Николай Гейнце - Тайна любви Страница 7

Наконец… наступил назначенный день.

Венчание происходило в церкви Пажеского корпуса, и по странной игре случая невесту ввел в церковь тот самый государственный старец, у кармана которого нашла себе утешение балетная Маруся после разрыва с графом Белавиным.

Блестящая свадьба привлекла весь петербургский свет, к которому по рождению принадлежал жених, привлекла из любопытства, тем более, что происходила в сентябре, в глухое время петербургского сезона.

На разосланные приглашения как со стороны графа Белавина, так и со стороны Ольги Ивановны Зуевой, откликнулись все, кто видел графа хотя мельком в своей гостиной и кто знал покойного Тихона Захаровича.

Роскошные туалеты дам, блестящие гвардейские мундиры, изящные фраки золотой петербургской молодежи и сановных лиц, украшенные звездами, все это, освещенное зажженными люстрами, представляло грандиозную картину.

Невеста, сияющая молодостью и красотою, в серебристом белом платье, с флер-д'оранжем на голове и груди, с великолепными солитерами в ушах, единственной надетой на ней драгоценностью, но драгоценностью, стоящей целого состояния, произвела на всех неотразимое впечатление.

Жених красавец-граф также, как и его будущая подруга жизни, с несколько взволнованным, побледневшим лицом представлял достойную ей пару.

Шепот восторга присутствующих сопровождал их шествие к поставленному среди церкви аналою.

По окончании венчанья все блестящее общество перешло в великолепные залы этого бывшего канцлерского дома, где ливрейные лакеи разносили шампанское, фрукты и конфекты.

Началось поздравление молодых и пожелания им счастливой жизни.

Эти пожелания и поздравления были в данном случае в большинстве искренними, так как «дивная парочка», как выразился один из присутствующих сановников, действительно привлекала к себе сердца. Конкордия Васильевна, казалось, была создана для того, чтобы жить в лучах счастья, и нагнать тень на это прелестное личико было бы преступлением, решиться на которое мог только очень испорченный человек.

Не таким казался граф, хотя его прошлое — это знали все — не было безукоризнено. Но кто не отдавал дань юности? Кто не был в молодых годах мотыльком, летящим на яркое пламя доступной женщины?

Граф Белавин не выглядел опалившим себе крылья.

Его восторженный взгляд, покоившийся на молодой жене, красноречиво говорил о любви — какая это была любовь, немногие задавались таким вопросом.

Они видели взаимность чувств и на этом строили предположение о будущем счастье молодых супругов.

Его им они искренно желали.

«Государственный старец», приветствуя молодых, сказал несколько слов о том, что брак есть граница между двумя странами — страной юношеских увлечений, и страной — семейных добродетелей и поздравил графа с переездом через эту границу.

Его дебелая супруга, чересчур обнажившая свои увядающие прелести, не утерпела и довольно громко и ядовито заметила:

— «Врачу, исцелися сам».

Из церкви молодые уехали к себе, в сопровождении немногих лиц, чтобы переодеться, и в тот же вечер курьерский поезд варшавской железной дороги мчал их за границу.

Молодой супруг вез свою молодую жену в Италию, страну, как бы созданную для влюбленных и воспетую в этом смысле поэтами всех времен и народов.

Граф окружил свою жену такою ласковою заботливостью, таким вниманием влюбленного, что она вполне оценила ту взаимную любовь, которая усугубляет прелести этой волшебной страны.

Впрочем, открывшийся этой девушке-ребенку новый горизонт вначале омрачился тучами, которые, впрочем, скоро рассеялись.

Молодые приехали в Геную, и в этом-то городе Конкордия Васильевна в одно прекрасное утро проснулась женщиной.

Ей показалось, что само солнце, которое огненным снопом своих лучей врывалось в ее комнату, есть светило вероломства и лжи.

В ее душе появилось вдруг ужасное отвращение к действительности. Иллюзии, которыми она жила, были разбиты.

Краска стыда невольно заливала ее щеки, и она негодовала на себя за то, что попалась, как казалось ей, в расставленные ей гнусные тенета.

Она чувствовала себя опутанной ими и билась как птичка.

О если бы она могла, как бы сильно она возненавидела человека, который так рано и так жестоко уничтожил ее мечты и грезы.

Он был тут же, около нее, и, казалось ей, смотрел на нее с торжеством победителя.

Победителей не судят.

Она любила своего победителя и простила ему.

Тучи рассеялись, но воспоминание о них осталось в ее душе. Она любила и покорилась своей участи, только покорилась.

Несмотря на пресыщение любовью в банальном значении этого слова, и, может быть, именно вследствие этого пресыщения, близость очаровательной жены-ребенка, чувство собственности над ней, мутило ум графа — он думал лишь о себе, не понимая, что эгоизм в деле любви наказывается отсутствием восторга взаимного наслаждения, восторга, который делает обладание женщиной действительным апофеозом любви.

Единственное первенство женщины, за которое должны стоять все мужчины, это первенство в наслаждении, первенство в любви.

Если женщина в ней только подчиняется, то теряет всю свою прелесть. К сожалению, немногие мужчины понимают это.

Это причина большинства несчастных браков и связей.

Молодая графиня, повторяем, подчинилась тому, чему не смела не подчиниться. Она примирилась с мыслью, что то, что с ней случилось вначале, будет случаться до конца.

О святая простота честной женщины, которая думает, что, отдаваясь, она исполняет свои обязанности… и только!

Сколько в этом жизненной трагедии!

Как гнусно это подчинение чувственности без чувства!

Честная женщина верит, что это называется браком.

Какая профанация таинства!

Граф повез свою жену из Генуи в Венецию, из Венеции в Неаполь.

В течение месяца он был в каком-то очаровании страсти, он расточал ласки своей молодой жене, не замечая, что ответные ласки этой женщины-ребенка были ласками рабыни.

Театры, концерты, музеи, великолепные картины природы, удобство путешествия, комфорт отелей, маленькие подарки сюрпризом, в Турине — фарфор, в Генуе — филигранные вещи, в Неаполе — жемчуг и кораллы, в Венеции — бриллианты — все было к услугам молодой женщины, чтобы медовый месяц показался ей фантасмагорией.

Он не дал ей только одного — жизни женщины.

Рабски отдающаяся молодая жена представляла для него лишь лакомое блюдо, которое он смаковал с восторгом гастронома, но которое вскоре приелось ему.

Уже во Флоренции он почувствовал некоторого рода пресыщение.

Всегда кроткая, покорная, безответная, всецело принадлежащая ему, его жена начала казаться ему слишком однообразною.

Его порой выводило из себя одно и то же выражение нежности в ее голубых, прекрасных глазах.

Он чувствовал себя полновластным господином этого прелестного существа, возбуждавшего всеобщий восторг даже в стране красивых женщин — в Италии, и это самое чувство безграничной собственности не только не уменьшало достоинства вещи — она была именно его вещью — но почти сводило их к нулю.

К концу третьей недели он не выдержал.

Его обуяла скука по Петербургу.

VI. Первая жизненная грязь

Если бы граф Белавин был психолог, он обвинил бы себя в непостоянстве.

Но он не был им.

А потому ему казалось, что виновата во всем окружающая обстановка. Он находил Италию утомительной. Ее статуи, ее картины, ее монументы, даже ее небо — все, казалось, наводило на него скуку.

Он внезапно, без приготовлений объявил, что на другой день они едут в Россию.

В это время они уже вторично были в Риме.

— Я готова! — улыбнулась нежно Конкордия Васильевна, и положила свои руки на плечи мужа, протянула свои губки для поцелуя.

На другой день они действительно уехали.

Квартира на Литейной была уже давно готова.

Великолепно отделанная и меблированная, за порядком в которой присматривала Ольга Ивановна Зуева, квартира не носила на себе отпечатка нежилого помещения и приняла в свои гостеприимные объятия молодых супругов.

На дворе стоял конец декабря — полный разгар сезона.

После нескольких дней отдыха они сделали визиты.

Вокруг молодых супругов тотчас образовалось кольцо светских франтов, молодых, старых и не имеющих возраста, живущих состоянием прошлого, в кредит, в проблематической надежде на состояние будущего, в форме приданого или наследства.

Они закружились вокруг молодой, очаровательной графини Конкордии, как мотыльки у огня. Комплименты, букеты, всевозможные маленькие услуги — все было пущено в ход этими паразитами чужого счастья, чтобы похитить у новобрачного его жену, это признанное петербургским светом чудо красоты.