Жорж Санд - Мельхиор Страница 7

Грот-мачта-шкот заскрипел от резкого и сухого порыва ветра.

Капитан выскочил на палубу с рупором в руке.

— К снастям, к снастям! Пассажиры — в кормовую каюту! Мельхиор, следите за штормовой бизанью!

Мельхиор поднял Женни на руки, отнес ее на верхнюю палубу и занял свой пост: привычка к пассивному повиновению была настолько сильна, что она еще заглушала голос страсти.

Ночь была тревожная, море бурливое и неспокойное.

Однако под утро ветер стих; небо уже очистилось от облаков, когда солнце, ясное и палящее, поднялось из-за утеса Святой Елены. Утренний ветерок доносил слабый аромат герани.

Только двое, Мельхиор и Женни, почти равнодушно проплывали мимо этого острова, еще окруженного ореолом царственного величия.

Голубизна неба была так ослепительна, что от нее уставали глаза. Лишь небольшая дымка затуманивала прозрачный горизонт.

Мельхиор утверждал, что погода предвещает шквал; старые матросы не соглашались с ним; пассажиры забеспокоились. Мельхиор с жестокой радостью настаивал ни своем зловещем предсказании. Никогда больше не увидеть земли, мечтал он, умереть, держа Женни в объятиях, — вот отныне единственное возможное для него счастье! И он призывал яростный гнев стихий.

Вскоре утренняя свежесть перешла в нестихающий ветер; воздух стал колючим, и волны забурлили, покрываясь пеной. Стаи дельфинов, урча, проплывали под носом корабля, а буревестники в траурном оперении то и дело опускались на кильватерную струю.

Мало-помалу волны почернели; ветер с запада усилился, и эта часть неба как-то сразу покрылась легкими беловатыми тучками. Они быстро росли, сгущались и принимали блеклые, мрачные, мертвенные оттенки. Сперва они мчались по небу, не растворяясь; потом таяли, развеянные ветром. Но под конец образовалась туча, более стойкая и густая, чем другие. Она незаметно дотянулась до корабля и нависла над ним, хотя основание ее не сдвинулось с места.

Вскоре она заволокла все небо, и таившаяся в ней буря прорвалась с грохотом, похожим на хлопанье бича.

Под ударами ее гибельных крыльев судно касалось волн концами длинных рей. Пришлось спускать марсели и крепить паруса.

Огромные черные птицы с зловещими криками кидались на палубу, окружая команду. Порою косой луч солнца пробивался сквозь разрыв в огромной туче; но его бледный и холодный свет еще усиливал леденящий ужас этой картины.

Среди помрачневшего и удрученного экипажа один Мельхиор снова обрел свою жизнерадостную беспечность, свою энергичную живость. Он один приближался к исполнению заветного желания, единственного, которое еще могло сбыться.

Женни была подавлена. В пятнадцать лет не так-то легко безропотно отказаться от зарождающейся любви, от восходящего счастья.

Наступила ночь, но ветры не стихали; море бушевало все сильнее.

Среди мрака волны светились тысячью фосфорических искр, и судно качалось на огненном море. Ударяясь в него, громады валов рассыпались снопами огней.

Мельхиор покинул свой пост в момент самой сильной опасности. Товарищи подумали, что его смыла одна из волн, которые ежеминутно бешено перекатывались по палубе.

Он прошел в салон, где укрылись пассажиры. Они не могли устоять на ногах и валялись как попало на полу, прислонившись к круговому дивану, прикрепленному к. стенам. Одних терзала морская болезнь, другие оцепенели от страха. Они уже исчерпали весь запас жалоб и воплей и хранили горестное и мрачное молчание.

Набоб так изнемог от усталости, что перестал ощущать страх и впал в какое-то бессмысленное отупение. Он погружался в забытье в промежутках между страшными толчками, когда боковая качка яростно подбрасывала корабль и каждый удар казался последним. Женни стояла перед отцом на коленях, бледная, окутанная длинными распущенными волосами, и призывала богоматерь. Никогда Мельхиор не видел ее такой прекрасной.

Он положил свою холодную руку на плечо девушки; она вздрогнула и с силой ухватилась за него.

— Вы пришли умереть вместе с нами? — прошептала она.

Мельхиор ничего не ответил и привлек ее к себе.

Женни машинально позволила ему увести себя в одну из кают, двери которых выходили в салон. То была каюта Мельхиора. Он затворил дверь.

— Зачем вы привели меня сюда? — спросила Женни, словно пробуждаясь от сна. — Мое место возле отца. Идем к нему, Мельхиор, пусть он нас благословит, и умрем все вместе.

— После, Женни, — отвечал Мельхиор спокойным тоном. — Пройдет еще час, пока это прекрасное судно разобьется. Один час! Слышите, Женни, это все, что нам осталось.

— Но мне нельзя быть здесь, — встревожилась Женни: теперь ее беспокоило совсем другое. — Что обо мне подумают?

— В эту минуту никому нет дела до вас, Женни, даже вашему отцу. Один я помню, что мне предстоит потерять две жизни. Слушайте, Женни, если бы мы были оба свободны и стояли сейчас перед священником, вы отдали бы мне вашу руку?

— И руку и сердце, все, все, — отвечала она.

— Так вот, священника здесь нет, но мы стоим перед господом богом. Пусть он будет мне свидетелем, что я люблю вас всеми силами человеческой души. Разве это не торжественная и священная клятва?

— Мне ее достаточно, чтобы умереть счастливой, — сказала Женни, обвив руками шею моряка.

— А тогда, — воскликнул он в порыве страсти, походившем на ярость, — будь же моею на земле; кто знает, заслужил ли я небо, как ты? Ты же не захочешь расстаться со мной навеки, не став мне женой, правда, Женин? Если провидение отказывается подарить мне хотя бы один день настоящей жизни, ты ведь не согласишься стать его сообщницей? Иди ко мне! В эту великую минуту ты выше бога, карающего меня; ты вырываешь у него жертву, ты уничтожаешь действие его гнева. Приди ко мне и не бойся смерти, я тоже не буду сожалеть о жизни.

Он стоял перед ней на коленях, орошая ее грудь жгучими слезами.

— О Мельхиор, — в смятении молила Женни, — послушайте, как трещит корабль; не будем гневить небо в такую минуту.

— Небо — это ты! — сказал Мельхиор. — Разве есть иной бог, кроме тебя, моя Женни? Не отталкивай меня, если не хочешь, чтобы смерть была для меня проклятием… О, поспешим! Ты слышишь, какая волна обрушилась над нашими головами? А вот еще одна, словно пушечный залп. О небесное блаженство! Женни, моя Женни, тебе остается одно мгновение, чтобы доказать мне твою любовь. Ты не откажешь мне!..

VII

Тем временем корабль, измотанный качкой, валился то на один бок, то на другой и, казалось, в томительной агонии ждал своего разрушения.

Но, против всякого ожидания, он устоял; ветер утих, море постепенно успокоилось.

Под утро сквозь рокот волн послышались человеческие голоса — Жама Локриста, тревожно звавшего дочь, и капитана, который кричал в нактоуз:

— Эй вы, внизу! Мельхиор! Молебен, что ли, служить, чтобы вытащить вас наверх?

Воспользовавшись суматохой, которая все еще царила на корабле, влюбленные разошлись, никем не замеченные.

Женни спрятала пылающее лицо на груди отца, а Мельхиор, поднявшись на палубу, с ужасом увидел, что опасность миновала и все благодарят кто бога, кто святую деву, кто сатану, в зависимости от своих личных склонностей и убеждений.

Весь этот день Мельхиор был бледен, подавлен, рассеян; его глаза больше не встречались с глазами Женни, а когда она решилась осведомиться о его здоровье, он ответил с растерянным видом, что его страшно одолевает сон.

До самого вечера команда была слишком занята починкой судна, чтобы обратить внимание на озабоченность Мельхиора; но вечером, за ужином, товарищи заметили, что он безуспешно старается напиться и что, выпив изрядное количество рому, он загрустил еще сильнее. Капитан, который его любил, отложил на завтра выговор за его ночную отлучку.

Луна еще не взошла, когда Мельхиор спустился на руслени. Через минуту Женни была возле него: он незаметно поманил ее, выходя из кают-компании.

— Женни, — сказал он, заставив ее сесть к нему на колени, — ты не жалеешь, что сделала меня счастливым? Не стыдишься быть моей женой?

Женни отвечала ему только слезами и ласками.

— Ты ведь веришь в будущую жизнь, правда, моя любимая? — спросил Мельхиор.

— Верю, особенно с тех пор, как люблю тебя, — отвечала она.

— Прошлой ночью, во время урагана, — продолжал. Мельхиор, — я видел, как два огонька метались на верхушках мачт; они как будто тянулись один к другому, разбегались, манили друг друга, потом слились и исчезли. Не думаешь ли ты, Женни, что то были две души?

С этими словами Мельхиор выпрямился на скамейке, не выпуская Женни из объятий. Это движение испугало ее, она вцепилась в его одежду.

— Не беспокойся, — сказал он, — ничто нас не разлучит; ты никогда не будешь принадлежать никому, кроме меня, и я никогда не потеряю твою любовь.

И Мельхиор бросился с нею в море.