Анна О'Брайен - Фаворитка короля Страница 62

— Мне очень жаль с вами расставаться.

Вот тут он взглянул на меня, и я увидела в его печальных глазах боль от сознания моего предательства.

— Вот уж никогда не думал, что именно вы станете орудием моего изгнания. Мне казалось, что вы умеете ценить верность и дружбу. — Он язвительно усмехнулся. — У вас ведь так много друзей, правда? Можно позволить себе не слишком-то о них переживать. — Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. — Как сильно можно заблуждаться, если не желаешь взглянуть правде в глаза!

— Не думаю, что я послужила орудием. — Я старалась не выдать голосом своих чувств. — Парламент решил, что вы должны уйти. Вы все.

— Из-за кризиса, в котором не повинен ни один из нас. Из-за неспособности руководить, а кто это доказал? Да у нас больше опыта, чем у всех членов парламента, вместе взятых! — Он возмущенно пожал плечами и положил в мешок еще две книги. — Что-то я не слыхал, чтобы вы попытались убедить Эдуарда сохранить верность старым друзьям!

— Это правда, я и не пыталась.

— И Гонт не пытался. — Уикхем взглянул на меня из-под насупленных бровей, будто ища подтверждения своим подозрениям, и прочитал на моем лице ответ. — Поосторожнее, Алиса. Вы плаваете в маленьком пруду с большими зубастыми рыбинами. Гонт имеет власть и хочет получить еще больше. А когда это случится, вы ему больше будете не нужны и он не замедлит от вас избавиться.

— Он не угрожал мне, — ответила я и вспомнила нашу последнюю перепалку, когда возвратилась ко двору после родов. — Полагаю, он будет защищать своего отца изо всех сил. А для этого ему нужна я.

— А я полагаю, что он в первую очередь позаботится о себе.

— Кто же о себе не заботится?

— В один прекрасный день вы перестанете быть незаменимой. — За двумя книгами в мешок последовала дорожная чернильница. — Держитесь от него подальше. Похоже, честность не входит в число его достоинств. — Уикхем снова посмотрел на меня, и на этот раз его лицо ничего не выражало, будто он просто дал другу пустяковый совет. Но это даже не был совет. Я хорошо его поняла. Это было предостережение.

— Я не могу себе позволить враждовать с Гонтом, — хрипло выговорила я.

— Что? Это вы-то, которая служит королю глазами и ушами? Которая стала его правой рукой? — Теперь Уикхем откровенно насмехался надо мной.

— Надолго ли? Уж вам лучше, чем кому-либо, известно мое положение. Как вы сами удачно заметили, мне необходимо иметь как можно больше друзей!

— Тогда подумайте, как их завести, а не восстанавливайте против себя весь двор!

— О чем тут думать, если в основе их вражды лежит как раз то, кем я являюсь для короля? Мне самой кажется, что я оказалась между молотом и наковальней. Если я потеряю Эдуарда, я потеряю все. Придворные просто задохнутся от злорадства. Если же я останусь с Эдуардом, у меня неизбежно будет тьма врагов, которым ненавистно мое влияние. Что же мне делать, о мудрейший из советников? — Не он один умеет насмехаться.

— Не знаю, — ответил он, обдумав мой вопрос.

— Вот это хоть честно, — сердито проворчала я. — Вы можете помолиться за меня, наверное. — Я уже жалела, что пришла к нему.

— Помолюсь…

— Не нужно! Вашей жалости я не перенесу!

— Вам очень нужно, чтобы кто-то вас пожалел.

Я бросилась к окну, предоставив Уикхему укладывать книги и борясь с нелепым желанием разреветься.

— Можете попытаться найти общий язык с принцем Уэльским, когда он вернется в Лондон, — сказал Уикхем, помолчав и дав мне время прийти в себя. Несмотря на свой церковный сан, он оставался прежде всего изощренным политиком. Я в ответ покачала головой. Там мне ничего не светит, Джоанна мне другом не станет. — Он должен прибыть сюда со дня на день.

— Это уж как выйдет. — И я ловко переменила тему нашей перепалки. — А что ждет вас? Во всяком случае, ваша почетная ссылка не грозит вам лишениями. У вас ведь не меньше десятка замков, дворцов и усадеб…

— Они все принадлежали канцлеру, — криво улыбнулся он. — А лично мне — ни один из них. Мне трудно будет защитить себя. — Теплота, с которой он было заговорил со мной, сразу пропала. Я пожалела о сказанном.

— Я позабочусь о том, чтобы вас достойно наградили, — услышала я свой голос.

— Ну и ради чего вам это нужно? — Какой спокойный голос и какие колкие слова! — Я разве похож на того, кто нуждается в ваших милостях?

— Не похожи! Я и сама не знаю, что это пришло мне в голову! Раз вы так недружелюбно настроены, я бы охотно послала вас к дьяволу.

— А я не пойду. Мне хочется попасть туда, где ангелы.

— Раз так, то примите совет: не стоит связываться со мной.

— Вы клевещете на себя, Алиса. — И едва заметно улыбнулся печальной улыбкой.

— Просто стараюсь не отстать от всеобщей моды.

— Я же видел вас с Эдуардом. Вы с ним ласковы, вы о нем заботитесь.

— Ну, это только в моих собственных интересах. — Язвительностью я не хотела уступить ему и сама удивилась, сколько яда оказалось в моих словах.

— Не стану спорить, поскольку вы сегодня настроены обливаться слезами от жалости к себе, а свои грехи знаете не хуже меня. — Он обвел глазами опустевшую и сразу помрачневшую комнату. — Ну вот и все.

Мне стало жаль, что я пыталась его разозлить.

— Когда вы уезжаете?

— Прямо сейчас. — Он поклонился совершенно официально. — Да хранит вас Господь Бог, мистрис Перрерс.

— Скорее уж он сохранит для вас должность, милорд епископ. — Он рассмеялся, а я подалась вперед и поцеловала его. — Знаете что? — прошептала я ему на ухо, охваченная минутным желанием немного порезвиться. — Иногда мне кажется, что мы могли стать больше чем друзьями, если бы вы не были священником, а я — блудницей.

Печальное лицо Уикхема сморщилось.

— Иногда, — ответил он тоже шепотом, — мне кажется то же самое. И если я вам когда-нибудь понадоблюсь…

Он задержался ненадолго у двери, а потом вышел, тихонько притворив ее за собой. Я осталась одна в пустой комнате. Увидела на полу забытое перо, наклонилась и сунула себе в рукав. Епископ Уикхем был настоящим другом, и он совершенно справедливо упрекнул меня в том, что я склонна слишком жалеть себя. Я ведь сама уготовила себе такую участь и чаще всего была ею довольна. Непростительной слабостью было бы теперь стенать о последствиях.

Я должна быть сильной. Если уж не ради себя и своих детей, то хотя бы ради Эдуарда.

Я смотрела, как Уикхем, оседлав коня, уезжает прочь, и удивилась тому острому чувству потери, которое причиняло такую же боль, как и сознание своей вины. Он не должен был лишаться своих постов и имений, а я еще сильнее ощутила свою вину, когда одно из поместий Уикхема Эдуард передарил мне. Красивое, очень соблазнительное и исключительно доходное поместье Уэндовер в Бакингемшире, которое было известно плодородными нивами и отличным строевым лесом, а к тому же соединялось с Лондоном удобными дорогами. Я испытала желание как-то возместить Уикхему эту потерю. Гризли еще раньше купил для меня имение Комптон-Мэрдак, вот я и предоставила Уикхему право пользования и доход с этого имения. Скривилась, когда подписывала документ: кто сказал, что у меня сердце каменное? Но права эти я предоставила ему на определенный срок, после чего Комптон-Мэрдак вернется в мои руки. Не настолько я мягкосердечная. В конце концов, надо же и о себе побеспокоиться.

Итак, Уикхем уехал, а я стала мысленно готовиться к встрече, которой очень не хотела, но которой было не избежать.

Опоздала. Когда я вошла в залу, отец и сын стояли рядышком, а все вокруг радостно хлопали в ладоши. Принц Уэльский возвратился в Англию, и страна ликовала, как и сам принц вместе с Эдуардом. Если бы только стороннего наблюдателя это зрелище не так коробило.

Коробило? Да нет, оно просто ужасало.

Я знала, конечно, что принц тяжело болел, что его приходилось нести в битву на носилках, словно дряхлого старика, что силы покидали его стремительно, что в нем было не узнать того доблестного рыцаря, который вел свое войско к победе при Пуатье. Все мы скорбели о смерти его первородного сына. И все же я не была подготовлена к такому. Не знаю, что за хворь снедала его, но принц буквально весь высох, а лицо его напоминало обтянутый пергаментом череп мертвеца. Даже на расстоянии я увидела, что Эдуард потрясен не меньше меня.

— Слава Богу!.. — Эдуард заключил сына в объятия.

— Хорошо оказаться снова дома. — От отцовских объятий принц весь съежился, словно всякое прикосновение было ему невыносимо.

— Я так давно мечтал об этом дне.

Эдуард усадил сына в кресло. Изабелла что-то тихо говорила, а улыбка застыла у нее на лице, как маска отчаяния. Рядом с Эдуардом, взяв его под руку и сияя улыбкой, стояла принцесса Джоанна.

Прекрасная дева Кента.

Когда-то я видела, как Джоанна отряхнула со своих юбок прах аббатства в Баркинге. Теперь я могла оценить ее заново. Годы не пощадили ее: расплывшееся лицо стало напоминать головку свежего сыра, складки жира упрятали хрупкое тело, некогда тонкие черты покрылись дряблой, обвисшей кожей, и вся она как-то огрубела, а от былой стройности стана не осталось и следа. На нежной коже под глазами и возле губ залегли морщины, рожденные горестями и тревогами.