Жаклин Монсиньи - Флорис. Любовь на берегах Миссисипи Страница 48

Услышав вопрос Адриана, достойный малый скорчил рожу.

— Идти на запад, мисси Адриан, невозможно без кораблей… они наверняка ходить к Красной реке, чтобы находить мост!

— К Красной реке?

— Да, мисси, а потом подниматься вверх, чтобы идти по землям туакасов… туакасы не злые… а если они переходить Миссисипи возле Батон Руж и обходить форт Розали, они двигаться на восток, заходить в большую пустыню и попадать в руки злых шаткасов…

«Только этой радости нам и не хватало! Я-то, по крайней мере, еще дорожу своим скальпом!» — ворчал Жорж-Альбер. Он панически боялся индейцев, так как был уверен, что они тотчас же сдерут с него его замечательную пушистую шубку.

Адриан внимательно слушал объяснения Цицерона. Дорога на север в обход западных территорий была более пустынной; там было мало фортов, а индейцы апачи казались не особенно опасными — возможно, потому, что белые, которым доводилось забираться в эти края, оттуда не возвращались и не могли ничего рассказать. Однако внутренний голос подсказывал Адриану, что беглецы наверняка отправятся на север самым коротким путем, то есть по восточным землям. Шестьдесят лье отделяли Новый Орлеан от Батон Ружа.

— За сегодня мы уже проделали двенадцать лье. Они имеют перед нами преимущество часов в восемь-десять. Загнав лошадей, мы можем настичь их раньше, чем они вступят на землю натчезов… если, конечно, предположения мои правильны.

Но Адриан выбросил из головы мысль о том, что он может оказаться не прав. После полудня и до самых сумерек они молча мчались галопом. Наконец решили сделать привал. Федор разжег костер. Грегуар распаковал одеяла. Ли Кан приготовил кукурузную похлебку с бобами и салом.

— Я поймать жирные черепахи!

Торжествующий Цицерон притащил двух пресноводных черепах. Жорж-Альбер презрительно сморщил нос. Будучи гурманом, он испытывал отвращение к любым наспех приготовленным блюдам.

Адриан прислонился к белоствольному ореху. Ночные соколы вылетали из своих укрытий и кружились над дикими гусями.

Вдали, в направлении Батон Руж, алое солнце опускалось в воды Миссисипи. Его кровавый диск, казалось, предвещал новые грозные события.

Адриан не был суеверен, но тут он почувствовал, как по спине его побежали мурашки.

Флорис и Батистина двигались навстречу смертельной опасности.

18

— Мы могли бы остановиться здесь!

Флорис указал на своего рода полуостров, образовавшийся при слиянии рек Миссисипи и Уача. Лучшего места для стоянки трудно было придумать: с одной стороны его защищала излучина реки, с другой — густые заросли тутовых деревьев. На воде, насколько хватало глаз, покачивались маленькие зеленые островки. Флорис устремил взгляд на восток. Горные вершины голубели на фоне сумрачного неба. На западе, на другом берегу, насколько хватало глаз, простирались мирные луга, огражденные величественными деревьями, шелестевшими от теплого дуновения ветра.

Флорис был неспокоен. Завтра предстояло решить, в какую сторону идти. Несмотря на палящее солнце, за сегодняшний день беглецы проделали двадцать лье. Женщины и дети валились с ног от усталости. Как только было решено сделать привал, они тотчас же буквально попадали на землю. Неумолимые мужчины устроили поистине адскую гонку, останавливаясь только за тем, чтобы напоить коней. Вот и сейчас после нескольких часов сна они предполагали мчаться с прежней скоростью.

— Моя идти смотлеть, нельзя ли что-нибудь подстлелить! — сказал Жанно, взяв лук.

— Я пойду с тобой!

Флорис бросился догонять молодого негра. Он прошел мимо Батистины. Та даже не подняла головы. Она помогала женщинам устраиваться на ночлег. Девицы, недовольно ворча, возвращались к своим прежним привычкам — жить под открытым небом без каких-либо удобств. Роскошь последних месяцев расслабила их.

— У меня вся задница раскалывается! — ныла Персик.

— Эй, девочки, и когда только мы найдем прочную крышу? — вторила ей Тонтон.

— Не раньше, чем через несколько дней, а точнее — когда переправимся через реку Мобил, если, конечно, будем двигаться на восток! — не оборачиваясь, ответил Флорис, спиной почувствовав взгляд Батистины.

— Флолис, Флолис, какой вы слюска, вы совсем не саботитесь обо мне!

На каждой остановке Эмилия принималась хныкать. Ее слезы действовали Флорису на нервы, однако он, как мог, старался облегчить страдания наследницы.

Собрав несколько ягод, он поднес их Эмилии.

— Ешьте, Эмилия, и ложитесь, мы скоро вернемся и принесем более подходящей пищи!

— У меня ноют луки… Помогите мне улесься, у меня все тело в синяках! — сюсюкала девушка.

Она протягивала ему свои связанные руки. Флорис выпрямился и покачал головой. Он не смог добиться от рабов позволения развязать ее.

— Оставьте его, мадемуазель, разве вы не видите, что господин де Портжуа встал на сторону негров!

Лейтенанта Праделя привязали к стволу дерева. Он никогда не упускал случая подбодрить или пожалеть Эмилию. Впрочем, если забыть про веревки, то взбунтовавшиеся рабы обращались с обоими пленниками вполне прилично, деля с ними пищу и воду.

— Послусайте, Флолис… Я вас не понимаю, я так несастна… Ах! Ах! Ах!

— Успокойтесь… успокойтесь, Эмилия!

Флорис рассеянно стер с пыльной щеки своей «невесты» несколько слезинок. Действительно, вид у нее был весьма плачевный. Ее кудри, оставшиеся без щипцов Босси, висели жалкими сосульками, а ее очаровательное шелковое платье было изодрано и запачкано грязью.

— Помоги мне набрать воды, Тонтон!

Спокойным и уверенным тоном Батистина подозвала свою подругу. Флорис удовлетворенно улыбнулся. Каждый раз, когда он подходил к Эмилии, Батистина тотчас же находила предлог, чтобы позвать на помощь кого-нибудь из женщин, окружавших узницу Это было хорошим знаком. Мачеха и падчерица больше не разговаривали друг с другом. Последняя их беседа состоялась позавчера:

— Слая сенсина, я пликасу отлубить вам голову!

— А я, если захочу, прикажу бросить вас на съедение крокодилам!

Изящный ответ Батистины заткнул клювик Эмилии. С тех пор соперницы хранили гордое молчание.

Изгнанники двигались уже трое суток, избегая дорог, фортов и поселений, разбросанных вдоль Миссисипи. Они ехали по зарослям тростника и болотных трав; отчаяние придавало им мужества и ловкости. Иногда какая-нибудь из повозок застревала в грязи. Приходилось выгружаться, толкать, тянуть и вытаскивать увязшее колесо. Все поломки чинились незамедлительно. Несчастные рабы прекрасно знали, какая участь ждет их, если их поймают.

Их отношение к Флорису менялось с каждым днем. Вначале, когда в конюшне Бель-Иля Флорис внезапно решил бежать вместе с ними, они не скрывали своего недоверия, даже враждебности к нему.

— Бросьте оружие, не бойтесь меня… я еду с вами!

Между главарями мятежников — Жанно, Ганнибалом и Резедой — тотчас же состоялся краткий военный совет. Все трое сочли разумным отклонить помощь столь сомнительного союзника. Для рабов Флорис был человеком «с другой стороны баррикад», женихом «мамзель Эмилии», то есть той, что продавала и разлучала их.

Только Батистина после некоторых колебаний, решительно встала на его сторону:

— Друзья мои, он только что убил губернатора, поэтому так же, как и мы, вынужден бежать… я отвечаю за него…

— Благодарю за доверие, Батистина! — шепнул Флорис, вскакивая на коня; на этот раз он был искренен.

Надменная и холодная Батистина повернула голову. Со времени побега она еще ни разу не взглянула на него. Она не замечала его или же бросала в его сторону фразы типа:

— Карета Като вот-вот развалится. Мужчины, не могли бы вы починить ее?

И Батистина мчалась к началу каравана, чтобы присоединиться к Жанно и Ганнибалу.

Флорис приходил в ярость. Ни одна женщина не осмеливалась так обходиться с ним. Однако он понимал, что совершил большую ошибку, когда в конюшне начал действовать слишком напористо.

«Господи Боже мой, ну почему она ненавидит меня? — думал Флорис, перебирая в уме имена мужчин, которых он называл «предательствами» Батистины. — Ведь были же дю Роше, король, Кастаньяк, Морис Саксонский, принц Вильгельм, Фоккер-Дьявол и Пилон Шери, и, наконец, Бель-Иль… Черт побери, уж она-то вполне могла простить ему несколько интрижек перед свадьбой… А этот злосчастный де Водрей… Но, черт побери, зачем тогда она позвала меня? Из кокетства? Мести? Или из ревности? С ума можно сойти!»

Постепенно Флорис становился для беглецов совершенно незаменимым человеком. Обладая врожденной способностью очаровывать, он вскоре завоевал симпатии всех девиц, чернокожих женщин и детей. Он сумел оценить мужество и достоинство, с которым они переносили выпавшие на их долю несчастья. Только Ганнибал, Резеда и Жанно по-прежнему вели себя с ним сдержанно, не доверяли ему и все время были начеку.