Тереза Крейн - Райский уголок Страница 8

Он любил Брекон Холл, втиснутый в живописную излучину реки на границе Суффолка и Норфолка и так обожаемый сэром Джеймсом и леди Фионой — особенно леди Фионой, дерзко подумал он. Хьюго предвкушал возможность возобновить старые знакомства и завести многочисленные новые. В этом плаке многое обещал крикетный матч. Он надеялся, что прекрасные болельщицы воодушевят его на спортивные подвиги. Он вел машину быстро и умело; встречный ветер свистел в ушах, прямые, соломенного цвета волосы хлестали его по лицу, шелковый галстук в полоску развевался как флаг.

Два часа спустя, ровно в девять тридцать, автомобиль зеленого цвета свернул на широкую подъездную дорогу, промчатся сквозь завесу солнечных лучей, пробивающихся сквозь кроны деревьев и, подняв облако пыли, остановился у парадного крыльца Брекон Холла.

Паркс, дворецкий Пейджетов, приветствовал его в зале; молодой камердинер Дэвис, обычно прислуживавший ему во время визитов в Холл, с радостной улыбкой отправился разгружать багаж, состоящий в основном из обуви и крикетных бит.

— Я подготовлю все обмундирование, сэр. Самый подходящий день для игры!

— Действительно, Дэвис, денек превосходный. Где вас можно найти в случае надобности?

— Комната номер пять, сэр. Сразу за вашей. — Молодой человек улыбнулся. — Не думаю, что вам будет сложно меня вызвать.

— Где все остальные, Паркс?

— В столовой, мистер Феялафилд. Вся семья и гости наверху с самого утра. Вы завтракали?

Хьюго очаровательно улыбнулся:

— Завтракал. Но, кажется, это было три дня назад. Я голоден как черт знает кто.

— Я накрою прибор для вас, сэр.

Паркс всегда питал привязанность к младшему сыну Феллафилдов. Но его теплые чувства никоим образом не распространялись на старшего брата.

Направившись к лестнице, Хьюго привычно обогнул высокую стойку перил и быстро зашагал вверх по ступенькам, перешагивая сразу через две. На полпути он обернулся;

— Я в своей комнате, как обычно?

— Да, сэр. В Голубой комнате.

— Хорошо. Я быстренько умоюсь, почищусь и буду… о, простите!

Поднимаясь по лестнице, Хьюго смотрел назад, на Паркса, и поэтому столкнулся с девушкой, идущей вниз. Что это… Мечта? Галлюцинация? Сказочное видение в подчеркивающей стройность фигуры светлой шелковой пижаме, длинноногое, с тонкой талией и изумительными глазами, красивее которых он никогда не видел. Он застыл с идиотски разинутым ртом.

— Все в порядке. — Рейчел грациозно проскользнула мимо Хьюго, послав ему одну из своих самых очаровательных улыбок, спустилась по ступенькам и не спеша пересекла просторный зал своей слегка покачивающейся походкой, прекрасно сознавая, что удивленные глаза молодого человека устремлены на нее.

Нагруженный сумками, коробками с обувью и крикетными битами Дэвис перехватил взгляд младшего Феллафилда и подмигнул ему из-за спины Паркса. Хьюго сложил губы трубочкой, бесшумно изобразив свист восхищения. Затем помчался наверх, прыгая через две ступеньки и улыбаясь про себя. Перспективы уик-энда были явно неплохими.

День ежегодного крикетного матча выдался замечательный, что было неоценимым подарком для этой части страны, где погода даже летом не всегда благоприятствует такого рода затеям. Это было важнейшее событие как для Холла, так и для деревни. Празднество предвкушалось, планировалось и обсуждалось в течение всего предшествующего года. Местная газетенка «Синица в руках» рассуждала о крикетных мячах, равном счете, ошибках и рытвинах, о стратегических тонкостях, верном глазе и прямой бите. В этом году добавилось отступничество Гидеона Беста. В скромной передней комнатке коттеджа миссис Парсонс, в которой стояла новенькая швейная машина, единственная на всю деревню, ничему не уделялось столько внимания, как обсуждению подробностей прошлых матчей.

Эти разговоры, растягиваясь иногда на целый день, текли так неторопливо и с таким количеством подробностей, что для постороннего и незаинтересованного слушателя не было никакой возможности разобраться, в каком году состоялась игра и кто выиграл. Конечно, обсуждались и другие, гораздо более важные темы, и принимались важные решения: надеть голубую юбку или зеленую, маргаритки или розы нацепить на широкополую соломенную шляпу, распустить волосы или зачесать вверх, и, наконец — что Бетти Сандхэм выглядит натуральной шлюхой с этой своей ярко-красной помадой, которую завела себе. Что об этом думает ее мать, разрешила она ей или нет? Может быть, и разрешила; если это так, то не от большого ума. В этом местечке, все еще патриархальном и почти нетронутом новыми веяниями, которые уже чувствовались в городе, Бетти Сандхэм была единственной девушкой, которая хоть немного сумела высвободиться из-под родительской опеки. Глубокомысленно покивав головами, все согласились, что это добром не кончится.

Среди девушек, которые толпились в ожидании своей очереди воспользоваться драгоценной машинкой, тема предстоящей игры была далеко не главной — ей и без того скоро предстояло оказаться в центре внимания… Куда более важным событием предстояло стать вечерним танцам в честь крикетного матча. Целые месяцы напролет они строили и меняли планы, шили и без конца переделывали платья; на модели, избранные своими конкурентками смотрели или с хорошо замаскированным удовлетворением, или с еще лучше замаскированной завистью. Правда, все эти наряды по сравнению с моделями, выставленными в витрине универмага «Одеон» в Диссе, выглядели старомодными.

Именно танцы были важнейшим общественным событием года. В этот вечер девушка могла блистать и привлекать взгляды и внимание своего, или, как неоднократно бывало, чьего-либо еще деревенского ухажера. В эту ночь в Брекон Нарва действительно царила атмосфера очарования и романтики; ночные мечты могли обернуться явью — почему бы и нет? В эти теплые июньские ночи начиналось множество романов; молодые парочки удалялись от ярко освещенного амбара, где собственно и проходили танцы, чтобы прогуляться по полям до самого леса. Немало скоропалительных деревенских свадеб, где гости, тайком шушукаясь и пряча улыбки, считали по пальцам дни, оказывались прямым следствием празднеств в честь крикета.

Вот почему были переполнены возбуждением деревенские рукодельницы. В маленькой комнатке царила предпраздничная суета: мелькали ножницы, на каждом стуле.

На столе и даже на полу были разбросаны нитки и яркие куски ткани, стоял неумолчный щебет и шушуканье, то и дело прерываемые взрывами хохота. А тем временем в повязанных платочками головках с накрученными — бигуди зрели боевые планы и разрабатывались диспозиции в простодушной надежде на победу.

Рейчел, напротив, почти не задумывалась над тем, что одеть на праздник. Она знала, что Фиона пригласила известный лондонский танцевальный оркестр, тот, что она сама ей порекомендовала, но настроение у нее было далеко не праздничным. По правде говоря, она уже раскаивалась в том, что приняла приглашение Фионы провести у нее этот уик-энд. Рейчел могла честно признаться себе, но не кому либо еще, что приехала потому, что знала о визите Тоби в Брекон Холл. Ее подвел добрый старый идиотизм. Как обычно, общение с Тоби привело Рейчел в еще более желчное, чем обычно, состояние, а новость о его женитьбе оказалась для нее неожиданно сильным ударом, более жестоким, чем она готова была вынести.

В раздражении она бродила по дому, не в состоянии сосредоточиться на чем-либо. Даже книги об исламском искусстве, которые она обнаружила в библиотеке, не смогли отвлечь ее внимание более чем на полчаса. Никак не исчезали подозрения, что между Фионой и Тоби что-то продолжается. И уж совсем невыносим был сочувственный взгляд Фионы, который она иногда замечала на себе. О, этот проклятый, отвратительный Тоби Смит! Всю ее жизнь он был рядом, и с тех пор, как Рейчел помнила себя, она жаждала его с неистовством, граничащим с одержимостью. Ни попытки отвлечься, ни усилия над собой не помогали ослабить боль, которую ей доставляло его равнодушие. Тоби-красавец. Тоби-умница. Тоби-бессердечное животное. В детстве от одного только присутствия Тоби она становилась еще более озорной и проказливой, чем обычно.

Его жизнь долгое время была нерасторжимо связана с ее жизнью. Рейчел никогда ни в чем не упрекала его, однако и доверять ему она не могла. Она часто думала, способен ли он быть искренним хоть в чем-нибудь. Несомненно очаровательный, иногда нежно любящий, но всегда настороже, с душой, закрытой для всяких проявлений глубоких чувств к кому бы то ни было. За исключением Филиппы. Для Рейчел это было еще одной загадкой.

Такой же загадкой было его родство с Салли, матерью Флип — женщиной, которая его нашла, вскормила, заботилась о нем, А затем, по крайней мере, с точки зрения Тоби — и Рейчел знала об этом, — покинула его, чтобы уехать в Бельгию и выйти замуж за отца Флип. Рейчел частенько становилась свидетелем их встреч, видела его прикрытое улыбкой и безжалостное равнодушие, чувствовала ее обиду. Когда она вышла замуж за Эдди Брауна, Тоби подарил молодоженам самый великолепный персидский ковер, который Рейчел когда-либо видела, а спустя некоторое время нашел предлог, чтобы перестать встречаться с ней.