружу и прорвал плотину забытья, обнажив воспоминания о тех сладостных днях любви, которые она провела с Гарри. Теперь перед ее глазами стояло предательство, а дальше — тот страшный незнакомец, который силой увез ее из имения Пилларз. Затем Фауна словно наяву увидела безвкусную комнату с розовыми обоями, а в ней — ужасную жирную миссис Клак.

Маркиз де Шартелье напряженно наблюдал за девушкой.

— Ты можешь говорить со мной совершенно доверительно, — произнес он. — Но я должен знать все с самого начала.

Она села и прижала руки к груди.

— Но кто вы, сэр? Кто вы? И где я нахожусь? Сначала скажите мне.

Он рассказал ей о том, где она, а потом добавил:

— Дитя мое, я купил тебя за тысячу семьсот гиней. Но, конечно же, ты стоишь намного больше. Твоя красота и совершенство не имеют цены. Однако я купил тебя, стало быть, ты принадлежишь мне. Ты поражена?

Она разглядывала его робко и смущенно, что он находил обезоруживающе очаровательным. Ведь ему раньше приходилось иметь дело с двумя сортами женщин — со служанками (неотесанными, грубыми крестьянками, грязными и невежественными) и со светскими дамами, совершенно не разбирающимися в жизни, не считая придворного этикета, кокетства, флирта с любовниками, измен мужьям. Они лишь играли во влюбленность… и в жизнь. И они беспредельно наскучили Люсьену де Шартелье. Но такая женщина… это странное смешение невинности и чувственности… эта невольница с какой-то царственной красотой и достоинством, не покидавшими ее даже тогда, когда она, почти обнаженная, беззащитная, стояла перед толпою похотливых мужчин в ночь торгов… такое было совершенно неведомо доселе маркизу.

Он наклонился к ней ближе и заговорил снова:

— Тебе неприятно узнать, что ты стала собственностью маркиза де Шартелье?

Она тяжело вздохнула и, бледная, опустила глаза на свои руки, украшенные бриллиантами.

— Похоже, вы очень добры ко мне, но…

— Неужели ты оцениваешь доброту по драгоценностям и мехам, которые дарит тебе мужчина? — перебил он ее.

Теперь, когда жизнь снова заструилась в ее венах, а разум просветлел, она могла и противоречить. А возражая, она становилась еще более интересной маркизу.

— Меня совершенно не волнуют бриллианты, сэр. Конечно, они поразительно красивы. И мне они нравятся, но своей красотой, а не из-за их цены. Есть доброта, которую я просто не могу оценить… вы уложили меня в мягкую постель, кормили, ухаживали, и благодаря этому я выздоровела. Не помню, как меня продавали, но знаю, что такие намерения были, когда… когда эта ужасная миссис Клак вместе с теми людьми увезла меня от… — Она запнулась.

— От Гарри? — мягко спросил маркиз.

— Да, — прошептала она.

— Так, значит, добро не заключается для тебя в драгоценностях… — задумчиво произнес Люсьен. — Как это ново и необычно для женщины.

Фауна грациозно спустила ноги с дивана и встала. Но тут же ощутила сильное головокружение. Увидев это, маркиз мягким движением снова уложил ее на подушки.

— Полежи еще. Давай-ка побеседуем. Люди, продавшие тебя, — воры. Каким же образом они захватили тебя? И откуда ты родом… Как тебя зовут?

Она полежала несколько секунд молча, а затем тихим голосом ответила:

— Меня зовут Фауна.

— Фауна! — воскликнул он, широко раскрыв от удивления глаза. — Какое необычное имя! Ты хоть знаешь, что это означает?

— Да, сэр. Мой прежний хозяин, лорд Памфри, объяснил мне. Это слово латинское… и когда милорд прямо с невольничьего судна вез меня из Бристоля в Лондон, он объяснил мне, что это значит. Лорд Памфри знал так много всего! Он… ему нравилось называть меня Букашка. Но он называл меня так в шутку, а не по злобе. Он не был злым.

Маркиз сейчас думал о другом. Это имя, его значение совершенно не соответствуют ей. Надо придумать другое имя. Однако любопытно, что лорд Памфри, ныне покойный, купил ее, когда она была совсем ребенком. Это крайне заинтриговало Люсьена. Он вспомнил, как однажды познакомился с лордом Памфри в клубе, а потом был приглашен на званый вечер к леди Генриетте, где так и не появился.