Мариена Ранель - Маски сброшены Страница 6

- Вот ежели бы у князя - вашего супруга имелась содержанка, с которой бы он показывался в обществе, было бы куда проще добиться развода.

- Стало быть, ничего нельзя сделать? - отчаявшимся и немного дрогнувшим голосом произнесла она. - Нет, нет... И думать об этом не желаю! Не может быть, чтобы не существовало какого-то решения!

- Можно попробовать договориться с князем - вашим супругом, предложил Корнаев. - Если желание развестись будет обоюдным, то синод может признать вашу длительную раздельную жизнь аргументом в пользу развода. Либо с согласия вашего супруга можно попытаться выбрать наиболее устраивающий вас обоих повод для развода. Если будет повод, и не будет возражений...

- Не будет возражений! - горько усмехнулась она. - Их будет столько, сколько породит его объятое ненавистью воображение. Мне никогда не удастся с ним договориться. Он все сделает вопреки моим желаниям. Он всегда все делал вопреки моим желаниям. Ему доставляет огромное удовольствие досаждать мне.

- Можно обратиться к государю с просьбой о разводе, - вынес другое предложение Корнаев. - Известны случаи, когда личное вмешательство царственных особ способствовало разводу супругов.

- Наша семья не достаточно близка с его величеством. Однако попытаться можно. Я отпишу прошение на имя государя. Хотя, на мой взгляд, подобным образом получить развод нереально. Но если другого выхода нет...

- Я с вами согласен, сударыня. Мы живем во время наивысшего расцвета бюрократии. Маловероятно, что ваше прошение, вообще, дойдет до государя. Скорее всего, оно остановится у какого-нибудь чиновника, но перед этим пройдет через множество других. Все это может затянуться надолго.

- Надеюсь, не дольше, чем тянется этот ненавистный и фальшивый брак.

- Меня радует, что вы не теряете надежды и восхищает, что вы не отступаете перед трудностями.

- Я никогда не потеряю надежды и никогда не отступлю, - заявила Елизавета.

- В таком случае, сударыня, можете во всем рассчитывать на меня.

- Благодарю вас, господин Корнаев.

- Однако, сударыня, позвольте мне дать вам один совет. Я никогда бы не осмелился давать вам советы, но в данной ситуации считаю это необходимым. Дело весьма деликатное.

- Яснее, пожалуйста, господин Корнаев, - сказала Елизавета.

- Всем известна ваша безупречная репутация. И этот факт может послужить нам хорошую службу. И в нашем деле очень важно, чтобы ваша репутация оставалась такой же безупречной. Однако не далее как сегодня... Простите меня, сударыня, мне очень сложно об этом говорить. Мое уважение к вам безгранично. И вы не должны в этом сомневаться. Однако по долгу службы и непосредственного касательства вашими семейными делами должен обратить ваше внимание на то, что сегодня на рауте у госпожи Пилевской вы вели себя несколько неосмотрительно.

- Вы имеете в виду графа Вольшанского?

- Именно, сударыня. Нет, я ничуть не сомневаюсь в вашей высоконравственности. Однако вам известны острые языки сплетников. Ваше поведение может быть истолковано ими нежелательным для вас образом. Мы никоим образом не должны давать повода для пересуд и сплетен. Нельзя допустить, чтобы ваша репутация подверглась сомнению.

- Я поняла вас, - надменно сказала Елизавета. - Приму ваши замечания к сведению.

- А теперь позвольте мне откланяться.

- Да, господин Корнаев. Благодарю вас за оказанную мне помощь.

- Я ваш покорный слуга, сударыня. Можете во всем на меня рассчитывать.

Распрощавшись с Корнаевым, Елизавета направилась в свои покои. Сегодняшний день её сильно утомил. Ее голова раскалывалась от проблем и неудач, не говоря уже о том, что её спина ломилась от тяжести платья и гудели от усталости ноги. Она устало опустилась на обитый синим бархатом диван и два раза позвонила в колокольчик, при помощи которого обычно подзывала свою горничную.

Через минуту круглолицая, розовощекая женщина лет тридцати пяти в платье горничной показалась в дверях покоев княгини.

- Звали, барыня? - спросила женщина.

- Да, Анфиса, - ответила Елизавета. - Помоги мне раздеться.

Анфиса подошла к своей госпоже и принялась освобождать её от тяжелого платья, быстро и умело справляясь со сложными застежками, завязками и булавками.

- Измучились вы, барыня, - посочувствовала горничная своей госпоже. Ох, как измучились! И на ногах-то вы едва держитесь. Ну где же такое видано, чтобы княгиня вашего происхождения собственнолично вела все дела? В других домах барыни, не столь знатные, как вы, только и делают, что отдают указания да развлекаются на балах.

- А я, по-твоему, не развлекаюсь? - возразила Елизавета. - В таком случае где же я сейчас была в таком пышном наряде?

- Да уж не знаю, где вы были, только вот ваши развлечения, как обычно, окончились делами, - со вздохом сказала Анфиса.

- Что поделать? - пожала плечами Елизавета. - Это важно для меня.

- У вас все важно, окромя самой себя, - проворчала горничная.

- Я не могу позволить себе, подобно беззаботной и избалованной дамочке заниматься собой, когда дела идут из ряда вон плохо, - спокойно и сдержанно объяснила Елизавета. - А нанимать управляющего - для меня большая роскошь. С меня достаточно адвоката. К тому же найти надежного и честного управляющего, которому бы я могла доверить хозяйственные и финансовые дела, - не так просто. А ненадежный управляющий мне без надобности. Я не хочу рисковать тем немногим, что у меня ещё осталось от батюшкиного состояния.

- Ох, барыня, совсем извели вас эти дела! Ну нельзя же так! Куда это годится!

- Ладно, не ворчи, Анфиса, - миролюбивым, но немного раздраженным тоном сказала Елизавета. - Скоро все изменится... Я надеюсь. Просто сейчас у меня сложный период в жизни.

- А когда он у вас не был сложный, барыня? - заметила Анфиса.

Елизавета с трудом подавила тяжелый вздох. Этот сложный период продолжался у неё уже двадцать лет, начиная с того дня, когда она связала свою судьбу с князем Дмитрием Ворожеевым. Впрочем, даже во времена детства и юности её жизнь вряд ли можно было назвать простой и безмятежной. Целых девять лет она провела в стенах Смольного института, испытав все тяготы институтской жизни: строгий монастырский надзор, житье в мрачных дортуарах, суровый распорядок и плохое обращение наставниц.

- Ох, барыня, вы совсем исхудали! - продолжала причитать Анфиса, расшнуровывая корсет своей хозяйки. - Давеча, чтобы вам впору было это платье, мне приходилось туго затягивать на вас корсет. А теперь что!

- Но это же прекрасно! Стройность ценилась во все времена. А нашем девятнадцатом веке - особенно!

- Как бы эта стройность не перешла в худобу!

- Этого не случится, уверяю тебя.

- А все ваши дела!

Окончив возиться с платьем, Анфиса принялась разбирать прическу своей хозяйки. Темные волосы Елизаветы густым каскадом рассыпались по её плечам, когда Анфиса осторожно вынула шпильки и гребень из прически княгини.

- Давеча я приготовила для вас ванну с лавандой, - сообщила Анфиса. Как вы любите.

- Спасибо, Анфиса.

- Так теперь все, небось, остыло, пока вы разговаривали с тем господином.

- Ничего. Меня устроит не очень горячая ванна.

- Может быть, все-таки подбавить кипяточку, - не унималась Анфиса. - Я мигом согрею.

- Не нужно. Ты все хорошо сделала. Можешь идти отдыхать.

- Но вам после ванной нужно будет подать рубашку и пеньюар.

- Я справлюсь сама. Ступай.

- Ваша воля, барыня. Приятных вам снов.

Несколько минут Елизавета полежала в теплой воде. Подобная процедура была необходима ей не столько для того, чтобы очистить тело, сколько для того, чтобы снять усталость. Затем она легла в свою удобную постель, застеленную льняным бельем, надушенным тонким ароматом лаванды.

Этой ночью она заснула на удивление быстро. Едва её отяжелевшая от усталости голова коснулась мягкой подушки, как к ней сразу же пришел сон. Этот сон был необычным, даже несколько странным. Подобные сны приходили к ней довольно редко. Ей приснилось, будто она находится в объятиях мужчины. Он целует её губы, лицо, шею, плечи. Его властные и в то же время нежные руки ласкают её тело. Она слышит его приятный и успокаивающий голос: "Со мной тебе не нужно ничего бояться. Я здесь, чтобы избавить тебя от всех твоих бед. Я так долго искал тебя. И теперь ты моя. Я никому не позволю причинить тебе боль". Его голос кажется ей таким родным, его поцелуи такими сладостными, а его прикосновения такими завораживающими. В этом мужчине она узнает графа Вольшанского, с которым познакомилась накануне вечером на рауте у госпожи Пилевской.

Сон был прекрасным, однако, как все прекрасное, он быстро прошел. Пробудившись от сна, Елизавета долго не открывала глаза, пытаясь искусственно продлить те необыкновенные ощущения, которые она испытала во сне.

- Какой странный сон, - вслух произнесла она. - Что бы это могло значить?

Она подумала о графе Вольшанском. Знакомство с этим человеком произвело на неё какое-то странное впечатление, которое она даже никак не могла охарактеризовать. Он показался ей каким-то близким, родным, словно между ними существовала какая-то необъяснимая связь.