Жаклин Монсиньи - Флорис. Любовь на берегах Миссисипи Страница 72

— Если вы, мисси судья, начать говолить мой афликанский язык… вы говолить еще хуже, и вся делевня смеяться над вами!

Конец фразы Жанно потонул в хохоте зрителей.

— Прекратить! Тишина! Молчать!

— Иначе я прикажу очистить площадь! — пригрозил первый судья.

Словно по мановению волшебной палочки воцарилась тишина.

— Сейчас мы вынесем приговор!

— Принимая во внимание, что негр Жанно не имеет при себе бумаг, удостоверяющих его освобождение… а также принимая во внимание, что ни один владелец не представил документов, свидетельствующих о том, что этот негр принадлежит ему… чрезвычайный трибунал, желая проявить милосердие и снисхождение, соглашается отдать негра Жанно в качестве раба и помощника городскому палачу, который предложил за него сумму в сто восемьдесят бумажных пиастров…

Чрезвычайный трибунал не мог упустить столь выгодное дельце. Негр, которого можно было продать, всегда вызывал у него повышенный интерес, а уж тем более, если этот негр даже никого не убил.

Жанно хрипло взвыл.

— Мисси судьи… Жанно не быть палач… Господь Бог не велеть… не холошо… Нет, мисси судьи… не делать этого. Моя умолять мисси судей…

Однако судьи не слушали его протестов. В толпе произошло движение. Завидев высокого мускулистого человека, люди в ужасе расступались; женщины быстро крестились. Это был палач из Нового Орлеана, прибывший в Батон Руж по специальному приказу губернатора. Палач медленно поднялся на помост. Ощупав мускулы Жанно, он удовлетворенно кивнул. Этот негр на удивление прочно сложен, он наверняка сумеет крепко держать приговоренных.

— Благодарю вашу честь, раб совершенно здоров и очень мне пригодится!

При этих словах палача из глотки Жанно вырвался дикий вопль:

— Нет… нет, никогда Жанно не стать палач! Господь милостивый, помогать бедный негл! Уклепить его мужество!

И прежде чем солдаты успели опомниться, Жанно выхватил из-за пояса стоявшего в первом ряду трапперав топор и с диким видом занес его над столом, за которым сидели судьи.

— А-а-а-а! — в ужасе завопили чиновники, хватаясь за головы и теряя парики.

Со свистом рассекая воздух, топор обрушился на запястье левой руки Жанно. Из культи фонтаном забила кровь, заливая зрителей и судей. На столе осталась лежать кисть руки со скрюченными пальцами и железным браслетом от кандалов.

— Жанно, нет, нет! — завопила в толпе какая-то женщина.

От этого крика негр вздрогнул, обернулся, но силы оставили его, и он, потеряв сознание, рухнул на помост.

— Он изуродовал себя!

— Негр сам отсек себе кисть!

— Отец наш небесный, вот это выдержка!

— Он не хотел быть палачом!

— О! Боюсь, что это плохое предзнаменование!

Отовсюду раздавались крики, зрители взволнованно обсуждали случившееся. На помост взобрался хирург со своим чемоданчиком. Палач опустился на колени перед негром, отказавшимся быть его подручным: теперь уже никто в мире не мог заставить Жанно пойти в услужение к палачу. Чтобы связать или повесить человека, надо иметь две руки!

— Быстро, горящие уголья! — приказал хирург.

Необходимо было срочно прижечь рану, чтобы остановить кровотечение. Зрители энергично работали локтями: всем хотелось стать поближе к помосту. Женщины нервно вскрикивали. По приказу главного судьи солдаты оттеснили беснующуюся толпу. Внезапно из нее раздался уверенный мужской голос:

— СВОБОДУ РАБУ! Дайте ему свободу!

Тотчас же сотни глоток хором подхватили этот крик.

— СВОБОДУ! СВОБОДУ НЕГРУ! СВОБОДУ!

Судьи попытались улизнуть, но толпа была слишком плотной. Она уже теснила солдат. Еще минута — и начнется мятеж. Окно в доме бургомистра с треском распахнулось, и показался губернатор. Все головы в едином порыве повернулись в его сторону. Господин де Водрей примиряюще взмахнул рукой.

— Если этот человек останется жив после своей раны, мы объявляем его свободным… и, дабы специально отметить его мужество, мы жалуем ему звание старшего надсмотрщика на плантациях.

— Ур-ра! Да здравствует губернатор! — закричали со всех сторон.

— Эй, давайте, забирайте его… забирайте вашего негра, он свободен!

Первый судья в ярости собирал запятнанные кровью бумаги. Его сотоварищи уже направились к дому бургомистра. Успокоившийся народ почтительно расступался перед ними. Внезапно вновь прогремел тот же мужской голос:

— Бумаги… подпишите вольную.

Напрасно главный судья пытался найти зачинщика: перед ним мелькали только лица крестьян, трапперов, солдат или дворян из эскорта губернатора.

— Да… да, бумаги! Бумаги! — вторили две крестьянки, видимо, сообразив, что невидимый защитник бывшего раба был совершенно прав.

Если сейчас судьи уйдут, не подписав документа, удостоверяющего свободу негра, он по-прежнему будет числиться беглым рабом.

— Держите… вот… вот ваша вольная! — возопил главный судья, наспех расписываясь на документе.

Жанно пришел в себя. Какой-то крестьянке удалось пробраться к нему; опустившись на колени, она поддерживала ему голову, в то время как двое крепких молодых людей прочно держали его за руки и за ноги.

— Стисни зубы, мальчик мой! — добродушно произнес доктор, заталкивая между зубов Жанно кусок тряпки.

Казалось, негр не слышал его. Он с восхищением смотрел на склонившуюся над ним крестьянку. Черты лица его, сведенного судорогой, озарились радостной улыбкой.

— Ma… ма… ле… ка… при…

— Tсcc… тебе нельзя утомляться!..

Крестьянка рукой закрыла рабу рот. Хирург поднес к культе раскаленное железо.

— А-а-а-а-а!

Жанно скорчился от боли. В воздухе запахло горелым мясом.

— Давайте, проходите… проходите… нечего здесь смотреть… спектакль окончен!

Солдаты отталкивали напиравшую толпу. Первыми стали расходиться женщины. Настала пора готовить суп. Разбредаясь по домам, люди продолжали живо обсуждать случившиеся события. В Батон Руже не привыкли к таким потрясениям. Разбегавшиеся во все стороны дети уже играли в отсечение руки. Губернаторская свита устремилась к дому бургомистра.

Хирург собирал свои инструменты, корпию и повязки. Кровь была остановлена.

Несколько трапперов соорудили носилки. На них положили все еще не пришедшего в сознание Жанно.

— Мы отнесем этого парня к себе в дом и будем за ним ухаживать! — заявил какой-то акадиец, вежливо приподнимая шляпу. Это был мускулистый молодой человек со светлыми волосами; его голубые глаза честно и открыто смотрели на собеседников. Солдаты одобрительно закивали. Они были рады избавиться от столь обременительной обузы, которую являл собой для них этот негр.

Акадиец тщательно свернул бумаги Жанно и спрятал их в карман своего кафтана. Затем он взялся за один конец носилок. Его приятель, высоченный, но чуточку сутулый молодец взялся за другой. Две женщины в белых чепцах, старательно кутаясь в большие шали и опустив глаза, последовали за ними.

Две пары акадийцев медленно шли через опустевшую площадь. Все разошлись по домам, на посту оставался только Жорж-Альбер. Нахлобучив поглубже треуголку, обезьянка последовала за ними.

В кабинете бургомистра маркиз де Водрей дал волю своему гневу. Шестеро проштрафившихся судей получили изрядный нагоняй.

— Что это за безобразие, господа! Как вы могли допустить такое сборище! Черт побери, я просил вас примерно наказать виновных, а не давать повода для мятежа!.. Кому только в голову пришло продать этого негра палачу! Надо же быть такими безмозглыми! Если бы не я, мы бы с вами уже имели бунт… И это сейчас, когда мы должны обращаться с народом так же осторожно, как с бочкой с порохом… Ведь я вас предупреждал… Железная рука в бархатной перчатке! Вы представляете, что начнется, когда жители Луизианы узнают о решении короля?

Пророкотав последние слова, господин де Водрей отдернул кисейную занавеску, дабы взглянуть на площадь Батон Ружа.

Четверо акадийских крестьян уносили носилки с изувеченным негром; они направлялись в сторону Миссисипи. Прищурившись, губернатор замер в полном недоумении. Несколько секунд он внимательно изучал фигуру высокого акадийца и шедшей рядом с ним женщины. Губернатор медленно отер внезапно вспотевший лоб.

— Эта женщина… этот мужчина…

Внезапно маркиз Риго Кавеньоль де Водрей звучно выругался.

— Дьявол меня забери, это же ОНИ!

Подобный вывод губернатор сделал, заметив обезьянку, быстро перебегавшую от дома к дому. Зверек явно следовал за уходящей четверкой. Под изумленными взорами судей де Водрей бросился на балкон, чтобы призвать на помощь своих гвардейцев. Он уже поднял руку, но тут раздался пронзительный крик.

— Ваше превосходительство, корабль! Вверх по течению Миссисипи движется корабль!